– И кого же ты наследником выбрал? – Дашка всем своим видом демонстрировала полное неприятие этой идеи.
– Ты, сестренка, отпадаешь сразу. Хотя, если учитывать только врожденные способности, могла быть главным претендентом. Но увы! Разошлись наши дорожки… Кому-то порхать, а кому-то землю грызть. Дружок твой, – Дарий перевел взгляд на Синякова, – в принципе тоже подходит. Единственный его недостаток – годы. В таком возрасте сложно жизнь сначала начинать. Да и не отдашь ты его, наверное…
– Не отдам, – подтвердила Дашка, картинно обняв Синякова.
– Тогда остается один-единственный кандидат. Как ты, боец, смотришь на такое предложение? – обратился Дарий к сидевшему чуть на отшибе Димке.
– Не знаю даже. – Тот по привычке собрался уже было вскочить, но потом, видимо, решил, что с лежащим командиром можно разговаривать и сидя.
– Тягу к тайным знаниям ощущаешь?
– Никак нет.
– Не страшно. Натура у тебя подходящая. Задатки есть. Я их сразу заметил. Что еще нужно? Только твоя добрая воля. Колдунами по принуждению не становятся.
– Я, честно сказать, свою дальнейшую жизнь как-то иначе представлял. – Димка оттянул ворот гимнастерки, словно ему вдруг стало душно.
– Дело хозяйское… Только ты о других подумай. Бесы до темноты перекантуются, а в полночь снова полезут. Кто их остановит? Мамзель наша к тому времени уже смоется. Да и не женское это дело. Ротный – мужик неплохой, однако в магии – как валенок. Есть, правда, способные ребята в других подразделениях, но пока их еще разыщут… Впрочем, после моей смерти никто вас здесь удержать не сможет. Заклятие сойдет на нет. Можете разбегаться на все четыре стороны. Кто-то, возможно, до срединного мира доберется. И даже поживет там немного в свое удовольствие, пока бесы окончательно власть над людьми не захватят. Вот и решай, как быть. Все сейчас от тебя зависит.
– Как решать, если у меня выбора нет? – Димка не поднимал глаз. – Хорошо, я постараюсь…
– Что значит – постараюсь? Я ведь не гальюн тебя посылаю чистить, а мир спасать.
– Будет сделано! – Димка встал, вытянув руки по швам. Проделано это было не с рекрутским испугом и не с ефрейторским подобострастием, а с неподдельным достоинством старослужащего, хорошо знающего свою истинную цену.
– Вот это другое дело. – Впервые в голосе Дария прозвучало что-то похожее на удовлетворение. – Теперь пусть нас наедине оставят. Разговор предстоит сугубо доверительный… А ротный пусть немного подождет…
Ротный прибыл спустя четверть часа да еще и не один, а в сопровождении Додика, чья коляска, как выяснилось, по проходимости и маневренности мало в чем уступала танкетке.
Синяков, как мог, объяснил ротному причины, по которым раненый комбат не может немедленно принять его. Тот хоть и косился на незнакомца (напомним, что в момент их предыдущей встречи лицо Синякова было сплошь замотано бинтами), однако, паче чаяния, права качать не стал и отправился осматривать поле боя.
Воспользовавшись этим, Додик полностью завладел вниманием Синякова. Таким образом, встречу с Дашкой наедине пришлось отложить до лучших времен.
Новости у Додика были печальные. И Мишка, и Игорь погибли. Первый – от взрыва перегревшегося огнемета, а второй – от клыков маленького бесенка, каким-то чудом проникшего ему в штаны и присосавшегося к бедренной артерии, самому уязвимому (после сердца) элементу системы кровообращения. Пострадал даже изворотливый и удачливый Мансур. Один из крылатых бесов, ни с того ни с сего позарившийся на его пиратскую косынку, унес вместе с ней и скальп разжалованного прапорщика.
– Нам тоже похвалиться нечем, – сказал Синяков, выслушав рассказ Додика. – С комбатом плохо.
– Полагаешь, не протянет он долго?
– Похоже на то… – ответил Синяков, внимательно наблюдая за Дашкой, которая в каком-то странном танце порхала между кучами шлака и аглопорита.
– А кто вместо него планируется?
– Свято место пусто не бывает.
– Так то свято место. А у комбата место чертово. Охотников на него мало найдется… Ты сына-то хоть встретил?
– Встретил…
– А почему так невесело отвечаешь?
– Не хочет он из дисбата уходить. Решил держаться до победного конца.
– Игнорирует, значит, отцовскую волю?
– Если здраво рассуждать, то он прав. Взрослый уже. Пора своим умом жить. Не скажу, что ему здесь нравится, но, по крайней мере, труса он не празднует.
– Ну и слава богу. Можешь с чистой совестью возвращаться назад. Все, что мог, ты сделал.
– Пожалуй… Похоже, что тут вполне и без меня обойдутся.
– Я вот что от тебя хочу… – Додик вытащил из-под себя внушительных размеров пакет. – Когда будешь возвращаться, захвати с собой мое донесение. На три предыдущих я не получил ни ответа, ни привета. Что-то здесь, чую, нечисто.
– Кому передать?
– Лично Воеводе. Тут адрес написан.
– Ты бы еще написал: «Лично господу богу», – возмутился Синяков. – Совсем с ума спятил! Как я к этому Воеводе пробьюсь?
– Уж постарайся. На прием запишись. Связи старые восстанови. Мартынова помнишь? Он, говорят, большой шишкой в органах стал.
– Шишом он там стал, а не шишкой! – Для убедительности Синяков продемонстрировал Додику комбинацию из трех пальцев. – Мартынов меня не с Воеводой сведет, а с психиатром. Есть у них в конторе такие, которые диагноз «вялотекущая шизофрения» всем подряд ставят. А это, считай, лет пять в дурдоме гарантировано.
– Ты просто обязан выполнить мою просьбу! – Додик никогда не умел просить, и сейчас это опять получалось у него плохо. – Существует какой-то опасный заговор. Я в этом уверен. Все, что здесь происходит, явно инспирировано из нашего мира. Причем весьма влиятельными людьми. Они скрывают от Воеводы правду!
– Ну это уж как водится! – Синяков даже руками развел. – От царя-батюшки правду министры скрывали. От доброго барина – управляющий. От Сталина – Берия. И так далее.
– Пойми, иной силы, способной предотвратить надвигающуюся беду, просто нет. Я привел здесь, – он постучал пальцем по пакету, – весьма убедительные доводы. Сейчас я изложу их тебе в двух словах…
– Ну если только в двух…
Дашка, продолжавшая выделывать свои замысловатые па, вдруг прыгнула так высоко и грациозно, что, казалось, зависла на несколько секунд в воздухе. Ее поведение сначала показалось Синякову странным, и, лишь приглядевшись повнимательней, он понял, что это вовсе не ужимки расшалившейся девчонки, а скорбный танец, в древности, наверное, являвшийся частью погребального ритуала.
Додик тем временем пытался довести до сознания Синякова смысл своих умозаключений, изложенных в послании к Воеводе. Они, как всегда, были темны и запутаны.
