– Только «Cкорая помощь» утром.
– А если подумать хорошенько? Автокран заезжал?
– Зачем ему заезжать? Автокран у нас целую неделю стоял.
– Откуда он взялся?
– Поднимал что-то. И вроде бы сломался. Вот его и оставили. А сразу после праздников забрали.
– Номер автокрана вы, конечно, не помните?
– Ещё бы, столько времени прошло! Но это можно выяснить. На проходной ведётся журнал учёта въезда и выезда транспорта. В конце каждого года его сдают сюда, в архив.
Кондаков переглянулся с Цимбаларем, и тот небрежной походочкой вышел из кабинета. Допрос между тем продолжался:
– Свет на территории кладбища появлялся?
– На территории – нет.
Сторож запнулся всего на мгновение, но это не ускользнуло от внимания Кондакова.
– А где появлялся? – Он пристально уставился на сторожа.
– На хоздворе. В вагончике.
– Вас это не насторожило?
– Никак нет. Бывает, что по ночам ребята спешную халтуру делают. Или просто пьют в своей компании… Мы за хоздвор не отвечали. Там раньше свой сторож был, но потом сократили.
Вернулся Цимбаларь, неся в руках затрёпанный канцелярский журнал. За ним семенил растерянный директор.
– Взгляни-ка сюда. – Цимбаларь развернул журнал в том месте, где торчала закладка. – Пять листов улыбнулось! И как раз те, которые нам нужны. Причём вырвали так, что экспертизе делать нечего. Текст уже не восстановишь.
– С умом работали… Кто имеет доступ к архиву? – Кондаков окинул директора суровым взором.
– Все сотрудники конторы, – ответил тот, вытирая с лица обильную испарину. – Мы там гардероб временно оборудовали… Из-за недостатка площади…
– В том числе и вы? – уточнил Кондаков.
– Ну да… Только я туда не захожу! Спросите у кого угодно.
– Когда погиб ваш предшественник?
– Айрапетянц? Нынешней зимой… Или осенью… Нет, всё же зимой. Когда с ним прощались, в клубе новогодняя ёлка стояла.
– Убийцу нашли?
– Ещё нет… Но в прокуратуре сказали, что преступление, скорее всего, не связано с его профессиональной деятельностью.
– Ну-ну… – Саркастически усмехнувшись, Кондаков вернул журнал директору. – За сохранностью документов нужно следить в оба… А вам, Кузьма Аверьянович, советую впредь на посту не бражничать. Даже за компанию с начальником. Добром это не кончится, попомните моё слово.
Заглянув для порядка в пустую сторожку, где под колченогим столом дремала вислоухая дворняга, Цимбаларь сказал:
– Похоже, что всё это дельце обтяпал господин Айрапетянц, царство ему небесное. Автокран загодя пригнал, сторожа на себя отвлёк, а потом ещё и компрометирующие документы уничтожил… Надо бы его по спецучёту проверить.
– Он, наверное, и не такие операции проворачивал, – заметил Кондаков. – Недаром ведь его на Новый год семью граммами свинца одарили…
– Надо бы с гражданином Шляминым ещё разок побеседовать, – задумчиво произнёс Цимбаларь. – В свете, так сказать, открывшихся обстоятельств.
– Давай, пока мы ещё здесь, – согласился Кондаков. – И у меня к этому могильных дел мастеру вопросы появились…
Шлямина они обнаружили практически в чистом поле, где тот лопатой подравнивал могильные ямы, загодя отрытые экскаватором. Занятый любимым делом, он проглядел приближающихся оперативников.
От абсолютно невинных слов: «Бог в помощь!» – Шлямин резко вздрогнул и перехватил лопату на манер бердыша.
– К чему такие жесты? – усмехнулся Цимбаларь. – Опасаешься кого-то?
Шлямин молчал, хмуро глядя на незваных гостей, но лопату всё же опустил.
– Землица-то здесь дрянная, – тоном знатока из– рёк Кондаков. – Сплошная глина. Первым же дождём покойника зальёт… А каково маршалу Востроухову в его могиле? Может, там посуше будет?
Шлямин продолжал молчать, однако его глаза были полны тоской и ненавистью.
Цимбаларь, ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс:
– Странное дело… Когда я вижу в могиле человека, пусть даже живого, мне так и хочется закопать его. – Пинком ноги он своротил вниз целую глыбу тяжёлой глинистой земли.
– А я, наоборот, всегда хочу помочь ему выбраться наверх, – возразил Кондаков. – Так что не надо, гражданин хороший, смотреть на нас зверем.
Шлямин, которому и адресовалась последняя фраза, глухо сказал:
– Шли бы вы себе… Не мешали работать…
Цимбаларь, до этого в основном ухмылявшийся, немедленно напустился на него:
– Тебе, баклан, задали вполне конкретный вопрос: есть ли сырость в гробу маршала Востроухова? Вот и отвечай… Ты ведь туда заглядывал однажды. Если будешь отпираться, могу и точную дату назвать. Ночь с шестого на седьмое ноября девяносто восьмого года.
Поскольку Шлямин на эти слова никак не отреагировал, к обвинениям присоединился и Кондаков:
– Не надо отпираться! Нам доподлинно известно, что вскрытие могилы организовал бывший директор кладбища Айрапетянц. Он заранее пригнал автокран, а сам, пока вы занимались черной работой, отвлекал сторожа. Разве не так?
– Может, и так! – огрызнулся Шлямин. – Только в чём здесь моя вина? Я простой работяга! Мне директор приказал во вторую смену выйти, вот я и вышел. Считай, задарма всю ночь хребтину гнули. Получили по бутылке водки и по сотне баксов.
– Вас пока никто и не обвиняет. Расскажите всё, как было, – и дело с концом.
– Ничего я не буду рассказывать, хоть котлеты из меня делайте! – отрезал Шлямин. – Напарник мой, Никишин, сболтнул по пьянке лишнее, так его на следующий день машина сбила. При всём честном народе! Сначала сбила, а потом задним ходом вернулась и голову переехала, чтобы наверняка… Нет, я его ошибки повторять не собираюсь. Никто моих детей кормить не будет!
– В ту ночь, значит, вас всего двое было? – как бы между делом уточнил Кондаков.
– С директором трое! – воскликнул Шлямин. – Теперь я один остался.
– А те, другие… На которых вы работали… Сколько их было?
– У них самих и спрашивайте, если встретиться угораздит… Они свой интерес имели. Я же человек подневольный.
– Несанкционированное вскрытие могилы – это ещё цветочки, – продолжал
