дверям, уронив голову на стол.
Испугавшись, что старику в его отсутствие вновь стало плохо, Цимбаларь осторожно тронул его за плечо и угодил пальцами во что-то липкое, как патока.
Затылок Ложкина, воротник его полушубка, крышка стола и даже пол были залиты свежей кровью. Старик уже отошёл, что подтверждало отсутствие пульса в сонной артерии.
Случившееся было настолько неожиданным, настолько неправдоподобным, что Цимбаларь на какое-то время растерялся. Следовало немедленно предупредить друзей, но рация, открыто лежавшая на сейфе, не работала. Преступник, расправившийся с Ложкиным, предусмотрительно вывел её из строя.
Опомнившись, Цимбаларь выхватил пистолет и бросился в соседнюю комнату – убийца мог прятаться в платяном шкафу или под кроватью. Однако там никого не оказалось, как и на чердаке, куда вела лестница из сеней.
Беда случилась от силы десять-пятнадцать минут назад, и надо было, не теряя времени, начинать розыск по горячим следам.
Цимбаларь бросился к дверям, но те сами распахнулись перед ним.
В избу ввалились встревоженные люди, позади которых виднелась целая толпа, запрудившая двор и улицу.
– Здравствуйте, товарищ майор, – с опаской косясь на пистолет, сказал Борька Ширяев. – Слух прошёл, что стреляют в опорном пункте. Вот мы и примчались… А кто это там у тебя? – Он вытянул шею, заглядывая участковому за спину.
– Ложкина убили, – с трудом выговорил Цимбаларь.
На мгновение наступило тягостное молчание, а потом люди вразнобой загалдели. Мужчины не стеснялись выражать свои чувства матерком, бабы подняли истошный вой.
– Кто же его так? – сдёрнув шапку, осведомился Ширяев.
– Не знаю… Я пришёл, а он уже мёртвый.
– А пистолетик тебе зачем? – прищурился Ширяев.
– Для самообороны, – ляпнул Цимбаларь.
– Позволь-ка на него взглянуть.
– Да ты ошалел! – возмутился Цимбаларь. – К служебному оружию лапы тянешь. Забыл, что за это полагается?
– Давай пистолет! – заорали десятки глоток. – Иначе силой отнимем!
Страсти накалились до такого предела, что каждый неверный шаг грозил непредсказуемыми последствиями. Поэтому Цимбаларь счёл за лучшее передать оружие Ширяеву, благо в этом взбесившемся стаде он выглядел наиболее вменяемым человеком.
Бывший зэк понюхал дуло и, сокрушённо покачав головой, констатировал:
– Попахивает пороховой гарью.
Пистолет пошёл по рукам, все его нюхали, словно рыбу на базаре, и все соглашались с первоначальным заключением.
Цимбаларю пришлось оправдываться:
– Я стрелял неделю назад и с тех пор не чистил оружия. Потому и попахивает… Но патроны-то на месте. Все до единого.
– Сейчас проверим, – Ширяев ловко передёрнул завтвор, извлёк из рукоятки магазин и стал выщёлкивать патроны в свою шапку. – Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… А где же восьмой?
– Да вот же он! – кто-то указал в глубь комнаты, и Цимбаларь, оглянувшись, увидел пистолетную гильзу, валявшуюся справа от покойника, у самой стены. И как он её сразу не заметил!
Гильзу сравнили с патронами, только что добытыми из магазина. Все знаки на донышке совпадали один к одному. Когда Ширяев с заметной неохотой объявил об этом, толпа взревела.
Десятки рук вцепились в участкового. Полушубок затрещал по швам. Люди неудержимым потоком хлынули с улицы в избу. Зазвенело оконное стекло. Все старались перекричать, а бабы ещё и переплакать друг друга. Происходящее напоминало дурной сон, и, как это часто бывает в кошмаре, на Цимбаларя просто-таки столбняк напал.
Сквозь общую давку к нему уже пробивались Кондаков и Людочка, но их безбожно затирали. Борька Ширяев и присоединившийся к нему Страшков пытались утихомирить толпу, но, похоже, она уже окончательно вышла из повиновения.
Цимбаларю заехали кулаком в грудь, разбили нос, расцарапали лицо. Он стойко терпел побои, понимая, что сопротивление ещё больше раззадорит погромщиков.
Кондаков, потеряв всякую надежду прорваться к другу, выстрелил в потолок. Это было далеко не лучшее решение. Толпа взревела ещё сильнее. В общем гвалте выделялся голос Изольды Марковны Архенгольц, неведомо как оказавшейся здесь.
– И фельдшер, и учительница – это одна банда! – вопила она. – Отберите у них оружие! Иначе Ложкиным дело не ограничится! Всех перестреляют!
Лишь сейчас Цимбаларь осознал, сколь опасную игру затеяла фольклористка, которую они и за серьёзного противника-то не считали.
Пока он вчера тряс голыми яйцами в бане, она стащила пистолет (валенок – это вам не сейф!), выстрелила где-нибудь в сторонке, подобрала гильзу, а потом преспокойно вернула оружие на прежнее место.
О предстоящей встрече с Ложкиным она узнала, подслушав их застольную беседу, а сообщение на спутниковый телефон послала специально для того, чтобы выманить его из опорного пункта.
Остальное было делом техники – подойти к Ложкину со спины, пальнуть ему в затылок из собственного ствола и подменить стреляную гильзу. После этого все стрелки поворачивались на участкового, и доказать свою невиновность он уже не мог.
На Людмилу и Кондакова навалились со всех сторон, сорвали верхнюю одежду, заломили руки, отобрали оружие, вплоть до маникюрных ножниц. Петру Фомичу вдобавок подбили левый глаз, а Людочке вырвали прядь волос.
– Смерть убийцам! – бесновалась фольклористка, и верные старухи вторили ей яростным воем. – Утопить их в проруби! Разорвать на части! Око за око! Зуб за зуб! Кровь за кровь!
Ширяев, Страшков и ещё несколько местных жителей, сохранивших человеческий облик, пытались помешать изуверским намерениям земляков, но их просто смяли. Толпа, волоча с собой истерзанные жертвы, повалила из опорного пункта. Вот-вот должен был свершиться самосуд, и, казалось, уже ничто не могло помешать этому. В избе остались только мёртвый Ложкин да рыдающая возле него родня.
Внезапно на пути разъярённой толпы встал отец Никита – простоволосый, одетый в своё самое лучшее церковное облачение. В одной руке он держал крест, в другой – икону Николая Угодника.
– Остановитесь! – повелительным тоном возгласил он. – Ни шагу дальше!
Кто-то пытался возражать, но священник вскинул крест над головой.
– Если не покоритесь, прокляну! Отлучу от церкви!
Для большинства жителей Чарусы это была нешуточная угроза. Толпа притихла, хотя Цимбаларя и его друзей по-прежнему держали мёртвой хваткой. Изольда Марковна продолжала кликушествовать, подбивая народ к неповиновению, но Борька Ширяев заткнул ей рот своей шапкой.
– В чём вы обвиняете этого человека? – священник указал на Цимбаларя.
