Совсем другого мнения придерживалась Валька Дерунова – несостоявшаяся староста.
– Нет, погодите! – запротестовала она, устремляясь к президиуму чуть ли не по головам присутствующих. – Да какое вы имеете право игнорировать народную волю! А ну оглашайте результаты, мать вашу через трамвай!
Не дожидаясь, когда председательствующий выполнит её требования, кстати сказать, вполне законные, Валька сама принялась считать бюллетени, уже рассортированные на столе. При этом она демонстрировала сноровку, свойственную, пожалуй, только банковским кассирам и базарным торговкам.
– Это Михеича! Это Кирюхи! Это Парамоновны! Это Пашки Гуськова! А вот и мои! Хорошенькая кучка. Столько за один присест не насеришь… Раз, два, три… десять… двадцать… сорок… шестьдесят… шестьдесят четыре. Моя победа!
– Ошибаетесь, – сухо произнёс Кондаков. – Победу в первом туре обеспечивают лишь пятьдесят процентов голосов плюс ещё один голос. Всего в Чарусе зарегистрировано сто тридцать выборщиков. Вот и получается, что у вас не плюс один, а, наоборот, минус один голос. Идите домой и готовьтесь ко второму туру.
Зинка Почечуева была настроена куда менее дипломатично.
– Съела? – с нескрываемым злорадством выкрикнула она. – Хрен тебе, а не победа!
Ещё неизвестно, чем бы завершилась эта перепалка, поскольку обе дамочки уже нацелили друг на друга острые коготки, у Зинки покрытые розовым лаком, а у Вальки чёрным, но отец Никита и сыродел Страшков хором заявили:
– Вы не учли наши голоса, поданные в поддержку Деруновой. Примите бюллетени.
Даже забыв поблагодарить своих благодетелей, Валька ощерилась на Зинку:
– Говоришь, хрен мне? А я от этого товара никогда и не отказывалась! Тебе же, сучонка, сырую морковку сосать придётся.
Дабы пресечь дальнейшую конфронтацию, грозившую оставить Чарусу либо без библиотекаря, либо без свежеиспечённой старосты, Кондаков стал энергично трясти левую руку Вальки, всегда считавшуюся у неё ударной, как и у олимпийского чемпиона Валерия Попенченко.
– Поздравляю вас с избранием на этот высокий общественный пост… Уверен, что вы оправдаете оказанное вам доверие.
Вырвав руку, Валька решительным тоном заявила:
– Чтобы завтра же мне была официальная бумага, подтверждающая всю эту сегодняшнюю бодягу. И соответствующее служебное удостоверение. Ясно?
Зинка, от греха подальше отступившая в зал, ехидно поинтересовалась:
– А торжественной инаугурации с фейерверками и шампанским ты не хочешь? Тогда я побегу звонить президенту России и канцлеру Германии!
– Не забудь ещё патриарха всея Руси и папу римского! – не осталась в долгу Валька.
Итоги собрания обсуждали по радиосвязи – после столь бурных событий в больничке ожидался наплыв пострадавших, а на опорном пункте жалобщиков.
– Давайте пока не будем о персоналиях, – сказала Людочка. – Определим для себя: что может означать это видение?
– Элементарно, леди Ватсон, – ответил Цимбаларь. – Не покидая деревню Чарусу, мы умудрились посетить космическое тело, скорее всего, не принадлежащее к Солнечной системе.
– Почему ты так решил?
– В небе отсутствовали знакомые созвездия. Да и условия на планете очень уж специфические. Атмосфера невероятной толщины и плотности. Бешеная геологическая активность. Металлы, находящиеся в жидком состоянии. Ну и всё такое прочее.
– Есть гипотеза, что сходные условия могут существовать на гигантских планетах типа Юпитера и Сатурна, где громадное давление придаёт веществам самые невероятные свойства… Впрочем, я имела в виду совсем другое. Сейчас меня интересует не само видение, в общем-то достаточно понятное, а его значение… Сейчас объясню. Тот, кто инициировал видение, как бы продемонстрировал нам, что для него не существует ничего невозможного. Никаких границ – ни во времени, ни в пространстве.
– Хочешь сказать, он угрожает нам?
– Это само собой. Оглашение смертного приговора в третий раз – случай, судя по всему, чрезвычайный. Многие, наверное, восприняли его как руководство к действию. Ведь недаром одна старуха опознала в тебе дьявола.
– Да и на меня многие смотрели волком, – сообщил Кондаков, до этого хранивший молчание. – Особенно в первые минуты.
– Вот я и подумала: а может, демонстрация далёких планет имеет какой-то завуалированный смысл? – продолжала Людочка. – Дескать, вы столкнулись с явлением космического масштаба, а потому лучше не путайтесь под ногами. Отойдите в сторонку, пока не поздно.
– Откуда вдруг такой гуманизм у тех, кто уже убил два десятка человек?
– Это не гуманизм, а прагматизм. Нас признали достойными противниками и предлагают – возможно, в последний раз – разойтись полюбовно… Тихонько дождаться весны и убраться отсюда, желательно навсегда.
– Если допустить, что это действительно так, то лучше прикинуться непонятливыми, – сказал Цимбаларь. – Сама знаешь, я не сторонник сделок. Ни с людьми, ни с призраками.
– Вы, Пётр Фомич, придерживаетесь сходного мнения? – поинтересовалась Людочка.
– Ещё бы! – ответил Кондаков. – Да и поздно уже идти на попятную. Столько набедокурили! Хотя чувствую, что скоро под нашими ногами начнёт гореть земля.
– Тогда будем считать, что с этим вопросом покончено, – сказала Людочка. – Поговорим сейчас о вероятных инициаторах видений или, как выражается Сашка, о людях-запалах. Подозрение в равной мере падает на двоих – священника и сыродела.
– Люди-то все какие уважаемые, – вздохнул Кондаков. – Мы от них, кроме добра, ничего не видели.
– Борька Ширяев тоже слыл милейшим человеком, – возразил Цимбаларь. – За исключением тех моментов, когда он терял над собой контроль и убивал, подчиняясь неизвестно чьей воле.
– Ты не допускаешь возможность того, что Ширяев был единственным здешним киллером? – с затаённой надеждой произнёс Кондаков.
– Вряд ли, – сказал Цимбаларь. – Он признался только в двух убийствах. Это десятая часть от зарегистрированных.
– А вдруг все жители Чарусы и в самом деле страдают какой-то редчайшей, ещё не известной науке болезнью. – Чувствовалось, что эта мысль уже давно занимает Людочку. – Отсюда все их беды и, соответственно, наши заботы.
– Мы не врачи, а сыщики, – сказал Цимбаларь. – Даже если Черенкова убили больные люди, это всё равно преступление… Кроме того, не забывай, что аналогичные эксцессы случаются и на другом конце света, в штате Юта. Вряд ли кто-нибудь из индейцев навахо мог заразиться от здешних жителей.
– И всё же я свяжусь с компетентными американскими органами, – промолвила Людочка. – Если в тех краях проводились серьёзные медицинские исследования, пусть
