– К немотивированным? Ну, знаете ли! Я...
– Молчать, я сказал.
– Но зачем вы меня позвали? Точнее, не позвали, а самым хамским образом выдернули меня из юрты, когда я вел важные переговоры с деловыми партнерами, которые, между прочим...
– Свой гешефт сделаешь потом, – все так же спокойно сказал Повелитель. – Успеешь... А сейчас просто постой и помолчи. Посмотри, какой красивый закат...
– Так вы что, – пораженно начал Подберезовский, – из-за какого-то паршивого заката выдернули меня из... – Повелителю стоило только едва заметно шевельнуть плечом и он осекся. – Все. Молчу. Смотрю. Смотрю, Бастурхан Бастурханович, еще как смотрю... Красиво, просто нет слов. Нет, правда, очень здорово. Аж дух захватывает. Так бы, наверное, целый век стоял и любовался... Только где, простите, закат?
Повелитель вздохнул.
– Небесное светило поспешило укрыться от твоей истерики, – сказал он, поворачиваясь. – И если бы оно могло зажать уши, чтобы не слышать твоих причитаний, оно бы давно...
– Простите, Бастурхан, Бастурханович... – спрятав телефон в карман, осторожно перебил его Подберезовский, – у нас, позвольте поинтересоваться, начался поэтический вечер? Нет, вы только, ради бога, не подумайте, что я имею что-то против этих ваших образных монгольских виршей, всех этих трогательных сочинений про луну и звезды... Да что там! Само Небо подтвердит, что я готов слушать их ночами напролет, до крика самых ленивых, злоупотребляющих сном петухов, но, однако же, учитывая мою занятость и, без преувеличений, некоторую...
– Короче, – приказал Повелитель вселенной.
– Если короче, то вы сорвали мне важные переговоры! – пожаловался российский олигарх и монгольский визирь в одном хитром лице. – Нет, я, конечно, маленький человек, и ни в коем случае не собираюсь делать вам замечаний, да я и не посмел бы на такое решиться, просто хотелось бы, чтобы вы как-то уяснили – каждая минута моего времени стоит таких денег, что вся ваша Орда не смогла бы оплатить ее без того, чтобы... То есть, извините, я, конечно же, хотел сказать, наша Орда... Да-да, именно так. Наша Орда! – с преувеличенной гордостью провозгласил Подберезовский, словно наслаждаясь этим словом. – Так что, если вы позвали меня, чтобы полюбоваться закатом, то можете сами посчитать, в какую сумму обошлась Орде эта малость, которая, конечно, готов согласиться, необходима для поднятия боевого духа, и общего интеллектуального развития, наконец, но, однако же, если посмотреть на это дело с другой стороны, положа руку на кошелек... То есть, простите, я, конечно же, хотел сказать не про кошелек, а про наши монгольские идеалы, которые я никогда, ни при каких обстоятельствах не посмел бы предать, потому что они для меня просто святы и...
– Ты закончил? – осведомился Повелитель, воспользовавшись короткой паузой – у визиря, кажется, закончился набранный в легкие воздух. – Тогда скажи, почему у тебя работает трубка?
– Вы имеете в виду телефон? – Расценив молчание Повелителя как подтверждение, он пожал плечами. – Он работает только в определенном радиусе. – И поймав требующий более подробных объяснений взгляд, опять пожал плечами. – Происки хана Подпутина. Обычное дело. Типичный образчик гэбэшного юмора. Обрубил дальнюю связь, оставил ради смеха кусочек эфирного пространства... Что толку, если вы имеете возможность говорить в пределах всего нескольких километров. С вашими друзьями вы по-прежнему не сможете связаться при всем своем желании. Ох, Бастурхан Бастурханович, как я вам сочувствую, как я вас понимаю. Конечно, у вас есть возможность обмениваться новостями по рации, этими шпионскими точками- тире, но... Как, небось, вам хотелось бы услышать голоса друзей вживую – такие милые, такие родные... Ну, Богурджи, Таджибека, и этого... как же, черт, его... ну, он еще на Сталина здорово похож... – Визирь заметил, что Повелитель недовольно поморщился, и поспешил умолкнуть. – Да вам, наверное, и самому все прекрасно известно, ваши радиоэлектронщики, небось, давно вам обо всем подробно доложили. Ох и светлые же они у вас головы, – уважительно сказал он, – ох и светлые! Никогда б не поверил, что какие-то немытые узкоглазые... – Олигарх вдруг очень бурно и откровенно искусственно закашлялся, исподтишка следя за Повелителем внимательным взглядом. – Э-э-э... что-то еще? – в итоге угодливо спросил он. – Вы, Бастурхан Бастурханович, конечно, извините, я, конечно, привык без лишних слов считывать с вашего светлого лика все эти ваши мимические вопросы и указания, но, знаете ли, чтобы исключить возможность ошибки, потому что даже малейшая ошибка в нашем – таком непростом – государственном деле может вызвать просто катастрофические последствия для нашей победоносной... – Бастурхан опять поморщился и он опять умолк.
– Однако ты с кем-то говорил. И очень оживленно, пусть даже и в столь невеликом радиусе, дарованным нам склонным к шуткам русским ханом.
– А-а-а, так вы про это... – беззаботно начал олигарх, но вдруг потерял веселый тон, напрягся. – Уж не собираетесь ли вы, Бастурхан Бастурханович, чего доброго, пришить мне шпионаж или, тем паче, измену моей монгольской Родине? Ничего плохого, разумеется, я сказать не хочу, но зная эту вашу – кстати, ничем не обоснованную – подозрительность, которая имеет место в отношении меня, что меня, как человека честного и принципиального, очень обижает, и вообще... Только знайте, Бастурхан Бастурханович, я, верите ли, любому глотку перегрызу. Ну, за нашу Орду, я имею в виду. Я, не поверите, даже почку отдал бы, лишь бы только наши монгольские идеалы не подверглись со стороны злопыхательских сил хоть малейшему... Что, простите? Вы что-то сказали?
– Я сказал, будет молоть пустое, бесполезный человек, – устало сказал Бастурхан. – Ты утомляешь меня, а мне еще работать и работать.
– Вы имеете в виду намеченную встречу с представителями местного бизнеса? – настолько живо подхватил Подберезовский, что Повелитель понял, что случайно затронул тему, очень визиря интересующую.
– Ты, наверное, шутишь, называя предстоящее мероприятие встречей, – сказал Бастурхан. – Я всего лишь согласился, чтобы представители так называемого местного бизнеса приехали поваляться у меня в ногах, вымаливая хоть какие-то налоговые послабления, вот как это называется. Что ж, и Повелителю иногда нужно развлечься, поскольку и он не чужд обычных человеческих слабостей... Когда я говорил о работе, я имел в виду, что мне предстоит разрабатывать план очередной военной операции.
– То есть, мое присутствие не просто не обязательно, но даже категорически нежелательно, – задумчиво сказал олигарх. В его голосе прозвучали нотки облегчения, что не укрылось от чуткого уха Повелителя.
– Наметил какую-то комбинацию? – неопределенно хмыкнув, сказал он.
– Нет, что вы! – чересчур поспешно запротестовал олигарх, что заставило Повелителя хмыкнуть еще раз. – Вы, Бастурхан Бастурханович, вообще относитесь ко мне предвзято, с необоснованной подозрительностью, честное слово. И к тем силам, которые я представляю... Вот зачем вы выгнали моих людей? Я с таким трудом организовал встречу, чтобы о ней не узнал Подпутин, люди рисковали жизнями, а вы...
– Ты говоришь о шакалах, которых неделю назад я приказал гнать плетьми до ближайшей железнодорожной станции? – равнодушно поинтересовался Бастурхан. – Пусть скажут спасибо, что я не приказал присоединить их к компании Тулена-Джерби.
– Какие же они шакалы, они лидеры СПС! – возмущенно запротестовал Подберезовский. – Это надежда и будущее всех здравомыслящих жителей России!
– У нас в Монголии таким не доверили бы даже перегонять скот с пастбища на пастбище, – заметил Бастурхан. – Этот, кучерявый, с бегающими глазками карточного шулера, он же продаст мать родную, если посулить ему...
– Это был сам Поднемцов! – обиженно воскликнул олигарх. – Очень, очень влиятельный человек. И честный. Правда, правда, почти такой же честный, как я.
– Человек с такими глазами когда-то обул меня на вокзале в Улан-Баторе, – сказал Бастурхан. – Я тогда проиграл этому жулику все свои командировочные.
– Но при чем здесь Улан-Батор! Клянусь, это не он! Поднемцов никогда не был в Улан-Баторе! Он не бывал нигде, кроме саун и дорогих курортов, – начал было Подберезовский, но был остановлен вялым жестом потерявшего интерес к разговору Повелителя:
– Я все сказал...
Затем он повернулся и молча направился к юрте, возле входа в которую были традиционно выставлены
