– Какую школу ты имеешь в виду – английскую или папуасскую?
– Не знаю… Скорее всего английскую.
– А если папуас не захочет в ней учиться?
– Что значит – «не захочет»? Кто его станет спрашивать? Ты еще поинтересуйся у спекулянтов на рынке, хотят ли они жить при социализме. Смешно! Любая революция – это принуждение. Какие тут могут быть сантименты! Всякие там «хочешь – не хочешь» исчезнут на долгие годы. Актуальным сделается лишь одно понятие – «надо!» – Говоря так, Сашенька почему-то критически покосилась на чресла Джона Рида. – Впрочем, мы отвлеклись от главного… Когда исчезнет разница в образе жизни, настанет черед ликвидировать и разницу во внешнем облике. Путем межрасового скрещивания будет создана единая человеческая общность. На земле не останется ни белых, ни черных, ни желтых.
– А какие останутся?
– Смугленькие, – Сашенька сразу погрустнела, словно вспомнив некую безвозвратную потерю, – вроде цыган.
«Знаем мы одного такого цыгана, – подумал Джон Рид. – С бородой и в тельняшке». Вслух же он произнес следующее:
– Как ты представляешь себе это самое «обязательное межрасовое скрещивание»?
– Очень просто… Народное хозяйство при социализме будет плановым?
– Согласно теории Маркса – да.
– Следовательно, планирование коснется и интимных отношений. Каждый белый мужчина, достигший совершеннолетия, получит плановое задание по оплодотворению африканок и азиаток. Негр соответственно – азиаток и белых. Ну и так далее.
– Задумка, безусловно, грандиозная.
– Как же иначе! Строительство нового общества вообще задача грандиозная. Грядет полный переворот во всех областях человеческой жизни. Догадайся, над проектом какого декрета я сейчас работаю?
– Об учреждении публичных домов с мужским персоналом.
– Фи, как пошло! О равенстве мужчин и женщин в интимной сфере.
– Разве сейчас существует какая-то дискриминация?
– Сплошь и рядом! Не все такие душки, как ты. Мужчины вовсю кобелируют, а женщин обвиняют в безнравственности. В грядущем свободном мире подобная несправедливость исчезнет. Каждый гражданин и, само собой, гражданка получат право удовлетворять свою страсть с любым представителем противоположного пола по собственному выбору. За отказ – уголовная ответственность.
– Представляю… Иду я, значит, себе по улице, вижу красивую женщину и сразу – цап ее!
– Совершенно верно. Но и любая женщина тебя тоже – цап!
– Где же граждане грядущего свободного мира собираются удовлетворять свою страсть? Прямо на мостовой?
– Скажешь тоже! Для этих целей повсеместно будут устроены специальные помещения. В театрах, ресторанах, учреждениях, вокзалах, на каждой улице, в каждом поселке. Но если кому-то нравится любить друг друга прямо на мостовой – пожалуйста. В глазах общества публичное соитие станет столь же невинным актом, как, скажем, улыбка или воздушный поцелуй. Разве тебе не случалось улыбаться приглянувшейся незнакомке?
– Эх, дожить бы до столь славных времен… – молвил Рид, но не с вожделением, как того следовало ожидать, а скорее с содроганием. – Уж это воистину будет всем революциям революция. Великая сексуальная революция!
– Но пока она не совершилась, давай устроим сейчас еще одну ма- а-ленькую революционную схватку, – лукаво улыбнулась Сашенька.
– Демонстрацией обойтись нельзя? – с надеждой поинтересовался Рид. – А еще лучше – забастовкой?
– Надо сначала вникнуть в создавшуюся ситуацию. – Сашенька, если хотела, могла быть и снисходительной. – Да, вижу, что штыковая атака невозможна. Что же, прибегнем к рукопашной.
– Боюсь, что в моем случае не поможет и рукопашная, – печально признался Рид.
– Тогда остается последнее средство. – Сашенька плотоядно облизнулась. – Павших духом революционеров побуждают к действию ловкие языки агитаторов…
…О главном Рид заговорил только перед самым своим уходом.
– К тебе есть одно важное партийное поручение. Если не веришь мне на слово, могу затребовать решение центрального комитета.
– Верю, миленький, верю! – ласково проворковала Сашенька, продолжавшая нежиться в постели (наверное, еще кого-то ожидала).
– Тебе надлежит отправиться в Кронштадт для проведения… агитационной работы среди моряков. – У Рида в самой простой фразе почему-то случилась невольная заминочка.
– Всех подряд агитировать? – дурашливо хохотнула Сашенька.
– Нет, главным образом председателя Центробалта Павла Дыбенко. Знаешь такого?
– Конечно, знаю! – Сашенька несказанно обрадовалась. – В «Крестах» вместе сидели. Записочками обменивались. На прогулках переглядывались. Очень интересный мужчина!
– Теперь сможешь познакомиться с ним поближе. В Кронштадте от него все зависит. В настоящее время моряки находятся под сильным влиянием анархистов и отказываются поддерживать Петроградское вооруженное восстание. Ты обязана склонить Дыбенко на сторону большевиков. Каким образом, это уже твои заботы. Впрочем, ученого учить – только портить… Я буду поддерживать с тобой постоянную связь. – Встретив страстный Сашенькин взгляд, Рид поспешно уточнил: – Не любовную, а телеграфную. Накануне восстания верные люди передадут тебе мешок поваренной соли. Ее надлежит добавить в пищу морякам, отправляющимся в Петроград.
– Можно узнать – зачем?
– От поноса. Чтобы в пути медвежьей болезнью не страдали.
– Ой, как интересно! А с тобой, миленький, мы еще встретимся?
– Непременно. Сразу после взятия Зимнего дворца жду тебя в императорской спальне. Еще вопросы имеются?
– Имеются. Про какую это индийскую книгу ты недавно вспоминал?
– А-а-а… Называется она «Камасутра». «Искусство любви», стало быть. А зачем тебе?
– Собираюсь перевести ее на русский язык.
– Дело нужное. Только написана она на санскрите. Язык для наших краев весьма редкий.
– Ничего, выучу, – пообещала Сашенька. – Сам знаешь, большевики поставленных целей всегда добиваются…
