досадном происшествии (кострище не в счет), случившемся здесь недавно. Заграждения были готовы принять новые жертвы.
Тенетники-летуны, все это время отдыхавшие на грудах своего собственного пуха, вступили в оживленные переговоры с товарищами. Поднялся такой вой визг, что хоть уши затыкай.
– Решают, как с нами быть дальше, – вполголоса пояснил вещун. – Или пешком нас в Ясмень гнать, или по воздуху переправить.
– Ясмень – это что?
– Так они свою страну называют.
– Значит, гостями будем… – задумчиво молвил я, а потом обратился к вещуну: – Со мной, положим, все более или менее понятно. Чем-то я тенетникам приглянулся. Тварь в этих краях редкая, авось для каких-нибудь дел и сгожусь. А ты им зачем сдался? Сам ведь говорил, что успел тенетникам опостылеть.
– Буду при твоей персоне состоять! Языкам учить, обхождению, ну и все такое прочее. Да и куда я, между нами говоря, денусь? Пока яйцо у тебя, придется нам душа в душу жить. И тебе самому так лучше. Ты ведь про здешнее житье-бытье ничегошеньки не знаешь.
– Не знаю и знать не хочу! – отрезал я. – Мне в вашем Ясмене делать нечего. Мне дальше идти надо. Понимаешь?
– Понимаю, но боюсь, что это от нас уже не зависит, – печально молвил вещун. – Отныне ты если куда и пойдешь, так только по воле тенетников. И пойдешь, и поползешь, и поплывешь, и, если надо, даже полетишь…
– Ну-ну, – скептически ухмыльнулся я, вспомнив весьма актуальную в моем положении сказку о шустром Колобке. – Считай, что так оно все и будет…
В споре тенетников верх одержало то мнение, что нас следует переправить в Ясмень воздушным путем. Видимо, я был отнесен к категории скоропортящихся грузов. И на том, как говорится, спасибо.
Впрочем, обращались с нами довольно бесцеремонно и первым делом связали, применив те самые нити, какие использовались для заграждений. Теперь я знаю, что испытывает муха, которую пеленает в паутину злой паук-кровосос.
Но хуже всего поступили с моим испытанным посохом. Сначала просто отбросили его прочь, а потом, когда я стал возмущаться, еще и переломили. Дескать, в летательный аппарат с холодным оружием нельзя.
То, что мной было воспринято как недобрый знак, в интерпретации вещуна выглядело чуть ли не обязательным условием полета. Дескать, это мера, необходимая для безопасности самих же пассажиров. А вдруг они со страха начнут размахивать руками или, хуже того, станут цепляться за тенетника-летуна, которому и своих забот предостаточно?
Объяснение выглядело убедительным, но скорее всего являлось типичным случаем самообмана, тем более что прежде вещуну (сам признался) летать по воздуху не приходилось. В отличие, скажем, от меня. Как вспоминаю некоторые эпизоды, так до сих пор мороз по коже продирает.
Тем временем приготовления к взлету начались. Отойдя друг от друга на порядочное расстояние, тенетники стали понемногу распускать свои пушистые ветрила, до этого собранные в тугие бухты.
Ловя восходящие воздушные потоки, они переходили с места на место, и снежно-белые облака, растягиваясь и набухая, все выше поднимались в небо. Учитывя то обстоятельство, что ветры здесь дули как бог на душу положит (в моем понимании, конечно), эти сложнейшие манипуляции требовали от тенетников огромного опыта, мастерства и просто врожденного чутья.
Скоро пуховые паруса выросли до таких размеров, что хозяева едва удерживали их. Тогда парочка тенетников, сторожившая нас, поспешила товарищам на помощь.
Не будь мы крепко спутаны по рукам и ногам, это бы самый удобный момент для бегства.
– Послушай, – сказал я. – Или это мне кажется, или твое яйцо и в самом деле пытается выбраться из котомки.
– По мне соскучилось, – пояснил вещун. – Да и высоты боится.
– Оно и в самом деле осознает происходящее?
– Не все и не совсем так, как мы с тобой… Отдал бы ты его лучше мне, – вещун состроил заискивающую гримасу. – Зачем тебе лишние хлопоты?
– Говорить на эту тему я не собираюсь. Уговор помнишь? Вот и помалкивай.
А тенетники между тем медленно приближались к нам. Их мотало из стороны в сторону и едва не отрывало от земли. По сравнению с громадными облаками пуха, реявшими на ветру, сами они казались карликами. Это сколько же времени и терпения надо, чтобы отрастить на себе такое руно! Подумать страшно. Куда там злодею Черномору с его знаменитой бородой.
У каждого тенетника-летуна сзади имелись косички, сплетенные из менее длинных прядей, которыми нас к ним и приторочили, – спина к спине.
Тенетник, чьим напарником оказался малорослый вещун, уже благополучно взлетел, а мой продолжал вытравливать в небо все новые и новые космы пуха. Хотя в последнее время я питался одними только травами и корешками, но весил по-прежнему немало. Сказывалась крепкая кость, доставшаяся в наследство от дедушки-молотобойца.
Долго ли, коротко ли, но после нескольких неудачных попыток мы тоже оторвались от земли. Уверен, что в моем родном мире такой номер не прошел бы, но здесь и сила тяжести была поменьше, и ветры посильнее, да и пух тенетников обладал замечательнейшими летательными свойствами. Говоря поэтическим языком – легкий, как дым, прочный, как сталь.
Про самих тенетников я уже и не говорю – настоящие хозяева воздушной стихии. Не всякая птица способна на то, что выделывают в небе они.
Со стороны наше летательное устройство напоминало комету, удалявшуюся от Солнца, – впереди огромный пушистый хвост, сзади крохотное ядро, этим хвостом управляющее. Ну а меня можно было считать неким довеском, случайно оказавшимся в поле притяжения кометы.
Первое время я ничего не видел, кроме неба, но потом, когда мы поднялись чуточку повыше, сумел, едва не свернув шею, глянуть вниз.
Рассмотреть заградительную сеть было конечно же невозможно, но ее линию, словно столбики – расставленные, правда, весьма неравномерно, – отмечали трупы многочисленных неудачников, рискнувших покуситься на рубежи Ясменя.
Тенетники, оставшиеся на земле, уходили вдоль внешней стороны ограждений куда-то вдаль. Иногда они задерживались возле мертвецов, застрявших в паутине – наверное, выискивали для себя всякие забавные сувениры. А дальше, насколько хватало глаза, среди бушующего на ветру травяного моря не было заметно никаких признаков цивилизации – ни дорог, ни тропинок, ни дыма очагов, ни пастбищ, ни пашен.
Тут мы нырнули в низкие облака, и я на какое-то время вообще перестал что-либо видеть…
Летать в облаках никому не нравится – ни самолетам, ни птицам, ни насекомым. И дело тут вовсе не в отсутствии видимости. Больше всего досаждает влага, обильно конденсирующаяся на любом занесенном извне предмете, даже самой мельчайшей песчинке, лишний груз и на земле мешает, а уж в пятистах метрах над ней – тем более.
Тенетник мокнуть тоже не собирался и поэтому прилагал все усилия, чтобы подняться выше облачного слоя. Земля окончательно скрылась из поля зрения, впрочем, как и небо, – над нами нависли другие облака, но уже не светло-сизые, а свинцово-серые. Так мы и летели в узком
