превозмогает и страх, и алчность, и скудоумие, – сказал Тюха, которому, похоже, эта нравственная проблема тоже была близка.
– Как бы он нам только всё дело не испортил, – с сомнением произнес Темняк. – Хотя шума он наделает не за одну, а сразу за несколько стай.
– Ночная схватка имеет то свойство, что её итоги проясняются только с первыми лучами света. Но о её ходе мы так ничего и не узнаем, даже если останемся живы. Тьма скрывает от человеческих глаз как геройство, так и трусость.
– Да успокоитесь вы когда-нибудь или нет! – взмолился Свист, всё ещё пребывавший в счастливом состоянии отрешенности. – Дайте хоть ночью отдохнуть!
– Всё, больше ни звука, – заранее вложив в лук стрелу, Темняк поспешил вслед за Бадюгом.
Суматоха во вражеской стае началась гораздо раньше, чем это предполагал Темняк. Оставалось предположить, что Бадюг передвигался в темноте столь же уверенно, как и на свету.
Впрочем, шум, возникший впереди, напоминал скорее драку каких-то фантастических зверей, чем конфликт человека с человеком. Мрак ночи сотрясали и грозное рычание, и злобный вой, и бешенное ржание.
Только сейчас Темняк вспомнил, что Веревки были лучшими певцами во всем Остроге, чем в немалой степени способствовал их нудный, однообразный труд.
Но песни Веревок состояли не из слов, как у других народов, а из сплошных звукоподражаний.
Едва эти дикие звуки утихли – оставалось надеяться, что Бадюг успел отползти в сторону, – как раздались характерные щелчки спиралей, разящих цель со стремительностью атакующей кобры. Схватка завязалась даже несмотря на то, что одна из сторон в ней практически не участвовала. Плохо, если мрак застилает глаза, но ещё хуже, если горячность туманит разум.
Ориентируясь на звук, Темняк истратил изрядное количество стрел, а последний десяток выпустил веером, что называется, наудачу. Схватка (даже не с тенью, а с пустотой) тем временем продолжалась, и на судьбе вражеской стаи, похоже, можно было поставить жирный крест, в Остроге, кстати говоря, означавший совсем другое, а именно – сексуальную силу.
Впрочем, кровавый пир вскоре закончился и наступило отрезвление – состояние столь же мерзкое, как и муки совести. Недаром в мусульманском раю праведникам обещаны пиршества без запоров, половые сношения без нарушения девственности и пьянство без похмелья. Тот, кто составлял Коран, понимал толк в красивой жизни.
– Есть здесь кто-нибудь живой? – раздался поблизости чей-то растерянный голос. – Если есть, отзовись.
– Уже отозвался, – сказал Темняк, натягивая тетиву. – И что дальше?
– Это ты, Дряк? – обрадовался неизвестный. – Цел, значит?
– Я-то цел, но я не Дряк, – ответил Темняк, пуская на голос стрелу, а вслед за ней, для верности, другую.
– Чем это ты в меня бросил? – удивился неизвестный. – Палкой какой-то… Да ты, оказывается, не наш! Вот я тебе сейчас задам!
Спираль пошла кромсать воздух во всех направлениях, и Темняк поспешил убраться прочь. Если честно сказать, он не очень-то доверял своему оружию – яд, утративший свежесть, мог утратить и эффективность, хотя Тюха утверждал обратное.
Впрочем, бессмысленные выпады вскоре прекратились – то ли боешник затаился, то ли скоропостижно испустил дух. На Бойле наступило затишье, только кто-то глухо стонал в сторонке, да булькала кровь, изливаясь из крупной артерии.
Темняк двинулся было назад, но скоро сбился с пути и уперся с стену. Здесь он и решил дожидаться рассвета. В безопасности Тюхи и Свиста сомневаться не приходилось, но надо было выяснить, что сталось с Бадюгом, которого вдруг ни с того ни с сего потянуло на подвиги. Уж лучше бы держался за чужими спинами и не высовывался. Человек, совершивший не свойственный ему прежде поступок, заслуживает не только одобрения, но и вполне законного подозрения: а почему это ты скрывал свои способности раньше?
Размышляя о странностях человеческой натуры, одинаково способной и на восхитительные взлеты, и на позорные падения, Темняк незаметно уснул, поскольку ощущение выполненного долга – лучшее успокоительное.
Однако спал он всегда очень чутко и, заслышав поблизости подозрительный шорох, сразу встрепенулся. Мрак не то чтобы рассеялся, но дал легкую слабинку, позволявшую с расстояния в десять шагов отличить человеческую фигуру от груды уличного мусора.
Прежде чем ночной скиталец заговорил, Темняк узнал его по запаху горшечной массы, пропитавшей не только одежду, но и всё естество Тюхи.
– Как дела? – шепотом спросил Темняк (окружающий сумрак почему-то не располагал к разговору в полный голос).
– Всё в порядке. Свист уже пришел в себя. Мы о тебе беспокоились.
– Где Бадюг?
– Сам его ищу.
– Давай покричим. Авось и отзовется.
– Опасно. Вдруг какой-нибудь из вражеских боешников уцелел? Ещё набросится на нас врасплох.
– Полагаю, что такой сюрприз вряд ли возможен, – сказал Темняк, однако на всякий случай вложил в лук стрелу, одну из последних.
Вдвоём они осторожно двинулись вдоль по улице и вскоре наткнулись на того самого боешника, который ещё совсем недавно безуспешно искал своего приятеля Дряка – судя по имени, типичного Колодца.
Перед тем как впасть в кому, он успел переломить одну из стрел, но вторая благополучно вернулась сейчас к хозяину.
Дальше лежали ещё двое. Всё говорило о том, что они по ошибке изрубили друг друга спиралями. Отсутствие какой-либо раскраски (если, конечно, не принимать во внимание засохшую кровь) выдавало в мертвецах новичков. А ежели так, то где-то поблизости должны были находиться и другие члены стаи, имевшей перед схваткой полный состав.
Эти нашлись за кучей свежего мусора – даже не двое, а трое. Снизу лежал Бадюг, а на нём мертвецким сном почивали враги, сраженные стрелами (всё вокруг было утыкано ими).
– Неужели я его всё-таки зацепил! – расстроился Темня к. – Вот горе-то будет!
Вдвоем они быстро растащили бездыханные тела и убедились, что Бадюг жив, хотя и основательно помят. Видимо, следуя советам Темняка, он в самом начале боя бросился на землю, но далеко уползти не смог.
Враги, случайно наткнувшиеся на Бадюга, принялись топтать его ногами, поскольку от длинной, но хрупкой спирали в ближнем бою толку было мало – это то же самое, что кочергой ковырять в носу.
Тут бы, наверное, и конец пришел Бадюгу Веревке, но выручили отравленные стрелы, пущенные Темняком.
– Был у нас один калека, а стало два, – с горечью молвил Тюха.
– Вместо того чтобы хаять героя, вполне возможно, спасшего тебя от смерти, ты бы лучше поискал для него воды, – сказал Темняк.
– Зачем? Ведь Веревки боятся воды хуже клопов. Если ты заметил, они по утрам даже не умываются. А в чувство мы его приведем другим способом.
Покопавшись в мусоре, Тюха нашел что-то похожее на скукожившийся
