действовать сообразно своим представлениям о кулинарных пристрастиях и застольных манерах Хозяев. В конце концов его внимание привлек довольно массивный предмет, похожий чем-то и на походную ванну, и на саркофаг, и на модерновую тахту без ножек.
Внутреннюю поверхность «саркофага» покрывала синеватая слизь, кое-где уже успевшая покрыться корочкой. Темняк поддел немного слизи на палец и осторожно попробовал языком. Вкушать дерьмо Годзи ему не приходилось, но это было нечто ещё более отвратительное.
Пока он дегустировал остатки хозяйской трапезы, слуга исчез, а «букет» сам собой вернулся на прежнее место.
– А здесь развесёлая житуха, – пробормотал Темняк, вытирая пальцы о что- то невидимое, но мягчайшее на ощупь. – Или я уже перестал разбираться в светской жизни.
Дальнейшее исследование спальни закончилось безрезультатно. Даже кусочка черствой «хозяйской жвачки» нигде не завалялось. Обыск, сопровождаемый погромом, привёл лишь к тому, что в дальнем конце комнаты возник столб мерцающего света. Наверное, включился здешний «телевизор».
Дабы отвлечься от навязчивых мыслей о сладкой патоке и пышных лепешках, он занялся «букетом». Со стороны это напоминало игру кошки с мышкой, хотя последующее желудочное удовлетворение «кошке» и не грозило.
«Букет» ловко уворачивался и по мере своих возможностей огрызался. Постепенно Темняк стал склоняться к мысли, что эта забавная штуковина приходится непосредственной родней грозному Смотрителю (примерно в том же плане, в каком газонокосилка приходится родней танку и паровозу).
Смотритель представлял интересы Хозяев за пределами Острога и на Бойле. Помимо того, он доставлял на верхотуру всё, в чем нуждались Хозяева – людей, зверей, экзотические дары внешнего мира.
«Букет» надзирал за порядком в доме, а в случае нужды наказывал провинившихся. В отличие от своего куда более могучего сородича, он служил не гонцом и добытчиком, а соглядатаем и стукачом.
Объединяло их ещё одно немаловажное обстоятельство – способность проходить сквозь преграды, непреодолимые для чужеродных существ и неодушевленных предметов.
– Не надо быть таким букой, – сказал Темняк, в очередной раз хватая «букет» за то, что можно было назвать пучком стеблей (здесь электрические укусы почти не ощущались). – Почему бы нам с тобой не подружиться? Поначалу послужи мне проводником… Только не надо демонстрировать мне свой крутой нрав! Расшибу, как орел черепаху!
Прикрываясь «букетом», он смело ринулся на стену и в следующий момент оказался за пределами спальни, ощутив при этом лишь мимолетное сопротивление, как это бывает, когда с улицы входишь в помещение с избыточным давлением.
«Букет» настойчиво старался освободиться, но Темняк не выпускал его из рук, приговаривая:
– Только не надо брыкаться, а то ещё сломаешь себе что-нибудь! Можешь быть уверен, я и не таких строптивых усмирял.
Преодолев с помощью «букета» ещё несколько стен – одни были словно изумрудные кошачьи глаза, другие, как перья павлина, третьи напоминали шевелящиеся хвосты золотых рыбок – он окончательно заблудился в этом мире смутных теней и пастельных полутонов.
Голодный и замотанный Темняк уже собирался было отвести душу на «букете» – что с ним, механическим придурком станется – но тут его внимание привлекли человеческие голоса, раздававшиеся неподалеку. Голоса звучали на повышенных тонах, причем как мужской, так и женский.
Темняк, прикрываясь «букетом», устремился на эти звуки и, пробив подряд три стены, казавшиеся текучим розовым туманом, вломился в комнатку, которая могла оказаться чем угодно, хоть женским дортуаром, хоть нужником (впрочем, сейчас ему было не до приличий). В комнатке находились двое – Зурка и карлик-олигофрен. Чисто условная одежда, служившая униформой для слуг, позволяла заподозрить интим в любой встрече особ разного пола, но здесь ласками и не пахло. Здесь шло выяснение отношений, причём каждая из сторон в выражениях не стеснялась.
– Посмей ему только улыбнуться! – орал карлик, ещё не разглядевший выступившую из тумана фигуру незваного гостя. – Вот этими руками растерзаю.
– Если захочу, сто раз улыбнусь! И не тебе, выродок, меня… – последнее слово застряло в горле Зурки, внезапно узревшей Темняка.
– Простите, если помешал вашей милой беседе, – сказал он, держа «букет» над головой, словно зонтик (тот почему-то рвался сейчас вверх). – В среде самых разных народов существует поговорка: помянешь беса, и он сразу явится. Стало быть, я из породы тех самых бесов. Не надо меня поминать всуе, а тем более недобрым словом.
Ошеломленная Зурка продолжала хлопать глазами, зато коротышка взорвался, словно горшок с перебродившим киселем.
– Ты зачем сюда пожаловал? На свидание? – возопил он, переводя взгляд с Темняка на Зурку и обратно. – Уже снюхались?
– Уймись, – Темняк похлопал ревнивого карлика «букетом» по лысой голове, отчего тот лязгнул зубами. – Не люблю, когда на меня повышают голос. А расправа, учти, у меня короткая. Растерзать руками не обещаю, но уж щелчком точно зашибу.
Карлик, внешне очень напоминавший злодея Черномора, но только безбородого, оказался не робкого десятка. Кое-что, конечно, значило и присутствие Зурки. Короче, от слов он перешел к делу, и если бы не «букет», которым Темняк орудовал как шпагой, схватка вполне могла окончится в его пользу. Силы и свирепости этому недомерку было не занимать. Истинно говорится: если бог что-то одно отнимет, то другим наградит.
Когда отчаянные наскоки противника и жалобные вопли Зурки наскучили Темняку, он перевел поединок в эндшпиль. Для этого сначала пришлось схватиться с карликом врукопашную, а затем, пользуясь «букетом», словно волшебной отмычкой, переместился вместе с ним в соседнее помещение.
Вполне возможно, что схватка продолжалась бы и здесь, но горячий пар, хлеставший со всех сторон сразу, заставил Темняка поспешно вернуться обратно.
– Горячевато там у вас, – пожаловался он. – Не прачечная случайно?
– Нет. Там хозяйская еда распаривается, – пояснила Зурка, сразу прекратившая визг.
– А твоему приятелю это не повредит?
– Если бы! Этот стервец даже мертвым из петли вывернется. Тем более что он знает здесь все ходы и выходы.
Как бы в подтверждение этих слов где-то совсем за другой стеной раздалась брань карлика, правда, весьма невнятная.
– Язык он себе всё же ошпарил, – сказала Зурка.
– Скорее всего, прикусил, – возразил Темняк, поглядывая на «букет».
– А ты шустрый! Быстро здесь обжился.
– У меня такое правило – на новом месте первым делом бью морду хозяину, а потом насилую хозяйку, – пошутил Темняк, вкладывая в слово «хозяин» совсем другой смысл, чем это принято было в Остроге.
– Ну и как? – с ехидной улыбочкой поинтересовалась Зурка. – Изнасиловал?
– Пытался. Да не удалось, – развел руками Темняк. – Насиловать брадобреек – себе дороже.
– Да я не про себя спрашиваю, а про настоящую хозяйку. С которой ты спал этой ночью.
