ко
Блондинка Актриса не говорила этого никому, сделала исключение лишь для Бывшего Спортсмена. После того, как он стал ее любовником (и, как ей хотелось надеяться, другом), ибо только Бывший Спортсмен мог это понять. Сказала, что она перебирает все эти груды писем в надежде увидеть знакомые имена: имена из прошлого, имена, которые бы связывали ее с этим прошлым. Ну, разумеется, кое-кто из давнишних знакомых ей написал. В основном женщины, выросшие девочки, с которыми она ходила в среднюю школу в Ван-Найсе и в ту, для младших школьников, на Эль-Сентро — авеню, и еще в ту, для самых маленьких, на Хайленд-авеню. («Ты всегда была так хорошо одета, мы знали, что твоя мама имела отношение к кино. И были твердо уверены, что, когда ты вырастешь, тоже станешь актрисой».) Писали также старые знакомые из Вердуго-Гарденс (а вот от таинственно исчезнувшей Гарриет не было ни слова); женщины, заявлявшие, что встречались с Баки Глейзером до того, как они с Нормой Джин поженились. Их имена Блондинка Актриса никак не могла припомнить. («Кажется, тогда тебя звали Нормой Джин. И вы с Баки выглядели такой счастливой парой, и мы все очень удивились, когда вы развелись. Кажется, тогда была война???») Элси Пириг тоже написала, причем не один, а несколько раз:
Дорогая Норма Джин, надеюсь, ты меня помнишь? Надеюсь, не сердишься на меня? Нет, догадываюсь, что все же, наверное, сердишься, потому как за все эти годы не написала ни строчки. Даже не позвонила ни разу, а ведь телефон у меня не изменился.
Блондинка Актриса разорвала это письмо на мелкие клочки. Она даже не понимала до сих пор, насколько ненавидит эту тетю Элси. Когда пришло второе письмо, а потом третье, Блондинка Актриса торжествующе скомкала их в кулаке и швырнула на пол. Ди-Ди была заинтригована:
— Ой, мисс Монро! От кого это, с чего вы так огорчились? Блондинка Актриса затеребила губу. Была у нее такая совершенно бессознательная манера, словно, как говорили наблюдатели, она хотела лишний раз убедиться, есть ли у нее эти самые губы. И сморгнула слезу.
— От моей приемной мамаши. Я тогда была девочкой. Сиротой. Она пыталась разрушить мою жизнь, потому что ревновала. Выдала меня замуж в пятнадцать, лишь бы я убралась из ее дома. Потому, что ее м- муж влюбился в меня, вот она и р-ревновала.
— О, мисс Монро! Какая печальная история.
— Да уж. Была печальной. А теперь — нет.
Уоррен Пириг, разумеется, не написал ни разу. И детектив Фрэнк Уиддос — тоже. Из всех многочисленных парней, с которыми она встречалась в Ван-Найсе, написали ей лишь Джо Сантос, Бад Скоки да некто по имени Мартин Фулмер, которого она совершенно не помнила. Мистер Хэринг не написал. Ее учитель английского, которого она просто обожала, которому, похоже, очень нравилась. «Наверное, теперь я ему отвратительна. Я так далека от того, чему он меня учил».
Покинув сиротский приют, Норма Джин год или два переписывалась с доктором Миттельштадт. Эта пожилая женщина посылала ей свои богословские публикации, подарки ко дню рождения. Затем переписка оборвалась. Норма Джин догадывалась, что по ее вине, после того, как она вышла замуж. «Да, но почему бы ей не написать мне сейчас? Даже если она не ходит в кино, она должна была видеть Мэрилин. Неужели просто не узнала? Или сердится на меня? Ей отвратительны эти афиши? О, я и ее ненавижу! Она тоже бросила меня, предоставила самой себе».
И еще она очень обижалась, что миссис Глейзер не написала ей ни разу.
И разумеется, не было дня, когда она, входя в гримерную и начиная перебирать письма от поклонников, не подумала бы при этом:
Хотя не совсем понятно, как мог отец следить за успехами Нормы Джин. Или с чего это Норма Джин взяла, что он это делает.
Проходили недели, месяцы этого «Года чудес», а отец Нормы Джин так и не написал ей. Хотя Мэрилин Монро стала невероятно знаменита, вы наталкивались на ее изображения и имя буквально на каждом шагу. В газетах, колонках светских новостей, на афишах кинотеатров, даже над входами в сами кинотеатры. «Джентльмены предпочитают блондинок» рекламировали самым широким образом! На Сансет- бульвар красовались гигантские постеры! После появления фотографии «ню» «Мисс Золотые Мечты» на центральном развороте в «Плейбое», этом роскошном журнале, ставшем пределом мечты каждого американского мужчины, последовала целая лавина писем и еще больше внимания со стороны средств массовой информации. Блондинка Актриса самым искренним образом пыталась доказать репортерам, что вовсе не давала разрешения на публикацию снимка «Мисс Золотые Мечты 1949» в «Плейбое» или где бы то ни было еще, но что она могла поделать?.. Ведь негативы находились не у нее. Она отдала свои права, сама подписала такую бумагу. И всего за какие-то несчастные пятьдесят долларов, в трудное для нее время, в 1949-м, когда она просто бедствовала.
Газетный репортер Левитикус, известный своим злобным остроумием и скандальными разоблачениями в колонке сплетен в «Голливуд конфиденшиэл», в очередной раз удивил читателей. Опубликовал открытое письмо чуть ли не на целую колонку, которое начиналось следующим образом:
Дорогая «Мисс Золотые Мечты 1949»!
Вы действительно являетесь «Красоткой этого месяца». Равно как и любого другого.
Вы действительно стали жертвой нашей так называемой культуры, являющей собой неприкрытую торгашескую эксплуатацию женской невинности.
Но вы лишь одна из тех немногих, кому повезло. Продолжайте свою успешную карьеру в кино. Удачи вам!
И помните: сами вы более красивы и желанны, даже чем «Мисс Мэрилин Монро», — а это очень, просто потрясающе важно!
Блондинка Актриса была так тронута неожиданной галантностью Левитикуса, что тут же послала ему копию пресловутого фото «ню», которую подписала так:
Специально для таких случаев Студия сделала распечатку снимков «Мисс Золотые Мечты». «Почему бы и нет? Ведь на них, как ни верти, я. И пусть только попробуют подать за это в суд эти типы, выпускающие календари!»
Однажды, примерно за неделю до премьеры «Джентльмены предпочитают блондинок», Ди-Ди подала Блондинке Актрисе письмо от очередного поклонника, и при этом на лице у нее было какое-то странное выражение.
— Мисс Монро? Я так понимаю, это строго конфиденциальное письмо.
Блондинка Актриса с замиранием сердца выхватила из рук Ди-Ди напечатанное на машинке письмо и прочитала вот что:
Дорогая Норма Джин!
Возможно, это самое трудное из писем, которое мне довелось написать в жизни.
Честно сказать, я сам еще не до конца понимаю, что заставило меня обратиться к тебе именно сейчас. После столь многих лет.
И дело тут вовсе не в «Мэрилин Монро», кем бы она там ни являлась. Ибо у меня есть своя собственная жизнь. Своя карьера (совсем недавно я отошел от дел счастлив этому) своя семья.
Я твой отец, Норма Джин.
Возможно, я смогу объяснить тебе обстоятельства наших взаимоотношений, но только при личной встрече. Де тех пор…
Моя любимая жена, с которой мы прожили долгие годы и которая теперь больна, не знает, что я пишу это. Потому, что очень огорчилась бы, и поэтому…
Я не видел ни одного фильма с «Мэрилин Монро» наверное, не пойду смотреть. Тут, видимо, требуется объяснение. Дело в том, что я всю жизнь проработал на радио всегда предпочитал радио «зрительным образам». Мое недолгое пребывание на Студии в качестве «героя-любовника» открыло мне глаза на все безумие глупость этого мира. Нет уж, спасибо!
Если честно, Норма Джин, я не хочу смотреть эти фильмы с тобой потому, что не одобряю все это голливудское скотство. Мне кажется, я достаточно образованный демократично настроенный человек. Я на все 100 % на стороне сенатора Джоя Маккарти в его борьбе против коммунистов. Я на все 100 % христианин, как и моя жена все ее предки по отцовской и материнской линии.
