было Калекой и что уже успело превратиться в нечто совсем иное, нечеловечески жуткое. Надежда сразу смолкла. Некоторое время было слышно негромкое позвякивание металла, треск вспарываемой плоти и тяжкие мучительные вздохи.
— Почему ты не заставишь его замолчать? — Лицо Надежды словно окаменело.
— Если тебя раздражают эти звуки, значит, как максар ты не состоялась, — с издевкой ответил Стардах. — Мне осталось нанести несколько завершающих штрихов, а потом, если желаешь, снова займемся тобой. Прежние твои склонности и пристрастия оказались намного прочнее, чем я предполагал. Но их можно устранить без особого труда.
Тяжелые шаги стали приближаться, и Стардах, похлопывая лезвием окровавленного ножа по ладони, появился в поле зрения Артема. Губы его кривила саркастическая усмешка. Даже здесь, в подземельях своей собственной цитадели, он не расставался с клинком.
— Вряд ли твое создание можно назвать удачным. В нем много лишних деталей. — Нож несильно чиркнул Артему по низу живота. — К чему все это? Другое дело, если бы он предназначался на роль шута или наложника. Но ведь тебе было велено создать воина. Неужели ты считаешь, что подобные уроды имеют право размножаться?
— Повторяю, мне нужен человек, а не холощенное животное.
— Нет, дочь моя. Тебе нужно именно животное. Неуязвимое и преданное. Относительно преданности сказать пока ничего не могу, а вот о неуязвимости и говорить нельзя.
Кончиком ножа он легонько ткнул Артема куда-то в подреберье. и боль, не сравнимая ни с чем, что тому пришлось до этого испытать, сокрушительной молнией пробила сверху донизу и без того измученное тело. Артем кое-как сумел сдержать дикий вопль и только заскрежетал зубами.
— Видишь, я сразу обнаружил уязвимое, место, — довольно хохотнул Стардах.
— Не смей больше так делать! — Надежда перехватила его руку, и несколько секунд они боролись, если можно назвать борьбой возню матерого волкодава со щенком-сеголетком.
Затем Надежда отлетела в сторону, однако нож перешел в ее руки.
— Ты неосмотрительна, дочь моя, — холодно сказал Стардах. — Максар может любить только самого себя. Перенеся на кого-то другого хотя бы частицу этой любви, он оставляет брешь в своей защите.
Его шаги стали удаляться. Надежда, вскочив на ноги, швырнула нож о каменные плиты пола, да так, что от него только осколки брызнули. После этого она рванулась было к выходу, но тут же возвратилась назад, к плавно раскачивающейся раме, на которой в бессильной злобе извивалось тело Артема.
— Тебе придется потерпеть еще немного, — тяжело дыша, сказала она. — В чем он прав, так это в том, что у тебя не должно быть уязвимых мест…
Физические силы постепенно возвращались к Артему, но это были уже совсем другие силы, незнакомые и пугающие его самого. Теперь, когда он напрягал мышцы, цельнокованая железная рама сотрясалась и скрипела, как расхлябанный дачный шезлонг. Однажды, сумев дотянуться кончиками пальцев до крайнего звена цепи, сковывавшей его руки, он расплющил его, из овала превратив в восьмерку.
Надежда почти не отходила от него. Не доверяя больше мартышкам- ассистентам, она сама пичкала его разными снадобьями и кормила из своих рук какой-то, густой, сладковатой кашей.
Стардах закончил работу над новым телом Калеки и почти не появлялся в подземелье. Его создание — нечто постоянно извивающееся и меняющее форму, отдаленно похожее на гигантского осьминога, единственный круглый глаз которого прикрывали далеко выступающие вперед клювообразные костяные веки, — уже успело поймать и растерзать в клочья нескольких неосторожных мартышек.
Пару раз Артем пробовал завести с ним разговор, но все попытки закончились безуспешно. Операция, похоже, поубавила разума у их бывшего спутника или перевела его совсем в другую плоскость. (Чего у Калеки добавилось, так это свирепости — способные удлиняться до неимоверных размеров щупальца крушили все, до чего только могли дотянуться, и вскоре целой банде мрызлов пришлось взять их в оковы.)
— Почему его не убирают отсюда? — однажды спросил Артем.
— В цитадели пока еще нет помещения, где его можно было бы поселить. Ведь он способен разнести любую стену и пролезть в любую щель. Лишь воля Стардаха кое-как сковывает его ярость. Представь, что может случиться, если отец куда-нибудь отлучится.
— А ты не пробовала проникнуть в его сознание?
— Пробовала. Да где уж мне тягаться со Стардахом. Он не выпускает Калеку из-под своего контроля ни днем, ни ночью.
— Не хотелось бы мне находиться здесь, когда он вырвется на свободу.
— Тебе нечего опасаться. Я же всегда с тобой. А любое существо, созданное максарами, не в состоянии противостоять своим творцам.
— Когда-нибудь я создам существо, способное и на это. — Голос Стардаха заставил их обоих вздрогнуть. Оказывается, он умел красться бесшумно, как тень, а не только сотрясать своими шагами каменные своды. — Многие мои соседи чересчур возгордились. Ничтожные, они считают себя равными бессмертным богам. Пора проучить их.
— Создав такую тварь, ты станешь первой его жертвой, — возразила Надежда.
— Ни в коем случае. Я буду единственным, кому она будет беспрекословно подчиняться. Но для этого мне нужен не обыкновенный человеческий мозг, а мозг существа не менее могучего, чем максар. И тогда в мир явится гений уничтожения, Мировой Зверь. Для него не будет существовать непреодолимых препятствий, неуязвимых противников и опасного оружия.
— План твой безумен! Даже если он и удастся, ты тем самым погубишь род максаров!
— Нет. Ведь сам я останусь жить. И останется жить тот, другой — мой верный прислужник. Мир слишком мал, но для нас двоих в нем хватит места. Не хочешь ли ты стать этим вторым, дочь моя? — внезапно он грубо ухватил Надежду всей пятерней за лицо.
— Прочь! — Она наотмашь ударила отца по щеке. — Ни ты, ни я никогда не будем вторыми! Ведь ты же прекрасно знаешь — вместе нам в этом мире не ужиться! Рано или поздно останется только один — первый и единственный!
— Твой удар слишком слаб, чтобы причинить боль, но никто не смеет безнаказанно подымать на меня руку. Я могу убить тебя прямо на месте, но это сейчас не входит в мои планы. Тебе предназначена совсем другая судьба. — От резкого толчка Надежда полетела к дальней стенке, сбивая все, что встречалось ей на пути.
Исступленная ярость словно взорвала Артема изнутри, затмив все другие чувства, в том числе благоразумие и животный страх, который он всегда испытывал при виде Стардаха.
— Как ты смеешь, скотина, так обращаться с женщиной! — крикнул он. — Она же твоя дочь!
— Ах, ты еще и голос подаешь, жалкий пес? Ты разве не знаешь, что тебе запрещено тявкать в присутствии максара? — Стардах через плечо с презрением глянул на Артема. — За это я сейчас заставлю тебя откусить собственный язык.
Надежда налетела на него, как волна налетает на несокрушимый утес, и снова молниеносный удар отбросил ее прочь.
И тут рама, столько времени удерживавшая Артема, наконец разлетелась. Волоча на себе ее обломки, он шагнул вперед и обрушил на череп Стардаха продольную стойку, толстую, как рельс. Отдача от удара была такая, словно он угодил по многопудовой наковальне, а не по живой
