— А как же.
— Кто в главарях?
— Хрящ, Махно, Тихий, Альфонс — это из второго отряда. Из нашего — Лишай, Чертогон, Турок, Солдат…
— А Песик? — майор опять глянул в свою ксиву.
— Песик возле них только шестерит. Рано ему еще в авторитеты.
— Сможешь сделать так, чтобы основная масса заключенных за тобой пошла, а не за ними? Объясни ситуацию, пообещай амнистию. Если надо, мы для страховки пристрелочный залп дадим.
— Выбирать в моем положении не приходится, начальник, — сказал Зяблик. — Или баба в кустах, или жопа в репьях. Только сроку дай часа два. Ну а если ничего не получится, стреляй. Мне уж тогда все равно будет. Развесит братва мои кишки на заборе.
— Выйди пока, — сказал подполковник, постучав кулаком в дверь, густо просверленную для вентиляции. — Нам посовещаться надо…
Зяблика вновь позвали в спортзал только через час. За это время он успел скурить все бычки, которые только смог отыскать на заплёванном полу и в вонючей мусорнице. Охрана для него даже спичку пожалела, пришлось прикуривать у какого-то пробегавшего мимо солдатика.
Мент и вояка теперь сидели рядышком за столом и закусывали копченым салом. От зоркого взгляда Зяблика не ускользнуло, что в углу добавилась новая порожняя бутылка. Обсос в позе распятого Христа висел на шведской стенке — разгружал позвоночник. Лицо его с бледными лоснящимися губами выражало одновременно и муку, и облегчение.
«Неужели они меня только для того отсылали, чтобы бутылку на троих раздавить?» — подумал Зяблик.
— Часы у тебя есть? — спросил военный, сметая с карты хлебные крошки.
— Откуда, — пожал плечами Зяблик. — У нас даже кресты нательные отбирают.
— Непорядок. Придется тебе, Семен Осипович, свои отдать. Ты себе еще наживешь на долгом веку.
— А почему мне? — удивился обсос.
— Потому что мне в бой идти, — с усмешкой ответил военный. — А ты, как в задницу раненный, здесь останешься.
Обсос, продолжая левой рукой держаться за перекладину шведской стенки, зубами расстегнул ремешок своей добротной «Победы» и швырнул часы Зяблику.
— Сверим время, — сказал военный. — Сейчас двенадцать тридцать. Даем тебе на все дела два часа, как и просил. Даже два с половиной. В пятнадцать часов заключенные колонной, повторяю, колонной, а не толпой, должны выйти из ворот. Больных и раненых оставить в лазарете. С собой взять сухой паек на двое суток и личные вещи. Заложники выйдут первыми. Оружие складывать в проходной. Холодное отдельно, огнестрельное отдельно. Если организаторы беспорядков выйдут вместе с вами, они должны быть сразу отделены от общей массы заключенных. Сумеешь ты все это организовать или нет, зависит только от тебя. В случае невыполнения этих условий в пятнадцать десять по зоне будет нанесен удар силами дивизиона установок залпового огня. То же самое произойдет при попытке вооруженного прорыва. Вопросы есть?
— Ну а как же! — сказал Зяблик. — Допустим, вышли мы из ворот, что дальше?
— Дальше в обход города, по кольцевой автостраде, вы выходите на шоссе Талашевск — Мукасеи. Форсированным маршем следуете до отметки двадцать третий километр, — военный ткнул пальцем в карту. — Там ожидаете дальнейших распоряжений.
— Не темни, начальник. Каких распоряжений нам ждать?
— Скорее всего землю рыть будете.
— Могилу себе?
— Нет, окопы полного профиля. Из вас будет временно сформирован отдельный заградительный батальон. Позже получите оружие и подробные инструкции.
— Ладно. Но уж если мы ведем переговоры, я имею право выдвинуть встречные требования. Холодное оружие мы оставляем при себе. Заложники, кроме женщин и раненых, пойдут с нами до конца маршрута. Ведь, как я понимаю, никаких конкретных гарантий вы нам дать не можете.
— Тебе бы, приятель, в ООН работать. Послом по особым поручениям. А ты в киче блох кормил, — съязвил милицейский майор, глазки которого стали совсем узкими.
— Согласен, — не раздумывая особо, кивнул военный. — Без компромиссов тут не обойтись. Твои условия приняты.
— Ох, зря ты с этими мерзавцами связался, — заныл обсос. — Обманут, клянусь партбилетом, обманут. Дойдут до первого леска и разбегутся. Ищи потом свищи!
— Ну, это уж не твоя забота, Семен Осипович, — поморщился мент. — Ты свое дело сделал. Такую кашу заварил, что экскаватором не расхлебаешь.
— Напоминаю, — военный снова обратился к Зяблику. — Попытка прорыва даже одиночных лиц будет расцениваться как умышленный срыв договоренности. Если не хочешь, чтобы зона кровью захлебнулась, если согласен дело миром кончить — действуй. Оружие тебе нужно?
— Мойку дайте. — Увидев недоумение на лице военного, Зяблик добавил: — Ну, лезвие бритвенное.
— Зачем?
— Да не спорь ты с ним! — сказал мент раздраженно. — Дай, если просит. Он знает, что делает.
— Какое тебе лучше — импортное?
— «Неву» дайте. В самый раз. Жесткое и бликов не дает.
— Сазанчук! — Военный ногой распахнул дверь. — Немедленно доставить мне пачку лезвий «Нева». Не рассуждать! Одна нога здесь, другая там.
Сазанчук оказался служакой исполнительным и расторопным. Спустя пять минут он уже торопливо разбирал на столе плохо отмытый бритвенный станок, докладывая при этом:
— Пачки нет, товарищ подполковник. Нашел только одно лезвие, да и то использованное.
— Сойдет, — сказал Зяблик. — Использованной спичка бывает. А «Невой» десять раз подряд скоблиться можно.
Он вытер бритвочку о штаны, разломил на две половинки, а затем чиркнул лезвием по пальцам левой руки. Кровь появилась не сразу, зато потом потекла весело, тем более что Зяблик активно помогал ей покидать капилляры, сжимая и разжимая кулак.
— Теперь бинтуйте, — сказал он, протягивая окровавленную ладонь вперед, словно для рукопожатия. — Каждый палец в отдельности. Мойку прибинтуйте к указательному. Только не прямо к коже, а после второго слоя марли.
— Да я этим никогда не занимался! — отшатнулся подполковник. — У меня жена врач. Может, ты умеешь? — обратился он к милицейскому майору.
— Ни-ни! — тот замахал руками. — Я вообще вида крови не переношу!
— Сазанчук! — вновь заревел подполковник. — Санинструктора сюда!
Пока бегали за санинструктором, Зяблик слизывал с ладони кровь, вовсе не такую соленую, как это считается, и уж точно куда менее соленую, чем пот. Потом пришел санинструктор — небритый заспанный амбал, из сапог которого торчали портянки. Ловко сделав свое немудреное дело, он простуженно прогундосил:
— Предупреждаю, перевязочных средств больше нет. И антисептиков тоже. Ничего нет.
