встало еще с десяток аггелов — судя по черным колпакам, высшее командование. На Смыкова, взгромоздившегося на парапет фонтана, они смотрели, как волки — но не те волки, что рыщут на воле, а те, которые посажены на цепь. Ламеха среди них не было.
— Почему заскучали, граждане каинисты? — куражился Смыков. — Который из вас сковородой нам грозился, а?
Аггелы помалкивали, поглядывая то в небо, то в землю, то друг на друга. На то, во что превратилось их грозное воинство, никто старался не смотреть.
— Повторяю вопрос! — угроза перла даже не из каждого слова Смыкова, а из каждого звука.
— Это он сам… По собственной инициативе, — один из аггелов кивнул на Оську. — Сопля невоспитанная…
— Снять головной убор, когда со мной разговариваете! — рявкнул Смыков.
Аггел, стараясь не встречаться со Смыковым взглядом, стянул свой колпак. Был он бородат, наполовину сед, а рожки имел маленькие, как у новорожденного бычка.
— Фамилия? Имя? — Смыков спросил, как кнутом щелкнул.
— Вас, надо думать, мое бывшее имя интересует? — уточнил аггел.
— Вопросы здесь задаю я. Интересует меня не бывшее, а настоящее ваше имя. Клички для своих подельников оставьте.
— Грибов Михаил Федорович, — представился аггел солидно.
— Должность?
— Сотник.
— Я про вашу человеческую должность спрашиваю! Кем раньше работали?
— Раньше? — Аггел пригладил растрепанную бороду. — Председателем колхоза.
— Член партии?
— Как водится, — вздохнул он. — Бывший, конечно. Взносов не плачу и собраний не посещаю.
— И каким же образом вы среди этих кровопийц оказались?
— Я извиняюсь, но только ругаться не надо… — Аггел блеснул из-под мохнатых бровей черными цыганистыми глазами. — Я все фронты прошел. И кастильский, и степной, и арапский… Ранен дважды… А здесь, спрашиваете, как оказался… очень просто… Насильно к нам никого не загоняют. Я тоже доброволец. Потому что другого выхода не вижу. Сплотиться нам надо, чтоб не затоптали… Сильная власть нужна. Железные вожди… Идея, опять же… А какая идея у Коломийцева или Плешакова? Про нынешние дела я и не говорю даже… Развели, понимаешь, анархию…
— А идеи Каина вам, значит, подходят? — Говоря языком базарных торговок, Смыков смотрел на Грибова, как парикмахер на плешивца.
— Ехидничать-то зачем? — Аггел передернул плечами. — Идеи наши, если вдуматься, от марксизма мало чем отличаются. Я практику имею в виду. Мы ведь, к примеру, не против всех инородцев огульно… Есть и среди них люди. Кое-кого и перевоспитать можно. Предварительно освободив от влияния господ, попов, шаманов, тунеядствующих умников и всякого другого сора. Народ вот так держать надо, — он резко сжал свою крепкую пятерню в кулак, — а не распускать… Потом еще и благодарить будут.
— Вы мне эту оголтелую пропаганду прекратите! — Смыков погрозил зарвавшемуся аггелу пальцем. — Ренегат позорный…
— Я что… можно и помолчать, — аггел набычился, — сами ведь спрашивали.
— Все, разговоры на вольные темы закончились! — Для убедительности Смыков топнул ногой. — Оцениваю все ваши жизни в мешок бдолаха. Пока кто-нибудь сбегает за ним, остальные будут дожидаться здесь. Срок на все дела — десять минут.
— А после нас, значит, как этих… — бывший председатель колхоза, а ныне сотник каиновой рати Михаил Федорович Грибов кивнул на мертвецов, устилавших площадь, — на смертные муки и поругание?
— Вполне вероятно. Если через десять минут бдолах не будет здесь… А в положительном случае амнистирую.
— Обещаете?
— Ишь ты! — усмехнулся Смыков. — Много хочешь, рогатый. Не обещаю, а подаю надежду. Разве мало?
— Ладно, быть по сему! — Аггел нахлобучил колпак на голову. — Но только мешка бдолаха у нас нет. Мы за все время столько не добыли.
— А сколько есть? — насторожился Смыков.
— С килограмм, наверное, наберется… Или чуть побольше… Борис, сколько?
— обратился он к стоявшему рядом соратнику, имевшему вид скорее школьного учителя, чем адепта людоедской религии.
— Кило двести сорок грамм, — ответил тот флегматично. — И в перегонном кубе еще грамм пятьдесят можно наскрести.
— А не врете, голуби? — Смыков окинул аггелов испытующим взглядом.
— Если не доверяете нам, можете своего человека для контроля послать, — обиделся Грибов. — Да и не станет Борис Михайлович врать. Он в Госбанке раньше служил. При нем кассиры копейку утаить боялись. Почетные грамоты от центрального правления имел.
— Если вы ему так доверяете, пусть идет за бдолахом.
— Э, нет… — на лице Грибова промелькнула хитроватая ухмылка. — Тут дела разные. Деньги одно, а жизнь другое. Трусоват он маленько. Ты, Борис Михайлович, на правду не обижайся… Для такого мероприятия отчаянный человек нужен. Чтоб от смерти уйдя, мог назад к ней вернуться… Меня пошлите.
— У дружков своих спрашивайте. — Смыков принял классическую позу Понтия Пилата, только что умывшего свои руки. — Если какая накладка выйдет, им за вас отвечать придется. И не карманом, а головой.
Собравшись в кружок, аггелы принялись тихо совещаться о чем-то. Похоже, кандидатура сотника Грибова идеальной тоже не считалась. В конце концов они пришли-таки к общему соглашению и вновь выстроились в линию, словно осужденные перед расстрелом.
— Ну все, договорились! Отпускают они меня! — объявил Грибов с заметным облегчением. — Постараюсь за десять минут управиться. Но на всякий случай пару минуток еще накиньте… Кончать их как предполагаете, всех вместе или поочередно?
— Там видно будет.
— Если поочередно, то с этого крысенка начинайте, — он кивнул на Оську, продолжавшего пребывать в состоянии ступора. — Побежал я… Засекайте время.
Несмотря на свой далеко не юный возраст и солидную комплекцию, Грибов довольно резво нырнул в боковую улицу, и вскоре стук его башмаков утих вдали.
— Давайте помозгуем, какую он нам подлянку может устроить, — сказал Зяблик, не спуская пленных аггелов с мушки. — Я этим рогатым ни на грош не верю… Вон, живой пример перед вами… Стоит, полные штаны наложивши… В-вояка…
— Нет, бдолах они нам отдают без звука, — сказал Смыков уверенно. — Тут никаких сомнений быть не может. Такого добра они в Эдеме целый воз накосят… Но отпускать нас вот так запросто, конечно, не отпустят. По следу пойдут тайком, как шакалы. Чтоб из-за угла напасть, внезапно.
— Укокать их всех, что ли, предлагаешь? — равнодушно осведомился