больнице в Грейт Хейвуд[6]. Джон отбил ответную телеграмму своему наставнику, запросил увольнение, отправил записку жене в Оксфорд, объясняя, что будет отсутствовать, возможно, несколько дней, и немедленно тронулся в путь.
Почтальон, доставивший телеграмму, и обнаружил тело и сообщил в полицию. Без лишних вопросов Джон понял, что офицер, встретивший его на платформе в Лондоне, хочет поговорить с ним, и даже догадывался, о чем.
Поезд из Стаффордшира[7] прибыл с опозданием, но это не стало неожиданностью и даже не создало неудобств. Просто еще одно отклонение от привычной жизни, вызванное войной.
Джон уже несколько месяцев находился в увольнении из Второго Батальона. По мнению врачей, у него была гипертермия; солдаты называли ее «окопная лихорадка»[8]. Проще говоря, тело его устало от войны и выражало протест общей слабостью и постоянным жаром.
В поезде Джон сразу же уснул, и лихорадка навеяла ему сон, в котором огненная гора плевалась раскаленным пеплом и лавой в окопы, вырытые на французской земле, накрывая его товарищей, бьющихся против немцев. Джон в ужасе смотрел, как тех, кто покидал окопы, косит артиллерийский огонь неприятеля. Оставшиеся в страхе припадали к земле, и их поглощало извержение горы; сыны Англии стали детьми Помпеи, погибая в пламени и дыму…
Джона разбудил пронзительный свисток поезда, давший сигнал о прибытии на вокзал в Лондоне. Он раскраснелся и вспотел, и для окружающих в лице ожидающего его констебля выглядел, как соучастник убийства человека, которого приехал повидать. Джон вытер лоб платком, достал с багажной полки свой ранец и вышел из вагона.
Прибытие Джона на вокзал и его последующий отъезд в компании полисмена заметили лишь четверо, незаметно смешавшиеся с толпой на платформе. Трое были одеты в плащи с капюшоном и двигались немного неуклюже, поскольку инвертированные суставы ног заставляли их ходить, словно собак на задних лапах.
В точности как собак на задних лапах.
Странные фигуры растворились в толпе, спеша доложить обо всем увиденном своему господину. Четвертый — тот, что сидел рядом с Джоном в поезде, шмыгнул на перрон и оттуда на улицу и, выждав несколько минут, устремился за констеблем и юным солдатом из Стаффордшира.
— Должен сказать, что есть масса гораздо лучших способов скоротать вечер, — разглагольствовал инспектор, ведущий расследование убийства. Это был крепкого телосложения любезный малый по фамилии Клауз. — Бьюсь об заклад, убийца, кем бы он ни был, не шляется по улицам в такую погоду. Нет, он обтяпал дельце и сейчас сидит дома, греет ноги у камина и попивает теплый бренди, а я в это время должен здесь ловить воспаление легких… — Клауз осекся на середине жалобной тирады и сделал жест, как бы извиняясь. — Нет, я не говорю, что беседовать с вами — это так уж плохо, не думайте. Просто обстоятельства.
Лишь спустя несколько минут Джон понял, что допрашивают не только его. Он заметил еще двоих кукушат, дрожащих, кивающих задающим вопросы полицейским, которые интересовались, как бедные кукушата оказались именно в этом ужасном гнезде.
Пожав руки, молодые люди представились. У того, что помоложе, по имени Джек, были соломенного цвета волосы, и весь он был какой-то суетливый. Другой, постарше — Чарльз — носил очки и казался уверенным и рациональным. Он отвечал на вопросы констебля со спокойствием банкира «Барклайс»[9].
— Да, я прибыл в Лондон приблизительно в четыре сорок. Нет, из расписаний я не выбивался. Да, я сразу же понял, что он мертв.
— Причина вашего визита? — осведомился Клауз.
— Я вез рукопись, — ответил Чарльз. — Я редактор в Издательстве Оксфордского университета[10], а профессор Сигурдссон должен был добавить аннотации к одному из наших изданий.
— Правда? — оживился Джек. — Меня только что приняли в Оксфорд.
— Молодец, Джек, — похвалил Чарльз.
— Спасибо.
— Так, юноша, — влез Клауз, — ваше имя Джек, а?
— Да, сэр, — утвердительно кивнул Джек.
— Ага… Не тот Джек с Уайтчепел[11]?
— Нет, — ответил Джек прежде, чем понял, что инспектор шутит. — Из Оксфорда.
— Двое из Оксфорда, хм, — заметил Клауз. — Интересное совпадение.
— Это не совпадение, — сказал Чарльз. — Избранное общество — это привилегия, а не право.
— Сам-то я из Кембриджа, — продолжал Клауз.
— О… э-э… прошу прощения, — запинаясь, произнес Чарльз[12] .
— Я вообще-то в университетах не учился, — шепнул Клауз Джону, заговорщически прикрыв рот ладонью. — Но у него был такой вид, будто я застукал его в мамашиных панталонах. Кстати, вы откуда, э-э, Джон, правильно?
— Из Бирмингема, хотя в данный момент расквартирован и прохожу лечение в Грейт Хейвуд.
Это было не совсем верно, но если бы Джон признался, что он тоже из Оксфорда, от этого не стал бы счастливее ни Клауз, ни они трое.
За время, проведенное на войне, из пережитых вместе событий рождались узы братства, особенно между молодыми людьми, которым доводилось сидеть в одном окопе. В данном случае речь шла о другом, но все же братстве: незнакомых друг с другом людей, у которых так мало общего, объединило убийство.
— Я не был с ним знаком, — ответил Джек на вопрос о его отношениях с убитым. — По правде говоря, я приехал в Лондон всего на один день, чтобы передать документы поверенному в Кенте.
Инспектор моргнул, снова моргнул и повернулся к Чарльзу.
— Боюсь, моя история мало отличается от истории Джека, — произнес Чарльз, поправляя очки. — Я был здесь по делам университета.
— Остаетесь вы, Джон, — подытожил Клауз. — Полагаю, вы тоже не знаете его.
— Вовсе нет, — ответил Джон. — Мы были хорошо знакомы. Он был моим наставником.
— Правда? — воскликнул Клауз. — И в каких науках?
— Во-первых, по древним языкам, — сказал Джон. — В основном. Были еще дополнительные курсы по мифологии, этимологии[13], истории и доисторическим культурам. Хотя, — добавил он, — если уж говорить начистоту, я был не слишком прилежным студентом.
— Ага, — пробормотал Клауз. — А почему? Он был плохим учителем?
— Он был прекрасным учителем, — возразил Джон. — Но священник, который помогал растить меня после смерти отца и оплатил большинство моих занятий, считал, что эти науки… э-э… непрактичны.
— Ясно, — сказал Клауз, строча что-то в записной книжке огрызком карандаша. — А что считать «практичным»?
— Банковское дело, — ответил Джон, — торговля. Всякое такое.
— Гм, — хмыкнул Клауз. — Вы не согласны?
Джон не ответил, только пожал плечами, как бы говоря: «Ну что поделаешь?»
— Что ж, — сказал Клауз. — Я здесь почти закончил. Но поскольку вы, похоже, единственное подобие семьи Сигурдссона, не взглянете ли на место преступления? Возможно, вы заметите, пропало ли что- нибудь.
— Разумеется, — откликнулся Джон.
Джек, Чарльз и констебль остались ждать в прихожей, а Джон и инспектор направились в библиотеку. Сперва Джон почувствовал запах паленой кожи и табака с корицей, который курил только профессор. Комната являла собой полный кошмар.
Книги были разбросаны повсюду, полки разбиты в щепки. Не уцелело ни единого предмета мебели.
