по ВЧ или телеграфу немедленно. В случае необходимости Сталин открывал свои записи с данными о резервах техники, личного состава или кадров и принимал решение.
Главный орган новой системы управления назывался — Государственный Комитет Обороны (ГКО), авторство и основообразующее начало в котором принадлежит Сталину. Да и вообще, ГКО — это и есть Сталин, это, если хотите, новый, соответствующий времени и обстановке его псевдоним.
Генштаб же превращался в проводника воли ГКО, призванного вести анализ, бухгалтерию войны. До самой Победы Генштаб возглавляли чисто кабинетные работники — Б.М. Шапошников, А.М. Василевский, А.И. Антонов, Н.Ф. Ватутин, С.М. Штеменко, не имевшие и сотой доли жуковских амбиций и энергии.
Перераспределение власти в ГКО сделало пребывание Жукова на должности начальника Генштаба бессмысленным, да и лишать войска яркого и до предела энергичного лидера было бы непростительно.
Может возникнуть другой вопрос — почему свое решение Сталин обставил таким образом, что оно выглядело чуть ли не как опала?
Во-первых, Жуков, как и вся Красная Армия в этот период, больших успехов на посту начальника Генерального штаба не достиг и похвал не заслужил. Во-вторых, чтобы тот не зазнавался — Сталин знал, что Жукова заносит, и решил встряхнуть строптивого генерала перед отправкой на фронт. Таким образом Сталин стремился сообщить Жукову необходимый настрой, укрепить его дух. Аналогичная ситуация была перед Халхин-Голом. По воспоминаниям самого Георгия Константиновича, операция на Халхин-Голе после попытки его исключения из партии, нанесшей ему глубокую обиду, была шансом доказать свою профессиональную состоятельность и верность делу. Жуков на Халхин-Голе лез из кожи вон. Жуков, настроенный подобным образом, принимал для себя только два исхода — погибнуть или победить. «Без щита», ссылаясь на тяжкие обстоятельства, Жуков вернуться не мог.
Конечно, Сталин, много лет руководивший людьми, не сидел и не выдумывал такую линию в отношении Жукова — она пришла сама собой на основе сталинского таланта руководителя и знания людей.
Также подспудно, но столь же безошибочно было выбрано новое назначение Георгия Константиновича — под Ельню. Сталин не бросил Жукова из кабинета Генштаба в Ленинград или на обреченный Юго-Западный фронт, а направил его на Западный, где к тому времени немцы прекратили наступление. Жуков в относительно спокойной обстановке смог наладить управление войсками, организовать взаимодействие и блестяще провести Ельнинскую операцию. Трудно переоценить этот опыт, эту возможность приобрести уверенность, которая, убежден, в огромной степени помогла Жукову не дрогнуть при обороне Москвы.
Прими Сталин другое решение, и кто знает — может быть, в лесу под Киевом погиб бы вовсе не М.П. Кирпонос? И что было бы тогда с Москвой? И что было бы с Москвой, если бы Жуков в октябре поехал в Малоярославец принимать разбитый Западный фронт из своего московского кабинета?
А как же Киев?
Отправляясь на доклад к Сталину, Жуков, бесспорно, испытывал целую гамму чувств. Глубокий анализ обстановки, долгие и мучительные размышления привели Георгия Константиновича к печальному выводу о необходимости отвода войск Юго-Западного фронта за правый берег Днепра, что означало оставление Киева.
Сегодня можно по-разному оценивать предложение Жукова, однако тогда, когда обстановка, меняясь ежеминутно, была крайне запутанной, для его принятия требовался весь огромный опыт Георгия Константиновича, его аналитический взгляд, стратегическое предвидение. Наивно думать, что Жуков, гигант военной мысли, мог не замечать очевидных отрицательных последствий потери Киева. В этой неоднозначной ситуации, когда Жуков сам еще не набрал большого веса в Ставке, проще всего было утешиться мыслью «Сталину виднее». Поэтому предложение по Юго-Западному фронту — гражданский подвиг Жукова.
В вопросе с Киевом существует два аспекта. С чисто военной точки зрения поворот танковых групп Гота и Гудериана во фланг нашего Юго-Западного фронта через Гомель и Чернигов, удар группы армий «Юг» из района Кременчуга создавали реальную угрозу невиданного окружения — 21, 5, 37, 26, 38- 38-гоармии, полмиллиона наших солдат могло оказаться в кольце. С точки зрения вывода из-под удара войск Юго-Западного фронта отход за Днепр был единственным решением.
Однако в свете дальнейших событий такое решение скорее всего было бы ошибочным. Дело в том, что Гитлер повернул свои танки на юг с одной целью — обеспечить фланг группы армий «Центр» для удара на Москву, отбросив войска Юго-Западного фронта за Днепр. Упорная оборона, бои в окружении, которые вели войска Юго-Западного фронта, давали выигрыш во времени, перемалывали ресурсы и силы врага. Отвести войска за Днепр означало решить за немцев стратегическую задачу и не нанести им потерь.
Второй аспект — моральный. Крайне важно, что Сталин не отдал приказ сдать столицу Украины. Киев мог быть потерян, но Киев не мог быть сдан. Отдай Ставка приказ оставить Киев, в сознании народа, красноармейцев, военачальников произошел бы надлом, и никакая сила не смогла бы заставить их насмерть стоять за Москву.
Могут возразить, мол, в 1812 году сдали Москву. Но тогда ситуация была принципиально иная. В 1941 году на первом плане была не задача сохранить армию, которую вермахт бил, а выиграть время для того, чтобы провести эвакуацию заводов, наладить выпуск танков и самолетов, заменить негодных командиров, отменить отжившие наставления и правила. Это была война экономик, война стратегических преимуществ и ресурсов, война идеологий.
Поэтому проводить параллели с 1812 годом нет никакого смысла — суть и форма той войны были абсолютно иными. Тогда армия действительно являлась единственным достоянием России. Например, системы подготовки военных кадров как таковой вообще не было, и потеря каждого артиллерийского или инженерного офицера ослабляла армию. В 1941 году после потери кадрового командирского состава он был успешно и быстро заменен выдвижением сержантов и рядовых. В армии же Александра I на солдата, произведенного в прапорщики, показывали пальцем.
Такой кадровый резерв — также результат работы Сталина, изменений, произошедших в России после революции. В 1812 году новобранцу требовалось объяснять, где право, где лево, в 1914-м на роту приходилось трое грамотных, а в СССР были сотни тысяч трактористов — готовых танкистов, сотни тысяч людей прошли через аэроклубы ОСОАВИАХИМа и были почти готовыми летчиками, почти все молодые люди сдали нормы ГТО, выполнили норматив на ворошиловского стрелка. Сейчас кажется, ну что такое ГТО? А вы попробуйте-ка нынешних молодых россиян проверить на ГТО первой ступени — выйдет позор.
Далее. Города в Наполеоновскую эпоху не имели такого значения, как в XX веке. Москва 1941 года была не просто символом, но экономическим центром с 1500 промышленных предприятий, главным и незаменимым узлом связи, транспортного сообщения, хранения ценностей, секретных архивов, уникальных научных и селекционных разработок, культурного наследия. Аналогично обстояло дело с Киевом. Во времена Наполеона в Москве проживали несколько десятков тысяч человек, большинство из которых тогдашней властью числились холопами. В XX же веке в Москве и Киеве проживали миллионы наших людей, провести полную эвакуацию которых было невозможно.
Именно по этим причинам Сталин категорически настаивал на защите городов: Смоленска, Могилева, Москвы, Киева, Одессы, Сталинграда.
Иногда говорят, что обороной Киева Сталин хотел доказать союзникам жизнеспособность СССР. Сталин, как мы уже убедились, держал в голове многие соображения, однако в отношениях с союзниками умел из любого положения извлечь выгоду и чем труднее складывалась обстановка на
