белье.
– Ты здесь спишь? – поразилась Дора.
– Иногда, – улыбнулась Мириам, – когда Греба дома нет.
Догадка Доры подтвердилась. Мириам была рабыней постели. Но ведь не задавалась как некоторые. В конце концов, не она же сама выбирала, кем быть. Лучше в постель, чем в бараки. Дора решила, что, в общем, Мириам совсем не плохая. Тут она увидела зеркало и поразилась в очередной раз. Она разбиралась в зеркалах. Одно время у нее даже было свое зеркало – треугольный осколок размером с ладонь – это когда лошак сорвался с обрыва, повредил ногу и разбил груз. Но Дора даже представить не могла, что бывают такие огромные и гладкие зеркала. Сразу целых три. Дора подбежала к ним и принялась себя рассматривать. В трех зеркалах она могла видеть даже спину… Лучше бы не смотреть. Вся загорелая, почти коричневая, а шрамы белые. Ромбиками. Как узор на коврике. Рядом встала Мириам. Настроение упало еще ниже. Чертополох рядом с розой – вот как они смотрелись. Кого, спрашивается, выбирут мужчины?
– Мири, у нас продукты кончаются. Ходить на базар – женское дело, – раздался из-за двери голос Криса.
– Беда без холодильника, – отозвалась Мириам. – Сейчас схожу.
Она нагнулась, из ящичка под зеркалом достала ошейник, защелкнула на шее, покрутилась перед зеркалом и направилась к двери. Дора кошкой бросилась вслед, повалила на пол.
– Сними! Ты что, сдурела? Идиотка! Увидят – убьют!
Мириам затрепыхалась под ней, стараясь повернуться, но Дора прижала ее к полу.
– Тебе же уши обрежут, язык вырежут, ногти вырвут, в бараки продадут, – горячо шептала она. – Пропадешь по глупости. Сними немедленно!
– Отпусти меня, глупышка, – рассердилась Мириам, – мне можно.
– Что у вас за грохот? Шкаф уронили? – спросил из-за двери Крис.
– Дора меня за рабыню приняла. Требует, чтоб я ошейник сняла.
– А-а.
Сердце оборвалось и бухнуло в пятки. Она напала на свободную женщину. Сбила с ног, повалила на пол, нехорошим словом оскорбила. За это самое малое – в бараки. А могут на медленную смерть отправить. Боже, как глупо!
Пятясь, отступила к столу, нащупала ножницы, сунула в карман платья. Мириам не заметила. Она, облизав палец, замазывала царапину на колене. Дора рухнула к ее ногам.
– Прости меня, госпожа. Накажи легкой смертью. Я ведь не хотела тебе плохого, я как лучше хотела.
– Ты просто шальная какая-то. Сначала с ног сбиваешь, потом прощения просишь. Встань немедленно, – осерчала Мириам и вышла из комнаты. Хлопнула дверь внизу. Она ушла на базар. Дора вытянулась на досках пола, положив лицо на локоть.
– Дура, дура беспросветная, – шептала она, – принять свободную женщину за дерзкую рабыню. Завры караваном! Идиотка последняя. Слепому же видно, что она свободная.
Слезы стекали по руке на пол. Она уже не помнила, когда плакала в последний раз. От ветра – не в счет. Но в последние дни слишком много бед обрушилось на ее голову. Нервы расшатались. Дора оплакивала свою бестолковую судьбу. Каждый раз, когда все могло измениться к лучшему, в последний момент что-то ломалось, и становилось еще хуже. Но до сих пор это случалось не по ее вине. А сейчас… Обидеть свободную женщину. Сбить с ног, повалить на пол! Добрую, хорошую, ласковую, работящую.
Дора нащупала в кармане ножницы.
Может, самой? – подумала она. – Не ждать, когда за мной придут? Нет, любой караванщик мне бы в лицо плюнул. Нельзя сдаваться, пока есть надежда. Когда караван задержала, как били! Но ведь не умерла же. Наказали и простили. Нет в жизни счастья. Она со мной как с равной… Сука я последняя.
Дора не слышала, как вернулась Мириам. Она лежала на шершавых досках, погрузившись в черное отчаяние и хотела одного – умереть. Мириам, увидев ее на полу, не на шутку перепугалась, подхватила на руки, уложила на кровать. Она оказалась очень сильной. Выслушала бессвязную исповедь, долго утешала как маленькую девочку. От ее слов Доре становилось еще больнее.
– Ты ведь умная девочка. Я же все понимаю, ты хотела как лучше. Ошиблась немного. Со всяким бывает, я на тебя не сержусь. А мужчинам мы не скажем. Это наши секреты – Мириам целовала Дору в лоб, гладила по головке, и, наконец, успокоила. Дора вытерла слезы, перестала хлюпать носом, но страх перед этим непонятным домом остался. Выяснилось, что Мириам на четыре года старше Доры. А выглядит на десять лет моложе.
– Ты сейчас поспи до ужина, а у меня по дому работа есть, – сказала Мириам.
– Как можно? Госпожа пусть покажет, Дора все сделает. Госпожа будет довольна.
В коридоре они столкнулись с Крисом, выходящем из кабинета.
– Почему глаза красные? – удивился он.
– У нас острый адаптационный период, – отозвалась Мириам, обняв Дору за плечи. Крис хмыкнул. Дора ничего не поняла. Вдвоем подмели пол, вытерли пыль с мебели. Видимо, въехали в этот дом совсем недавно, дня два-три назад, потому что в половину комнат никто полгода не заглядывал. На всем лежал толстый слой пыли. А о существовании погреба Мириам не знала. Люк в погреб первой нашла Дора, отодвинув половик. Покончив с уборкой, занялись кухней. Подходило время ужина. Кажется, простое дело – вымыть посуду. Но все в этом доме делалось не так, как в караване. А Дору терзали страшные сомнения. Не вытерпев, она спросила шепотом:
– Мириам, ты была добра ко мне. Скажи мне правду, если можно. Ты человек?
Руки девушки застыли над тазом с грязной посудой. Плечи поникли. Целую минуту она стояла неподвижно.
– Греб! – позвала жалобно Мириам. – Дора спрашивает, человек ли я.
Дора застучала зубами от страха. Только что Мириам была весела и жизнерадостна, а тут вся увяла. Как цветок.
Воины засуетились. Крис побежал на второй этаж, Греб встал в дверях кухни.
– С чего ты взяла, что Мириам не человек?
– Ва-ва-ва-а, – ответила Дора.
– Ну!
Дора пятилась, пока не уперлась лопатками в стену. Затравленно огляделась. Выпрыгнуть в окно, а там будь что будет? Так ведь рама крепкая, не вышибить. Ей внезапно очень захотелось жить. Пусть на цепи, пусть в бараках, только бы не умирать в этом страшном доме.
– Я вас слушаюсь, я ничего плохого не делала, я только спросила, – залепетала она, отступая вдоль стенки, пока не уперлась в угол.
В кухню вошел Крис с черной коробочкой в руке, направился прямо к ней. Дора взвизгнула, схватила табуретку и выставила как щит, ножками вперед.
– Что такое? – удивленно остановился Крис. На коробочке в его руке светились два зеленых огонька и желтая полоска. Они светились как глаза дикой кошки в темноте, но намного ярче.
– Ох, боже ты мой, ну чего ты испугалась, глупенькая? Никто в этом доме тебя не обидит, – Мириам вынула из ослабевших пальцев Доры табуретку, и усадила девушку на нее. Дора
