показал путь, который ведет из прошлого в будущее и избавляет нас от того интеллектуального авитаминоза, в результате которого выпадают зубы и становятся кривыми ноги.
Борхес не хотел понимать свои рассказы, не всегда понимали их и мы. Он не получил Нобелевской премии за литературу и, как теперь уже ясно, никогда ее не получит. Может быть, потому, что нынешними почестями и премиями, в том числе и Нобелевской премией Шведской академии, чаще всего награждают за уже общепринятые ценности и уже открытые возможности, то есть дают их ученикам, а не учителям.
Те птицы, которые на своем пути встречают поток холодного воздуха, отклоняются от намеченного курса, но те, кому посчастливилось попасть в теплую струю, легко и быстро поднимаются в небо. Борхесу не сопутствовала удача, но он в ней и не нуждался. Он всегда шел против течения. А всем остальным — как сказано в одном рассказе Борхеса, и эти слова прямо у нас на глазах превращаются в эпитафию — «достаточно знать, что в Буэнос-Айресе был один человек, который после 1920 года обо всем задумался заново и открыл некоторые вечные вещи».
Самое древнее живое существо на Земле — это человеческое слово. Оно изменялось, как изменялись все виды животных и растений, изменялось, как изменялась человеческая мысль.
Генис знает, что человеческая мысль — внучка Природы, но знает он и то, что мысль и язык человека не сестра и брат. Потому что язык — пасынок Природы.
Через искусственно созданную природу, окружающую человека, слог Гениса движется с такой искрометной энергией, что порой забываешь, что язык — внук этой самой искусственной, а не Истинной природы.
И еще одно. Генис сумел поставить себя таким образом, что Россию он видит из Америки, а Америку — из России. Через Китай и Лао Цзы.
Сразу скажу, что сегодня мы видим Иво Андрича не так, как при его жизни. Прошло сто десять лет со дня рождения и двадцать семь лет со дня смерти этого писателя. Но он все еще занимает наши мысли, несмотря на то что мы приобрели новые шрамы и раны, которых он избежал. За недолгие двадцать семь лет многое изменилось. Изменились мы, его читатели, изменились и произведения Андрича, потому что теперь они апеллируют к совсем другой логике, несмотря на то что язык их остался прежним. Сегодня они звучат по-новому еще и потому, что изменилась, причем существенно, сама литература. Назовем лишь несколько перемен, произошедших после ухода Андрича.
Для того чтобы избавиться от медлительности языка, ставшей тормозом иконически лаконичной эпохи XXI века и Водолея, постмодернизм поместил литературу в такую систему координат, где вертикаль показывает интертекстуальные отношения между двумя писателями или двумя книгами одного и того же писателя, а горизонталь — интерактивность между писателем и читателем или между драматургом и зрителем трехмерной пьесы (3D). Организованное таким образом нелинейное повествование получило ускорение и, во всяком случае, продемонстрировало, что еще существуют не использовавшиеся ранее и непривычные для литературы способы чтения.
Самое начало XXI века ознаменовалось еще одним явлением. Речь идет о расцвете «женской литературы», о великолепной победе, одержанной женщинами-писателями в их борьбе за освоение литературного пространства. Их талант, их многочисленность, их новые интонации обогатили литературу на границе XX и XXI веков и придали ей то, что еще Боккаччо называл «женской чуткостью».
Монахи XVIII века знали, что человек живет столько лет, сколько ссудил ему Бог. Это значит, что наши годы взяты взаймы и их придется возвращать. Каждый человек должен задуматься над тем, на каких условиях он получил свой заем, и вернуть долг в соответствии с этими условиями. Кто забывает об условиях, поступает нечестно и оказывается не в состоянии вернуть долг. Но нелегко приходится тому, кто крадет свои дни у Бога.
Писатели последних десятилетий умеют возвращать долги. Литература свои дни у Бога не крала. В этом не может быть сомнений. Арифметика примерно такая: за одну ночь — одна хорошая фраза. Однако следует признать, что для самоудовлетворения места быть не должно.
С первого взгляда видно, что в XXI веке литература не имеет того удельного веса, которым она обладала в прошлом столетии, столетии Андрича, и в предыдущие века. Сегодня удельный вес литературы меньше, хотя нынешние книги не хуже прежних. Причина в другом. Образ и знак, особенно в компьютерной и интернет-системе, стали важнее, чем традиционная языковая коммуникация посредством книги. И пусть с горечью потерпевшего поражение победителя, но мы и впредь будем читать книги, в том числе и те, которые написал Андрич.
Несколько лет назад мне случайно попала в руки восхитительная книга шведского писателя Петера Корнеля «Пути к раю». Структуру этого, условно говоря, романа можно описать двумя словами: роман в сносках. Поняв это и даже не задумываясь о содержании, ощущаешь сильнейшее желание приобрести новый читательский опыт. Итак, текста в книге нет, есть только примечания к нему. Только толкования (схолии) таинственной и недоступной нам рукописи. На основании сносок, расположенных под чертой, мы можем вообразить роман или нечто другое, расположенное над чертой.
Эта книга похожа на живой организм, живущий за счет своих собственных ресурсов. Остроумный замысел воплощен таким замечательным образом, что в результате каждый читатель может создать свою единственную и неповторимую книгу. В этом ему помогают и иллюстрации, которые шведский писатель поместил в своем произведении, проявив себя выдающимся знатоком изобразительного искусства и эзотерики.
Прошло немало лет, после того как в 1987 году вышла книга Корнеля, и наконец поэт Раша Ливада, откликнувшись на мое предложение, опубликовал ее в переводе на сербский язык в своем журнале «Письмо» (своего рода белградский собрат московской «Иностранной литературы»).
Прошло, как я уже сказал, немало лет, но за это время появились новые аргументы в пользу произведения Корнеля. В эпоху постмодернизма воды романа текут вспять от конца произведения к началу, от дельты вверх по течению по удобному и частично уже освоенному руслу — по виртуальной бесконечности. Литература с большой практичностью использует это русло. Роман превращается в истинное дитя пространства и свободно разветвляется в нем, сбросив с себя оковы линейного языка и освободившись от условностей и законов галактики Гутенберга. Он попадает в новое галактическое пространство, никак не связанное с напечатанной в типографии книгой.
Писатели электронных книг, более скромные, чем их предшественники, помнят о том, что человеку не дано увидеть начало и конец своей жизни или начало и конец вселенной, и не обозначают начало и конец текста, создаваемого в процессе нелинейного повествования.
Я назвал бы это освобождением человеческой мысли от оков языка.
Нечто подобное делает и Петер Корнель. К тому же он показывает нам, что нелинейное повествование может быть использовано не только в электронной системе, но и в акте написания книги.
Таким образом, благодаря роману «Пути к раю», Петер Корнель попал в число тех немногих писателей нашего времени, которые пользуются техникой нелинейного повествования. «Пути к раю» — это не что иное, как произведение, освобожденное от линейного языка и дающее нам, читателям, возможность самим участвовать в построении предложенного материала, перенося процесс чтения в новое измерение. В измерение, где ветвятся наши мысли и сны, непохожие на существующий веками линейный классический язык. Корнель перешагнул через этот язык и, уже не думая о синтаксисе или фонетике, напрямую обратился к нашей фантазии. Я думаю, что, сделав это, он распахнул перед собой двери литературы XXI века.
