Милорад Павич
Другое тело
Ясмине Михайлович
Живи медленно, умри быстро
Живи быстро, умри медленно
Писатель, который написал эту книгу, лицо вымышленное, большинство других персонажей реально существовали. Богородичный источник, о котором упоминается на этих страницах, находится рядом с домом Пресвятой Девы Марии в городе Эфесе, на территории Турции. Перстень, фигурирующий в этой истории, тоже существует. Мы видели его у одной нашей знакомой. Его цвет изменяется в зависимости от состояния тела того, кто его носит. В свое время жили два писателя, о которых говорится в романе, — Гавриил Стефанович-Венцлович (ок. 1680–1749?) и Захария Орфелин (1726–1784). Один в Сентандрее, в Венгрии, а второй некоторое время провел в Венеции. Их произведения, на которые ссылается здесь автор, можно прочитать и в наши дни. В Венеции, у тамошнего владельца типографии и издателя Теодосия, Орфелин опубликовал в 1772 году обширнейшее жизнеописание русского царя Петра Великого — прекрасно иллюстрированную книгу, одну из лучших того времени, которая сегодня читается как волнующий роман. Эта книга имелась в библиотеке Александра Пушкина, и он внимательно изучал ее. В Венеции был и знаменитый сиротский приют для неизлечимо больных (Conservatorio degli Incurabili). В описываемое время в этом городе действительно жили и многие другие герои этой книги, в частности музыкантша Забетта или инквизитор XVIII века Кристофоло Кристофоли, но их судьбы затерялись во тьме веков, поэтому здесь автору пришлось сделать попытку их реконструировать.
Первая часть
1. Три мудрых воды из Эфеса
В красивом желтом автобусе (подарок японского правительства), который кружил по белградским улицам, раздался сигнал мобильного телефона. Моцарт. Женщина среднего возраста в черной каракулевой папахе, завитки которой было невозможно отличить от завитков ее волос цвета воронова крыла, принялась торопливо рыться в своей сумочке и карманах. Мобильника нигде не было. Тут телефон зазвонил снова. Снова Моцарт. Звук доносился из кармана парня, который стоял рядом с ней.
— Это мой мобильник, в вашем кармане, — проговорила Лиза Свифт, а это была именно она, с легким иностранным акцентом.
— Да что вы говорите! — откликнулся парень, нисколько не смутившись, и в тот же момент из его кармана снова зазвучал Моцарт.
— Почему же тогда господин не отвечает на звонок, если это его телефон? — все с тем же странным акцентом иронически спросила Лиза у парня.
Тот немного помедлил, словно выжидая. Автобус замедлил ход перед остановкой на Теразие. Когда он остановился, парень достал из кармана дамский мобильный телефон «Nokia» и поднес его к уху:
— Алло! Слушаю!
И тут же выпрыгнул на тротуар, протянув телефон Лизе со словами:
— Это вас. Вас ищет муж!
Лиза вскрикнула на каком-то иностранном языке, в последний момент выскочила из автобуса, выхватила у парня мобильник и крикнула в него обезумевшим голосом: «Алло!» Но связь уже прервалась.
Разумеется, я, ее муж, звонить не мог, потому что я уже сорок дней покоился на белградском кладбище, по адресу: улица Рузвельта, 50.
По прошествии первых недель траура Элизабет Свифт, моя жена, точнее вдова, заказала заупокойную службу и после нее уехала в село Бабе у подножия Космая, где находился мой родовой дом. Нужно было уладить кое-какие юридические формальности, связанные с моей тамошней собственностью. Она сидела за завтраком в застекленном разноцветными стеклами портике. В ее воспоминаниях всплывали события нашей совместной жизни, и прежде всего те необычные обстоятельства, при которых мы познакомились и поженились.
Дело было так.
Прежде всего следует сказать, что я тогда вступил в тот возраст, когда начинаешь понимать, что каждый год имеет свои плохие дни. В моем случае они роились вокруг дня рождения. Тогда я снова превращался в ребенка, то есть мог на лету хватать свои мысли, как мух. В один из таких дней я открыл электронную почту и обнаружил письмо, из тех, какие обычно посылают женщины, предлагающие эротическую связь. Под стандартным текстом стояла подпись некой Элизабет Свифт, о которой я до тех пор никогда не слышал. Был указан и ее электронный адрес. Госпожа Свифт писала:
В переводе ее письмо выглядело так: