Время показало, что это было ошибкой. Заболел я. И проблема была не в сосудах. А в сердце. Ее болезнь во сне была предвестием моей болезни наяву. А моя болезнь наяву была предвестием моей смерти…
— Я превращаюсь в тебя, а ты в меня, — сказала Лиза. — А с другими происходит что-то подобное? Помню, в детстве я очень боялась играть в прятки.
— Почему?
— Боялась, что спрячусь так, что меня никогда не найдут. И я не знала, что в таком случае будет дальше, где я останусь, если меня не найдут. Может быть, стану другой для тех, кто меня искал, и другой для самой себя. Что-то в таком роде…
Обороняясь от страха, от превращения в других людей и от квартиры и ее злых энергий, мы принялись таскать кровать из одной комнаты в другую. Успокоились мы только после того, как поставили ее так, что если посмотреть из нее в ту сторону, где ноги, и продолжить воображаемую линию, то она пересечет Дунай, который, как известно, течет из Рая, то есть из вечности.
Кроме того, мы начали заново учиться дышать. Второй раз в своей жизни я научился дышать у одного физиотерапевта после тяжелой операции. Он каждое утро приходил в мою больничную палату и занимался со мной дыхательными упражнениями. Некоторые я запомнил, передал Лизе, и дома по утрам мы часто выходили на террасу и делали их, причем в таком дыхании принимали участие все части тела. Интересно, что мы никогда не занимались этим в строго определенное время. А иногда наши занятия происходили на другой террасе, в моем доме в селе Бабе у подножия Космая.
Однажды утром, во время дыхательных упражнений, которые я делал так, как обычно, я вдруг почувствовал сначала глазами, а потом и всем телом, что нахожусь не на том месте, где я был вначале, а стою на три шага дальше, в стороне, возле маленького деревца в горшке, в углу террасы, и что я вижу, как стою и занимаюсь дыхательными упражнениями. И вижу не только себя. Вижу Дунай, который с того места, где я начал упражнения, не виден. Это меня изумило, но на следующий день, без каких-либо намерений и усилий с моей стороны, все повторилось. За завтраком я рассказал о произошедшем Лизе.
Она засмеялась и сказала, продолжая жевать:
— Со мной такое бывает всякий раз, когда я делаю дыхательную гимнастику. Я как бы умножаюсь. Вижу себя в анфиладе, в целой череде повторяющихся дверей, в каждой двери по Лизе.
— Я не уверен, что это то же самое, — заметил я.
— В чем не уверен?
— Не уверен, что мы — это та же персона, которая нас видит, когда мы, как ты говоришь, умножаемся. Может быть, за нами наблюдает кто-то другой?
— Жуть какая! Не пугай меня! — воскликнула Лиза.
— А чего тут пугаться? Почему ты думаешь, что тот, кто наблюдает за тобой твоими глазами, твой враг? Может быть, это я, тот, кто на тебя смотрит, когда ты раздваиваешься?
— Не знаю, но я чувствую, что это меня пугает, потому что не только ты превращаешься в меня, когда спишь, но и я во сне иногда становлюсь тобой…
— Мне кажется, что это лишь один из примеров появления
— Ты знаешь исторические примеры того, что люди имели другое тело?
— Знаю. Когда Христос восстал из гроба, у Него было Его другое тело.
— По каким признакам можно сделать такой вывод?
— Хотя бы по тому, что и ученики, и другие люди, которые Его знали, не узнали Его в новом обличье.
— Да, действительно, я помню, в Библии что-то есть про это.
— Евангелист Иоанн говорит, что Мария Магдалина первой увидела Христа, после того как Он восстал из гроба. Вообще говоря, женщины в Библии гораздо прозорливее, чем мужчины… Возле пустого гроба Мария Магдалина огляделась и увидела Иисуса, который стоял у нее за спиной. Но «она не знала, что то был Иисус». Только когда Он произнес ее имя, то есть когда Он голосом своего земного тела обратился к ней, она признала Его и проговорила: «Равуни!», то есть «Учитель!».
— Значит ли это, что у Иисуса в тот момент было какое-то другое тело, которое отличалось от распятого на кресте?
— Да, все евангелисты повторяют, что ученики, которые долго и хорошо знали Христа, не могли Его узнать, после того как Он восстал из гроба. Лука говорит, что глаза их мешали им узнать его, то есть что глаза земного тела не могут узнать тело духовное: «Они подумали, что видят духа». А Он им сказал: «Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги»[6]. И ел перед ними, чтобы они поняли, что Он присутствует телесно. В известном эпизоде о пути в Эммаус упоминается, что ученики Иисуса, когда Он к ним присоединился, подумали, что это какой-то путник, и позвали Его есть с ними, потому что им показалось, что Он чужестранец. Даже в апокрифических текстах пишут об этом. В греческом варианте «Никодимова евангелия» третьего века говорится, что Иосиф, который упросил Пилата отдать ему тело Христа, чтобы похоронить, тоже не узнал Иисуса после воскресения из гроба. И спросил его, кто он, не «учитель ли Илия», на что Иисус отвечал: «Не Илия Я». На следующий вопрос Иосифа: «Кто ты, господин?» — Иисус ответил: «Я Христос, которого ты испросил у Пилата, и снял Меня с креста, и похоронил в новом своем гробе».
— Хорошо. — Лиза повернула разговор в другую сторону. — Давай посмотрим, что все это значит. Прежде всего мы с тобой оба здесь, на нашей террасе в Белграде, видели каждый свое тело, которое заново учится дышать. Мы это недвусмысленно видели со стороны. Из какого тела мы на него тогда смотрели? Все говорят, что тело Христа, после того как Он встал из гроба, не было похоже на то тело, в котором Он был узнаваем окружавшими Его людьми. А мы? Как обстоит дело с нами и с нашими другими телами? Если, например, мы сейчас договоримся с тобой, что тот из нас, кто первым покинет этот мир, даст оставшемуся какой-нибудь знак, сможем ли мы действительно это сделать? Есть ли у нас возможность общения с теми, кто находится по ту сторону? Есть ли возможность общения у нашего первого тела с тем, другим телом? Или нет, точнее, у первого тела одного из нас с другим телом кого-нибудь еще? Ох, как все запутано!
— Я, Лиза, думаю, что у нас такой возможности нет, во всяком случае, до сих пор не было никаких подтверждений того, что это возможно. Но вот они, те, что по ту сторону, они, может быть, такой возможностью обладают. Может быть, они могут нас, например, окликнуть, а мы их нет. Это похоже на то, будто летишь на самолете в направлении против движения времени. Все идет кувырком…
— Независимо ни от чего я предлагаю договориться прямо сейчас. Какой знак подаст тот из нас, кто уйдет первым, оставшемуся здесь?
— Предлагай ты.
— Может быть, поцелуй в шею? Ты так чудесно целуешь меня в шею. Если тебя не станет раньше, чем меня, поцелуй меня в шею, чтобы я знала, что ты существуешь в своем другом теле. То же сделаю и я, если стану первой. Договорились?
— Договорились, — ответил я и улыбнулся. — Ты по крайней мере умеешь читать поцелуи…
В те дни Лиза распорядилась разломать в нашей мрачной квартире одну из стен и поставить на ее месте полую стеклянную перегородку. Одна ее приятельница из Варшавы прислала ей специалиста, который наполнил эту перегородку морской водой и поселил туда растения и рыб из Тихого океана. Стеклянная стена была оснащена музыкальным проигрывателем, из которого доносились плеск волн, щебет птиц и шум ветра. По вечерам мы зачарованно сидели перед этим аквариумом как перед телевизором, молчали и следили за тем, как наши мысли медленно, как рыбы, передвигаются в воде. А по утрам варили привезенный из Африки мавританский кофе и пили его, приправив двумя каплями апельсинового масла. Потом Лиза ставила на плиту фасоль на чае из мяты.
В один из таких дней она получила приглашение поехать на раскопки в Китай. Пока она была там, я снова серьезно заболел.
