не теряйте времени, но во имя Господне атакуйте неприятеля».[193]
Союзники, однако, не вняли советам Петра. Располагая численным превосходством, они были настолько уверены в успехе, что решили оставить славу победителей только за собой и 9 декабря вступили в сражение со шведами при Гадебуше. Как ни торопился Меншиков, но к сражению не поспел – в пути он получил известие о сокрушительном разгроме союзников: шведам досталась вся датская артиллерия и четыре тысячи пленных.
В январе 1713 года шведы, преследуемые русскими войсками, сосредоточились в Фридрихштадте. Неприятель разрушил шлюзы, затопил окрестности и укрепил артиллерией две дамбы, ведущие к крепости. Петр предложил союзникам атаковать Фридрихштадт, но те сочли попытку овладеть крепостью столь безнадежной, что отказались от участия в операции.
31 января русские двинулись по дамбам двумя колоннами: пехотой командовал Петр, а кавалерией, следовавшей по другой дамбе, – Меншиков. Шведы, считавшие себя в безопасности, как только обнаружили наступление русских войск, побежали, побросав в воду пушки. Преследование неприятеля было затруднено такой вязкой грязью, что «не только со всех солдат обувь стащило, но у многих лошадей подковы выдрало».[194]
Оставив Фридрихштадт, неприятель укрылся в Тоннинге. Петр отбыл в Россию, поручив осаду крепости Меншикову. Светлейший так плотно блокировал город с суши, а датский флот – с моря, что сосредоточенный там корпус Стенбока стал испытывать затруднения с продовольствием. «В пропитании у них превеликая нужда», «нужда немалая», – доносил князь царю. Норма хлеба была доведена до фунта в день. Попытки шведов доставить продовольствие гарнизону морем были пресечены датским флотом – пятнадцать судов с хлебом и обмундированием стали его легкой добычей. Еще более гарнизон крепости был изнурен недостатком пресной воды. Разразившаяся эпидемия унесла более четырех тысяч жизней осажденных.
Осадные работы Меншиков начал еще в феврале. «Ныне готовим туры и фашины», «приготовление к бомбардированию непрестанно чиним», – сообщал князь царю. Однако отсутствие артиллерии лишало русские войска возможности перейти от осады к штурму.
Распри в лагере союзников давали о себе знать на каждом шагу. Каждая из сторон мечтала о лаврах победителя. Датский король был полностью убежден, что его войска уже оправились от поражения при Гадебуше и теперь могли самостоятельно, без помощи других овладеть Тоннингом. Раз так, то трофеи и пленные достались бы одной Дании и их не надо было бы делить между тремя участниками осады. Поэтому датчане не спешили с доставкой артиллерии.
В конце марта артиллерия наконец прибыла, но вновь учинилось «умедление» – на этот раз датчане не обеспечили свою кавалерию фуражом. Неувязка произошла и 16 апреля, когда, в соответствии с диспозицией, датские и саксонские войска должны были атаковать стоявшую на подступах к Тоннингу крепость Гардинк, а русским войскам надлежало перекрыть пути отступления шведов к главным силам. Операция провалилась, ибо шведы, обнаружив продвижение русских войск к себе в тыл, поспешили отступить в Тоннинг по запасной дамбе. Датчане и саксонцы вместо преследования бежавшего неприятеля проводили его лишь взглядом. В итоге вместо захвата гарнизона Гардинка русским войскам удалось взять всего тридцать два человека, «за что, – читаем в донесении Меншикова царю, – королевское величество зело на своих генералов был гневен, что они не ускорили таким образом неприятеля догнать. А за наших людей мужество и отвагу, приехав ко мне сюда, изволил меня благодарить». Кстати, сам Меншиков за неделю перед этим заболел и «жестоко одержим был лихораткою», что не помешало ему прибыть на место сражения.
Гарнизон Тоннинга тем не менее оказался в весьма стесненном положении, и Стенбок вынужден был прибыть в ставку Меншикова для переговоров. Шведского генерала волновали условия сдачи, чтобы капитуляция «ему не во всеконечное безславие была», и он просил разрешения оставить знамена, литавры и прочие «победоносные знаки». Меншиков вместе с союзными генералами эту просьбу отклонил, и шведские войска оставили крепость, сложив оружие и знамена к ногам победителей. В итоге шведская армия уменьшилась еще на 11 485 солдат и офицеров – такое число их сдалось в плен. Это были последние остатки былой военной мощи Швеции на Европейском континенте.
После успеха в Тоннинге Меншиков, совершенно не удовлетворенный поведением «алиртов» – союзников, решил двинуть корпус в Россию. Однако Петр в указе, отправленном светлейшему в середине июня 1713 года, повелевал ему задержаться в Померании до сентября. Царь был осведомлен о слабых гарнизонах неприятеля в Висмаре и Штральзунде и рекомендовал их атаковать. Истинная же причина, вызвавшая распоряжение царя остаться войскам в Померании, была в другом: в полученном из Стамбула известии о намерении султана выдворить из пределов страны Карла XII и заключить мир с Россией. Петр опасался, что возвращавшиеся из Померании войска, вступив в Польшу, нарушат условия Прутского мирного договора, что вызовет раздражение в Стамбуле и создаст угрозу намечавшемуся улучшению русско-турецких отношений. Напомним, что Прутский мирный договор 1711 года запрещал пребывание русских войск в Речи Посполитой.
Выполняя царский указ, князь пытался объединить военные усилия союзников. «Ныне мы договариваемся с Флемингом (саксонским министром. –
Трудности, возникавшие при решении общих дел с союзниками, приводили князя в отчаяние, и он не скрывал своего настроения в донесении царю от 14 августа: «Надеюсь, что изволите мне поверить, что как родился, то еще никогда таких многотрудных дел не видал, понеже сами изволите знать Флеминкову и прочих головы и души. К тому же они непрестанно больши в политических, нежели в военных делех обретаются, и по сему лехко можно разсудить, каково мне с ними, не имеющему в тех делех никакого помощника».[196]
Меншикову было от чего прийти в отчаяние: в Померании возникла сложная и запутанная обстановка, там сталкивались интересы Дании, Саксонии, Пруссии, Голштинии, которые претендовали на получение в секвестр (владение), до окончания Северной войны, шведских земель в Померании. Яблоком раздора оказался Штеттин. Правда, в конечном счете на него осталось два претендента: Дания и Пруссия. Саксония отказалась от претензий, ибо не располагала силами, способными защитить крепость от попытки шведского вторжения, отказалась от претензий на Штеттин и Польша, уступив свои права Пруссии за 250 тысяч талеров. Пруссии уступила свою долю и Голштиния. Кстати, голштинцы тайно предлагали Меншикову далеко идущий план: заключить брачный союз между малолетним герцогом голштинским и старшей дочерью Петра I. Этот проект назван «далеко идущим» потому, что его осуществление могло во многом повлиять на судьбы Северной Европы. Голштинский герцог являлся наследником шведской короны, и родственные связи между будущим королем Швеции и дочерью русского царя могли положить конец Северной войне.
В дни, когда велся закулисный торг о Штеттине, – дележ шкуры еще не убитого медведя, – к крепости подошла саксонская артиллерия. В распоряжение двадцатичетырехтысячной армии Меншикова поступило около сотни пушек и мортир. Бомбардировка началась 17 сентября, в городе вспыхнули пожары, и четыре дня спустя, 21 сентября 1713 года, гарнизон крепости, охваченной огнем, капитулировал.
Дальнейшая судьба Штеттина в значительной мере зависела от Меншикова. Кому его передать: Дании или Пруссии? От него же зависело распределение и других земель шведской Померании.
В интересах укрепления Северного союза и в интересах России Штеттин должен был оказаться у датчан. Именно в сближении с Данией, единственной из союзников обладавшей военно-морским флотом, более всего была заинтересована Россия, ибо поверженная на Европейском континенте Швеция могла еще уклоняться от заключения мира, поскольку ее коренные земли в Скандинавии оставались для России недоступными – флот России был еще маломощен. Именно поэтому в инструкции Меншикову от 14 февраля
