спросил их — он только следил за ними, молча шевеля губами.
— Режущий аппарат не зарывался в землю? — поинтересовался отец. — Очень уж на низкий срез поставили. Ну, а полотна отказали из-за сырости. Вы что, в первый раз сами ведете?
Светлана смутилась, и соломинка снова появилась у нее на губах.
— Да нет, она с весны работает! — загалдели мальчишки. — Она наша вожатая была, она все здорово понимает… устала просто…
— А загонку свою хорошо знаете? Ночью-то на свет полагаться нельзя, на память надо вести. Полотно-то сменили?
— Сменила.
— Сырое положите просушить, часа через два снова смените… У тебя что, Петро?
— Передние и задние подвески первой очистки надо было подогнать, — небрежно ответил Вольтановский, и Сергею показалось, что все это он сейчас выдумал, а что на самом деле никаких оплошностей он не нашел. Очень не хотелось, чтобы Вольтановский торжествовал над нею, такой тихой и спокойной.
— Пройди с ней разок, — сказал отец.
Затарахтел трактор, дым и пыль хлынули на огонь костра, взметнув его. И Вольтановский запел с мостика:
Привстав на колени, полевод долго следил за комбайном.
— Волнующая машина, — сказал он, блестя глазами. — Я, товарищ Емельянов, в основном городской человек, но повлекло меня в деревню не что иное, как машина. Тогда еще только-только трактора появились. Увидел я их в работе — и все в городе бросил. Это, думаю, что ж такое, это ж переворот истории! Какое ж это земледелие, а? Это ж индустрия! И какие тут могут быть мужики? Разве вот они — мужики? — показал он на ребят, слушавших его затаив дыхание. — Вот возьмите хоть этого, Ваську Крутикова. Если он через три года на комбайн за помощника не станет, я его из колхоза выгоню. — И полевод погрозил пальцем парнишке такого могучего сложения, что трудно было угадать, сколько ему лет. — Так, считаете, обошлось? — вдруг спросил он, ища вдали огненный след комбайна.
— Думаю, обошлось, — сказал отец, тоже глядя вслед комбайну. — Вы поезжайте, мы тут с сынишкой поспим у костра.
— Вот и прекрасно, — охотно согласился старик и сейчас же заторопился. — А это мы засчитаем особо, починку-то, вы не беспокойтесь. Поеду, Наталью Ивановну, председателя нашего, успокою. Да и зерновозки надо подослать.
Отец нахлобучил на голову куртку и придвинулся к огню.
— Спи, сынок, завтра у нас с тобой трудный день…
Но как же спать, когда так сладостно-приятно горит костер, а ночь темным-темна, и в глубине ее, как в отдаленной пещере, движется огненное видение комбайна, и пахнет простором, мазутом, травами, и как- то свежо-свежо на сердце, точно оно впервые бьется ради своего удовольствия.
Только взрослые люди способны спать в такие ночи.
Едва Андрей Емельянов заснул, как ребята вполголоса заговорили. Их было трое: могучий, с энергичным лицом Вася Крутиков, носатенький, похожий на вороненка Алеша и пухлый, с лукавым и смешливым личиком Женька. В темноте, у бочек с горючим, дежурил еще Алик Курочкин.
Алеша и Женька только что сменились с ночной пастьбы, Крутиков же и Курочкин состояли связными при комбайне.
— А у нас ночью не пасут скот, — для начала сказал Сергей, давая понять, что он не новичок в хозяйственных делах.
— А ты сам откуда? — спросил его Крутиков.
— С Южного берега…
— Да у вас и скота настоящего-то нету, — презрительно заметил Женька. — Возили нас на экскурсию, видал я. А у нас жара — дуреют от нее коровы, удой падает. Вот Наталья Ивановна, председатель, и придумала на ночь скот в степь выгонять. Сразу дело пошло… Ну, а у вас что? Корова не корова, коза не коза — так себе, существо какое-то…
Женька был неправ, но спорить с ним, еще как следует не познакомившись, Сергею казалось неуместным, и он промолчал.
— Отец-то механик? — немного погодя спросил Крутиков.
— Механик.
— Здорово, видно, дело знает: сразу нашел, в чем беда. Вы не из «Заветов Ильича» прибыли?
— Из «Заветов». Там у них Муся Чиляева на весь район первой вышла. — Сергей намеревался сейчас показать, что он бывал в местах и почище здешнего. — В газетах о ней напечатали, снимали…
— Подумаешь, в газетах напечатали! — опять наскочил на него Женька. — О нашем Драгунском в прошлом году как печатали, как печатали, а завалился — и не найдешь.
— А что, она много взяла? — спросил молчавший до сих пор Алеша.
— Сто тридцать пять, что ли… — более или менее равнодушно сказал Сергей.
Алеша привстал на коленях, уронив с плеч старый отцовский ватник. Лицо его сделалось тревожным и грустным.
— Ох, ребята, если сто тридцать пять, тогда наши никак не догонят, — сказал он, беспокойно поглядывая на товарищей и как бы ожидая их поддержки, но они не успокоили его.
— Если наш колхоз в этом году вперед не вылезет, тогда весь план у нас, ребята, пропал, — добавил Алеша с тревогой в голосе.
Женька подбросил в костер сушняка и недружелюбно, почти враждебно взглянул на Сергея.
— Да ну, слушай ты их! Придет Семенов, у него все достоверно узнаем.
Послышались шаги. К огню, зябко кутаясь в брезентовый балахон, приблизился Алик Курочкин.
— Засырело здорово, а ваш парень гонит да гонит комбайн. Гляди, до утра и проработает. Орденов у него, медалей — полная грудь. Не танкист?
— Танкист. Берлин брал, от Сталина восемь благодарностей получил, — радуясь переходу к другой теме, сообщил Сергей.
— У нас и Светланка две благодарности имеет, — с прежней, ничем не объяснимой враждебностью опять вмешался Женька. — Вот уж разведчица была так разведчица! В позапрошлом году, помните, в «Рассвете» трех коров угнали, так она их разыскала…
Сигнал с комбайна — несколько длинных, протяжных гудков один за другим — прервал его рассказ. Мальчики замолчали, прислушиваясь и соображая, что бы это могло значить.
— Полотно требует, — догадался Крутиков и, вскочив, стал быстро скатывать просохший брезент.
— А-э!! Сей-час! — по-степному резко крикнул он в темноту и, вынув из огня длинную головешку, помахал ею в воздухе, следя, чтобы искры от нее не разлетались, а падали обратно в костер.
— Женька, ты бы Алика сменил, — между делом распорядился он, взваливая полотно на спину, — а ты, Алеша, пастухов проведай. Заснут еще, как в прошлый раз, будет нам тогда от Натальи Ивановны. Пусть от пшеницы подальше держатся.
Не переча Крутикову, Женька молча напялил на себя ватник и, не взглянув на Сергея и никому ничего не сказав, скрылся в темноте.
Подошедший Алик деловито поставил на огонь медный чайник.
— Механики наши озябнут, хоть чаем их угостить. А ты, Алеш, сиди: у пастухов порядок, я их проведывал. Стадо далеко от пшеницы.
Алеша, уже собравшийся было идти, остановился в нерешительности. В руках у него была книга. Ему, видно, не хотелось уходить от огня. В это время комбайн снова дал несколько быстрых, тревожных сигналов.
