Два американца действительно предпочли замок обеду и переходили из комнаты в комнату, сопровождаемые герцогом.
Один из американцев, немолодой, с живым, как у актера, лицом, был давно знаком с хозяином дома.
— Я гостил у вас в тридцать девятом с Филипсом, — напомнил он герцогу, — который купил у вас спальню Наполеона. Он сейчас в Европе и хочет повидать вас.
Герцог развел руками, смущенно оглядываясь на Гореву.
— Все. До нитки. У меня остался только один сервиз Марии-Терезии, — сказал он лживым тоном.
— С сертификатом о подлинности? — недоверчиво спросил второй американец, низенький румяный майор с четырьмя рядами орденских ленточек на мундире.
— Да, конечно. Собственно, он-то и стоит денег, — ответил хозяин.
Майор искренне удивился.
— А это все? — обвел он рукою зал.
— Из антикварного магазина, — смеясь, объяснил ему первый американец. — В Вене, дорогой мой, можно подделать даже римского папу...
— Вы, господин герцог, конечно, не пренебрегаете коммерцией? — спросил боевой толстенький майор. — Как у вас тут с мылом? У меня мыловаренный завод. Во Франции я сумел заключить два или три взаимно выгодных договора о поставке мыла. Договоримся? Кроме того, я вступил пайщиком в одно мыловаренное предприятие в Париже.
— Отчего же. Мыло — валюта. Но без кредита ни я, ни кто-либо другой не сможет приступить к делу. Это вам надо иметь в виду.
— Кредиты будут, — твердо сказал американец, бывший тут в тридцать девятом году. — Филипс за этим и едет к вам в Вену.
Они прошли по гостиной, разглядывая живопись и витрины.
— Я был, господин Иозеф, в начале года в Крыму, в России, — продолжал американец. — Поглядел на замок Воронцова в Алупке. Там русские поселили Черчилля. Прекрасное здание, в отличном вкусе. К сожалению, большевики не продают дворцов.
— Ну, как они там? — заинтересовался майор. — Все еще настаивают на своем социализме? Здорово, между прочим, воюют.
— Большевики — отличные ребята, но дружить с ними одно мучение. Упрямы ужасно. Да, они настаивают на социализме, еще бы!
— Здорово дерутся, — повторил толстенький майор. — Как черти. Ну, а — в двух словах — как у них жизнь?
— Война им здорово помешала, и все же, я думаю, они восстанут из пепла раньше, чем вы разместите в Австрии ваше мыло.
— Мыло — валюта, — серьезно сказал майор, не поняв шутки. — Мыло, каустическая сода, эфирные масла — крепче любой марки, кроны, франка, леи и пенги. На что, простите, мне нужна эта Вена, если я не смогу найти тут покупателя?
— До Вены нам еще далеко, там пока что одни русские, — сказал американец с актерским лицом. — Я не знаю, что мы там встретим.
Герцог успокоил его:
— Большевики хороши тем, что не завоевывают рынков договорами, как господин майор.
— Ого! — засмеялся майор. — Не завоевывают! Во Франции, где не было, как вам известно, ни одного русского батальона, только и разговоров, что о русской помощи. Предлагаешь мыло, — нет, говорят, мы обождем, может быть нам дадут русское мыло. Предлагаешь им сырую резину, этого же у большевиков нет, они опять свое, — подождем, может быть русские помогут резиной.
Герцог с беспокойством поглядел на Гореву, не зная, следит ли она за их разговором.
— Я знаю в Вене несколько солидных фирм, — сказал майор. — Вам знаком Альфред Франк?
— Я должен вас огорчить, — ответил герцог, — он казнен.
— За что? — в один голос спросили оба американца.
— Как еврей.
— А, пустяки. Главное, чтобы капитал фирмы не подошел под решение о национализации. Это случилось бы, если б Франк работал на Гитлера. Остались какие-нибудь наследники?
— Едва ли. Гестапо работало чисто.
— Дело не могло погибнуть из-за смерти самого Франка, — все еще упорствовал майор. — В конце концов им кто-нибудь должен заняться. Крепкое, зарекомендовавшее себя дело — это общественное явление. А как с «Обществом колониальных товаров»?
— Живо.
— А Циммерман?
— Притаился, но жив. У него что-то неблагополучно со связями.
— Ерунда. Договор с американской фирмой покроет все его прежние связи. Тут и большевики не обгонят!.. — повеселел майор. — Но мне русские нравятся. Потрясающие солдаты!
Очевидно боясь, как бы заманчивое предложение майора не повисло в воздухе, герцог сказал учтиво:
— Я не спрашиваю, как мне найти вас, господин майор, но хотел бы сообщить, как вам легче всего найти меня.
Майор вынул визитную карточку.
— Что касается адреса, то я сейчас на колесах. Но мое слово — дело. Недели через две я пришлю к вам человека, потому что мне, как носящему мундир, самому приехать довольно сложно. Вы могли бы взяться за комиссионную работу?
— С удовольствием, — сказал герцог. — Дело для меня не новое.
Толстенький майор вынул из кармана френча толстый пакет.
— Тут все. И прейскурант и условия. Я, знаете, — обратился он к своему земляку, бывавшему в этих местах в тридцать девятом году, — хорошо применился к фронтовым условиям, у меня всегда с собой десяток проспектов и прейскурантов да дюжина готовых договоров. Я это придумал в Александрии. Никогда ведь, понимаете, не знаешь, придется ли быть второй раз в одном и том же месте. Мы заполнили египетский рынок своими товарами прямо; можно сказать, под огнем противника. Англичане с ума сходили от зависти.
— А что, Монтгомери не пресек этой вашей союзнической деятельности?
— Пока они догадались, в чем дело, мы уже кончили. Вы не бывали в Африке?
— Нет, не пришлось.
— Ну, знаете, это самая интересная страница войны. Мы выгружались с боеприпасами и образцами товаров, — в один прием захватывали город и овладевали его рынком. В Италии это, конечно, еще более усовершенствовалось. На моих танках я написал по-итальянски: «Покупайте лучшее в мире мыло «Санит».
Герцог вежливо слушал, шевеля усами, но майору показалось, что он недоверчиво относится к его словам.
— Вас это удивляет? — спросил он его. — Наивный же вы человек! Итак, господин герцог, вы найдете в этом пакете все, что меня и вас интересует. Пойдем попробуем русской водки? — обратился он к земляку.
— Если наши доблестные коллеги оставили что-нибудь... Пойдем разведаем.
И американцы, попрощавшись с герцогом, двинулись к столу, а хозяин дома остался с Горевой.
Шум Дуная доносился в раскрытые окна. Потомок императоров не решался заговорить первым. Наконец, будучи не в силах молчать, он произнес в пространство:
— Такова жизнь, мадам.
Она не ответила ему, и герцог, точно натирая полы, неслышными шагами удалился.
Голышев хохотал до слез, и его лицо побагровело от выпитого вина, вспотело от смеха.
— Вот так боевой майор! — говорил он, вытирая глаза. — Ах, молодец!.. И, наверно, не врет.
