Вокруг шептаться стали, мол, то ли красавица пустая, то ли князек слабоват. Не мог не слышать такого шепота Ингорь, досадно ему было, вроде все делали они с женой, старались, да только не получалось хотя бы и девчонку родить, не было детей у молодых.
Боярин Невид, который как-то вслед за Прекрасой из Плескова к ним перебрался, в уши нашептывал, что ежели б сами жили, может, что и сладилось, а то все под присмотром. Ингорь и сам не мог сказать, зачем привез с собой Невида, но быстро привязался к нему. Боярин понимал его тайные мысли, хотелось Ингорю уйти из-под ока наставника, давно хотелось, если не совсем, так хоть с молодой княгиней на время. Все казалось, что останься он один – и все получится не только с Прекрасой, но и вообще в жизни. Робел, как только думал об Олеге, не то что видел его.
Хотел сегодня попросить уехать в Ладогу, что ли…
Но Олег махнул рукой воспитаннику:
– Вернусь, поговорим. Ежели не срочно?
Тот быстро замотал головой:
– Нет, я так… просто поговорить хотел…
Князь согласился:
– Ну, добре. Вернусь – поговорим, – и тронул поводья своего коня, направляя его к городским воротам. Стража услужливо отскочила в сторону, Олегу боялись заступить дорогу, хотя и не ездил быстро, конь не выдюжил бы, но все одно – не любил, чтоб кто впереди на пути был.
Ингорь с досадой глядел вслед князю Олегу, только хотел поговорить про то, где им с Прекрасой жить, так чтоб самим, а тот снова собрался… поохотиться. Какая охота среди дня, с чего это вдруг?
Конечно, князь не охотиться ездил, у него была очередная беседа с купцом или кем другим, кому на княжьем дворе показываться ни к чему. После того, как отучил за собой подглядывать, повесив трех человек в назидание остальным на городских воротах, стал звать на беседу к капищу. Сначала тот же Раголд боялся, потом привык и уже спокойно кланялся славянскому богу Перуну, присаживался и беседу вел, не оглядываясь. Только волхвы и знали, с кем встречается князь и о чем говорит, но тем и рассказывать не нужно, так ведают про все.
Карл спрашивал Олега, почему тот поклоняется славянским богам, Олег отвечал, что у славян же и научился. У них есть обычай – в какой земле находишься, тем богам и дары неси. Правильно, ведь в каждой земле свои боги правят. Олег своих покровителей нашел среди славянских – Перуна да Велеса.
А с Ингорем Олег в тот день так и не поговорил, как вернулся – навалились срочные дела, да и воспитанник не рискнул подойти. Вспомнил князь об отложенном разговоре только на следующий день, стал младшего спрашивать, про что беседовать хотел. Ингорь не ожидал того, перед людьми говорить не хотелось, замялся. Но недаром Олега вещим кликали, кивнул, за собой позвал в гридню, остальные тут же ушли, никто к князю на глаза без дела не лез.
Глаза Олега смотрели ласково, интересовался, как Прекраса, здорова ли, весела ли? Ингорь только кивал коротко, все не знал, как приступить к основному. Но снова старший все без слов понял, сам предложил:
– Может, вам поехать куда самим пожить? А то все на виду, на виду…
По тому, как споро замотал головой воспитанник, понял, что попал в точку.
– Куда хочешь? В Ново Град опасно, там еще Вадимовых много, не слишком любят Рюрика вспоминать. Может, в Ладогу? Людей разных много, дружина там у меня хорошая, да воеводой старый Олаф сидит.
– Да, – согласился Ингорь.
– Ну вот и добре, завтра же и сбирайтесь. Поживете в тереме, где мать твоя жила, только не давай Прекрасе скучать, молодые женщины любят мужей дома видеть. Чтоб не было, как у меня с Силькизиф. – И вздохнул: – Наследник нужен.
Вроде все решили, а младший князь не уходил, Олег понял, что еще что-то спросить хочет да боится.
– Ну, что ты еще хочешь?
– Верно ли говорят, княже, что ты сына Вадимова пригрел? – решился наконец Ингорь.
Глаза Олега впились в его лицо:
– Кто тебе сказал? Невид?
Не смог отказаться Ингорь, кивнул. Да, про то ему боярин сказал под страшным секретом, что жив сын у Вадима, что Олег его спас. Зачем?
Вздохнул Олег, опустился на лавку.
– Что спас, не откажусь. Донесли, что прячутся жена и отрок Вадима недалече, приказал спрятать в лесах, чтоб не убил кто. Умный малец вырос, взрослый уже, а женка померла, она и тогда уже хворая совсем была. Поболела и померла. Чего ж не спрашиваешь, как братца-то звать?
Меньше всего интересовало Ингоря имя соперника, больше хотелось спросить другое – зачем Олег его в живых оставил.
– Стемидом кличут, – сам продолжил князь, – в Плескове под этим именем жил. Да не бойся, он тебе не соперник, Рюрика словене звали, а он тебе княжить завещал, никто же не оспаривает. Пусть живет Вадимов сын, он тебе не помеха.
Олег поднялся во весь рост, голос его стал грозным, как и вид.
– А Невиду скажи, чтоб и не мыслил что против Стемида. Узнаю про то, сам голову оторву. И тебе тоже. Ты князь киевский и всех славянских земель, что я собрал! Только ты! Стемид тебе не мешает, его не тронь, слышишь? И так отца его зря сгубили. Для тебя все делаю. Рожайте скорее с Прекрасой наследника, и ему все останется. Пока я жив, тебя никто не обидит, и твою семью тоже.
У двери гридни обернулся и уже тише добавил:
– А советчиков худых гони от себя. И помни одно – для меня нет никого тебя дороже, потому как…
Но почему, так и осталось недосказанным. Ингорь и сам понимал, что для Олега он дороже всего, что князь для него старается. Хотя еще дороже для Олега сама Русь, одержим он мыслью собрать славян в сильное государство, которое вровень с остальными сильными встанет. Правильно понимает все князь – без единства силы не будет, что славян потому бьют, что врозь они, правильно всех в кулак собирает. Это и те, кого примучивает, тоже понимают, хотя и со скрипом, а подчиняются. Ингорь вдруг подумал, что позови Олег славян в Великую скуфь, и пойдут ведь, есть у князя не только сила в дружине, но и вера в него у людей тоже есть. Самому Ингорю такого не добиться, для этого не просто кровь княжеская нужна, а властность княжеская. У Олега хоть отбавляй, тот лишь глазом поведет, все бегут исполнять и невысказанное, а Ингорю иногда не один раз повторить надо, чтобы сделали.
Уплыл Ингорь с женой в Ладогу на какое-то время, но прожил недолго, как понесла Прекраса, так и обратно вернулись. Скучно там, все делом заняты, а он без дела, да и Прекраса рада вернуться, все же первый ребенок будет, как одной?
Олег вести обрадовался, на невестушку наглядеться не мог, наказал, чтоб берегли пуще глаза, пылинки сдували. Но слуги и без того ей шагу самой ступить не давали, под ноги ковры раскидывали, чтоб не застыла невзначай. Не любила молодая княгинюшка такой заботы, тяготилась ею, все же не княжеских кровей была, воли хотелось. Без мамок-нянек побегать по траве-мураве, погреться на солнышке, а тут печи в ложнице жарко натоплены, хотя на дворе и тепло, духота за закрытыми дверьми, вокруг всегда люди, норовят подхватить, поддержать, когда и не надо. Она, здоровая, молодая, сильная, должна ходить под руки, как старуха. Тоскливо княгинюшке, ох, тоскливо. Раньше с Ингорем миловалась, а как тяжелая стала, так мамки и князя к ней не подпускают, чтоб дитю урон не нанес. Ладно бы ночью, так ведь и днем поговорить не дают, мол, у него речи все с заботами княжьими, расстроить может, ахнет Прекраса, да и случится что с дитем. От этого одиночества совсем тошно, надоели гудошники с плясунами, надоели байки одни и те же каждый день про королевичей да про то, какой княжич красивый да стройный, умный да пригожий родится. Только одна из старух и сказала, что девка будет, но на нее так шикнули, что больше голос не подавала, князьям наследник нужен, а не девчонки!
Ингорь как узнал, что отцом станет, загордился, в Киев вернулся победителем, точно подвиг какой совершил. Олег в усы посмеялся, но воспитанника похвалил, порадовался. На радостях и Невида разрешил вернуть.
Глава 37
Киеву сильно досаждали хазары, хотя и чувствовали, что власть уже не та, но согласиться с
