– Его, не его! Там такая силища прет, что не время с половцами ссориться, их всадники хорошей помощью бы были!
– Да ведь из-за них Батый недоволен был. А теперь ушли, и слава богу! Теперь беспокоиться нечего.
– О чем вы здесь думаете?! Батыю земли нужны, города, которые грабить можно, а не Котян с его половцами!
– До нас не дойдет, мы за Горой.
– Надеетесь отсидеться? Зря.
Действительно надеялись, никакой толковой подготовки к осаде или чему-то еще Даниил не заметил. Да и какая осада, если у Пешта и замка толком нет! Князь наметанным взглядом оценил выгодность положения холма, вот бы где крепость поставить, никакой враг не возьмет! Но тут же вздохнул: ставить некогда, Батый на пороге. Успеть бы самому домой вернуться до его наступления.
Одна часть его придумки провалилась, Котяна с его конницей больше не было. Оставалось надеяться на Белу, хотя надежда эта таяла, как снег на солнышке.
Даниил рассчитывал, что татары надолго задержатся у Киева, потому что будут ждать, пока застынет Днепр, чтобы переправиться, потом пока переправятся, потом станут осаждать… Он не знал, что Батый переправил первые отряды еще по воде и что Киев уже пал…
Поняв, что король в ближайшие дни в Пеште не появится, князь метнулся в Эстергом. Бела был там, но гостей не ждал, он очень удивился визиту русского князя и тому, что тот примчался в Эстергом. Что ему так срочно понадобилось? Снова между собой передрались и нужна помощь? Как не ко времени… Он только собрался в Секешфехервар, похоже, короля больше занимала казна, хранившаяся в Альба-Регии, ведь, пока есть золото, будут и войска, а без него…
Уж с кем меньше всего хотелось сейчас встречаться Беле, так это с князем Даниилом. Мадьярский король только что пережил кошмар из-за убийства Котяна и держать ответ за своих обезумевших сородичей перед родственником половца не желал. Конечно, Даниил женат на внучке Котяна, но неужели придется еще и ему объяснять, что обезумевшая толпа способна растерзать кого угодно?
И все же встретиться пришлось, Бела сообразил, что Даниил не стал его дожидаться в Пеште и примчался в Эстергом едва ли ради того, чтобы призвать к ответу за убийство родственника. Ведь можно и самому не вернуться, все же в чужой земле…
ОСАДА КИЕВА
На левом берегу Днепра стучали и стучали топоры, это согнанные со всей округи мужики рубили большие ладьи и вязали прочные плоты, такие, чтоб выдержали не только людей, но и лошадей. Сначала, понимая, для чего все, пытались работать плохо, но татары быстро сообразили, замучили у всех на виду десяток человек, по своему примеру разделили работающих тоже на десятки, поставили над каждой старшего и предупредили, что если один будет работать плохо, вырежут всю десятку. Люди смирились, перестали портить лодки.
Конечно, можно бы и подождать, пока станет лед на реке, но старики говорили, что в этом году может долго не стать… Батый решил переправить тысячу, потом еще одну, а уж потом остальных.
Хан вместе со своими нойонами ежедневно наблюдал за городом с высоты Песочного городка. Вид на Киев открывался прекрасный. Город в желтом и красном уборе деревьев, пока не сбросивших листву, с блестевшими на солнце золотыми крестами церквей, синими куполами соборов, красными черепичными крышами богатых домов понравился хану. Батый не мог признаться, что стал хуже видеть, а потому делал вид, что все разглядел. Он ткнул плетью в какой-то особо большой купол:
– Что это?
– Это самый большой дом Бога урусов, Сафыя зовут.
Хан запомнил.
А внизу на берегу все возились и возились люди, их фигурки казались подобны муравьям, таскающим свою добычу в муравейник. Батый подумал, что так и есть, только муравейник этот – его улус, где он хозяин, и в его воле даровать жизнь всем этим людям или убить их. Но он решил даровать жизнь… Чтобы работали на него.
Хан подумал о том, что пора и себе ставить большой город, чтобы и у него были дворцы и большие дома, пусть даже чужих богов. Только не здесь и не сейчас. Вот пройдет до последнего моря, вернется в степь и поставит свой большой город на берегу другой большой реки, которую татары зовут Итиль, а урусы смешно – Волга. У урусов вообще глупые, ничего не говорящие названия, например, тот же Кыюв. Что такое Кыюв? Только город, который скоро разрушат по его, Батыя, воле, потому что горожане поспешили убить его послов и оказывают сопротивление его войску. Глупые урусы…
Они огородили свои города крепкими стенами и решили, что татары не смогут эти стены разрушить? К чему вообще городить, если есть стенобитные орудия? У его будущего большого города не будет стен! Он, Батый, не боится никаких нападений, разве есть на свете такой враг, чтобы решился на него напасть? А из неогороженного города всегда можно уйти в степь и биться там.
Еще раз подумав, что урусы глупы, Батый принялся спускаться вниз. Байдар сказал, что лодок уже достаточно, чтобы перевезти его тысячу, завтра она отправится на тот берег и будет охранять переправу, пока не переплывет следующая тысяча, ее поведет нойон Уйдю. За ним последуют Бечак, Менгу, хотя тот рвется в первых рядах, твердя, что это он первым увидел Кыюв. Когда перейдет половина, переправится и сам Батый с Субедеем, потом остальные.
Одно плохо – большие пороки, чтобы бить стены, просто так не переправишь, их надо либо разбирать, а потом собирать, либо дожидаться, когда на большой реке Данапре станет лед. Сколько этого ждать? Местные жители сказали, что зима станет рано, и лед тоже.
Батый был в шатре со своими женами. Сидели только две из них.
По Лядским воротам и стене возле них били и били большие пороки, камни летели, ударяясь и сотрясая стену, падали, откатывались, гора из них росла, образовывая холмик. Дмитр передернул плечами: точно могильный. И тут же порадовался – он помешает самим же татарам, когда на приступ пойдут.
Видно, об этом же подумали и осаждавшие, но проблему решили быстро и по-своему. Когда дружинники выглянули со стены на очередной шум, то увидели непонятную картину. Татары пригнали множество пленных и держали их под прицелами луков, видно, к чему-то готовясь.
– Чего это они?
Сотник дернул плечом, отмахиваясь от дружинника, как от назойливой мухи, хотя был весьма озабочен и сам. Неужто штурм так начнут, погнав пленных впереди?! Как тогда отбиваться?
Но татары поступили иначе, они просто заставили мужиков таскать тяжеленные камни, нападавшие – вокруг стены, держа пленных под прицелом. Конечно, побить бы, но как бить своих? Полдня внизу у стены копошились люди, ни помешать им, ни спасти было невозможно. Татары ближе полета стрелы не подходили, но и работавших держали под прицелом, несколько человек пытались бежать, но упали, пронзенные стрелами. Кому-то все же удалось, но это были единицы. Зато камни от ворот убраны.
Эти же камни снова полетели из пороков в стены многострадального города.
Дмитр кивнул в сторону ворот:
– Как в следующий раз камни собирать начнут, значит, скоро штурм.
Так и случилось. Едва в стене начала образовываться трещина, камни снова собрали. А еще немного погодя в большой пролом попытались прорваться татары. Сеча была страшной, раненых или убитых не убирали, не до того, топтались ногами, только бы устоять. Сначала пролом был небольшим, потому столпившихся у него били довольно легко, но постепенно татары разрушили еще часть стены, и еще, и еще… Дмитру пришлось перебрасывать людей на другие проломы, и ряды защитников слабели. А наступающим, казалось, не будет конца…
Наконец им удалось овладеть стенами Киева, но дальше двинуться не рискнули, все же наступал вечер. Это позволило защитникам отступить к Десятинной. Дмитр, раненный, но не потерявший присутствия духа, распоряжался все так же толково:
– Вокруг церкви успеем возвести тын, сколько да выдержит, еще поганых жизней за собой унесем.
