серьезные, помогал монастырь. В обители Бедной Клары ее приняли хорошо, там никто не вспоминал о репутации развратницы, зато выделили келью, чтобы герцогиня смогла отдохнуть душой. Этому способствовала Пасхальная неделя.
Наблюдая, как подолгу стоит на коленях и истово молится Лукреция, монахини качали головами: что происходит, почему эту милую женщину с кроткими глазами и золотыми волосами так плохо приняли во дворце герцога? Лукреция не жаловалась, но шила в мешке не утаишь, Феррара знала о ее ссорах с Эрколе и о том, что донна Изабелла ненавидит невестку.
В самом городе пока относились к Лукреции настороженно, она Борджиа, а об этом семействе никто ничего хорошего в Италии сказать не мог. Однако о самой Лукреции в Ферраре никто не мог сказать плохого. Напротив, она щедро помогала всем, кому могла, ласково обращалась с просителями, правда, прогнала прочь приставленных к ней в качестве придворных феррарцев, но это ее право, если герцог считает, что она слишком много тратит на свой двор, то ее дело, кого именно удалять.
До Эрколе дошли разговоры о его размолвке со снохой, возмущенный герцог потребовал, чтобы Лукреция вернулась домой. Альфонсо было все равно, где обретается его супруга. В монастыре? Тем лучше. Пусть родит здорового наследника и может хоть постричься. Самой Лукреции немало порассказали об Альфонсо. Когда он перестал посещать спальню своей первой супруги Анны Сфорца, та в отместку стала развлекаться со своей чернокожей рабыней. Лукреция усмехнулась: это в Ферраре не считалось предосудительным, как и многочисленные связи самого Альфонсо с кем попало, зато злые наветы ее первого мужа-неудачника Джованни Сфорца приняли сразу и без сомнений!
Лукреции было так хорошо в обители, так не хотелось возвращаться в Феррару… Но герцог рекомендовал настоятельнице монастыря намекнуть герцогине сделать это как можно скорей.
Жизнь в Ферраре потекла по-прежнему: Лукреция и герцог в присутствии посторонних улыбались друг дружке, не разжимая стиснутых зубов, а наедине либо не разговаривали, либо ссорились. Альфонсо все реже посещал беременную супругу и ни для кого не было секретом, где он проводит ночи – в постелях у простолюдинок. Изабелла присылала из Мантуи полные затаенной злости письма. А двор замер в ожидании.
Конечно, Александр узнал о сокращении содержания дочери, он написал весьма резкое письмо герцогу Эрколе, на что тот не менее резко дал понять, что если всякие там незаконнорожденные желают попасть в приличную семью, то должны за это хорошенько заплатить, такой платой и явилось огромное приданое. А аппетиты супруге Альфонсо д’Эсте необходимо уменьшить соответственно требованиям хозяина Феррары.
Александр долго думать не стал, он попросту отменил все льготы в казну Церкви, которые до того даровал Ферраре, и урезал содержание Ипполито д’Эсте, живущего в Риме. Теперь уже Эрколе скрипел зубами, но от своего не отказался, правда, несколько уступив. Вместо восьми тысяч Лукреции было предложено десять. Что ей оставалось, воевать дальше? Скрепя сердце, Лукреция согласилась, но…
О, эти Борджиа! Разве можно верить их словам, их поступкам, их согласию?
В окружении Лукреции появился удивительный человек – Эрколе Строцци. У этого человека было все: аристократическое происхождение, богатство, прекрасное образование, блестящий художественный и поэтический вкус, не было лишь здоровья. Эрколе Строцци, рожденный с поврежденной стопой, вынужден пользоваться при ходьбе палкой и, конечно, не мог быть хорошим всадником. Это уродство сильно повлияло на его характер, Строцци был отъявленным циником и довольно развращенным человеком. Однако он умел очаровывать женщин, умел поддержать изящную беседу и действительно много знал, а потому легко стал приближенным Лукреции.
Откровенно ненавидя Альфонсо за его грубость и физическую силу, Строцци всячески старался помогать его супруге. Мало того, он быстро обнаружил пробелы в образовании Лукреции, которая прекрасно владела латынью и испанским, великолепно танцевала и хорошо пела, аккомпанируя себе, но была недостаточно знакома с поэзией и философией, особенно современной. К тому же она не слишком хорошо разбиралась в живописи и архитектуре. Для Строцци, дружившего со многими поэтами и художниками, открывалось огромное поле деятельности. Красивая женщина с хорошим вкусом и немалыми возможностями, к тому же герцогиня Феррары и дочь самого Папы жаждала его советов и наставлений. Разве такое можно упустить? Эрколе Строцци развернулся вовсю.
Надо отдать ему должное, советы добровольного наставника были весьма целомудренными, а его общество действительно облагородило Лукрецию. Она получила то, чего так не хватало в Риме – возможность общения с умным, образованным человеком, знания которого выходили за рамки церковных. Ведь даже блестяще образованный Чезаре знал больше каноническое право и военную историю, чем, например, поэзию Петрарки.
Лукреция теперь много читала, но совсем не то, что хранилось в библиотеке понтифика, книги ей поставлял Строцци, и, конечно, это была поэзия. Возможно, расслабившись из-за столь приятного знакомства, Лукреция и позволила себе согласиться на десять тысяч дукатов вместо двенадцати, определенных изначально на ее содержание.
Эрколе Строцци внушил Лукреции, что все, что продается в Ферраре и даже Риме, не идет ни в какое сравнение с товарами Венеции. Таких тканей, как там, нет больше нигде… Настоящие аристократки одеваются в ткани из лавок Венеции…
– Но не могу же я отправиться в Венецию, чтобы ходить там по лавкам? – смеялась Лукреция.
Ответ был удивительно простым и логичным:
– Я могу. Если донна Лукреция позволит, я мог бы отправиться туда и привезти самые роскошные ткани для ее нарядов.
Предложение крайне заманчивое, но если на сами ткани денег еще хватило бы, но на все остальное никак. Строцци просто пожал плечами:
– В кредит.
Лукреция задумалась всего на мгновение. Конечно, в кредит, свекор никуда не денется, оплатит, а если нет, то это всегда сделает отец. Он выплатил огромную сумму в качестве приданого, но Лукреция знала своего отца, тот уже наверняка восстановил утраченное. Она перестала задумываться о деньгах, в конце концов, почему герцогиня Феррары должна считать каждый дукат?! Строцци отправился в Венецию за тканями.
Присланные образцы привели Лукрецию в восторг, она согласилась со всеми предложениями, к тому же заказала дорогущую колыбельку для будущего ребенка, мысленно махнув рукой на возможное недовольство свекра:
– Пусть себе злится!
Эрколе д’Эсте, поняв, каким образом Лукреция смогла обойти его ограничения, буквально за месяц потратив годовой бюджет, пришел в ужас. Эта девчонка с ангельским личиком показала твердость характера, превосходящую даже металл пушек ее мужа. А увидев роскошь стола на вечеринке, устроенной Лукрецией в честь семейства д’Эсте, вообще взъярился. Сноха выставила на стол столовое серебро, подаренное еще во времена, когда она была графиней Пезаро. Однако на всем серебре выгравировано имя понтифика! С таким аргументом не поспоришь, Лукреция явно демонстрировала, чья она дочь.
Взбешенный герцог Феррары сумел выдержать до конца ужина, но утром его уже не было в городе – отбыл в загородное поместье Бельфьоре. Беременной Лукреции казалось невыносимым оставаться в душном городе, но когда она тоже попросилась в этот дворец, свекор отказал под надуманным предлогом, мол, там работают маляры. Взбешенная Лукреция не стала уезжать в монастырь, как сначала вознамерилась, она отбыла в другое имение – Бельригуардо, куда более роскошное и красивое.
– И пусть попробует меня отсюда выставить!
Лукреция больше не желала быть бедной овечкой, она решила по возможности огрызаться и показывать зубы. Ее не защищал никто, даже муж, значит, она будет защищаться сама!
Защищаться пришлось недолго, одно за другим последовали события, сильно встряхнувшие сонную Феррару.
Сначала пришло известие, заставившее Лукрецию запереться в своих комнатах и ни с кем не встречаться. Чезаре Борджиа, продолжая завоевывать города для своего государства, не останавливался ни перед чем. Конечно, до него дошли слухи о том, как обходились с любимой сестрой в Ферраре и какую роль играла Елизавета Гонзага герцогиня Урбино. Может, потому очередной жертвой стал герцог Урбинский
