необходимости скакать с пистолетами за поясом или мрачной решимости Марии. Молодой Дарнлей, естественно, был куда крепче хилого Франциска, ему недоставало умения опытного Данвилля и, уж конечно, было далеко до Франсуа де Гиза, но когда полная сил чувственная женщина столько лет живет одна… тут любой нехилый юноша покажется Геркулесом. А Дарнлей был весьма силен и горяч… Мария потеряла голову.
Словно чувствуя вину перед супругом, она принялась одаривать Дарнлея без меры и так же осыпать его почестями и титулами. Кажется, он получил все, что только мог в этом королевстве, потому что получил любовь самой королевы.
Французский посланник в Шотландии Демосьер прислал Екатерине Медичи подробный отчет обо всем, в том числе описал и самого нового короля. Королева-мать, читая рассказ о Генри Дарнлее, усмехнулась. О чем она подумала? Что шотландская кобыла нашла-таки себе достойного жеребца? Возможно, Екатерина Медичи вслух своих мыслей не высказывала, а уж какими они были, кто знает…
Такого не мог понять никто. Даже откровенные сторонники Марии, готовые прощать ей все, с сожалением говорили, что в присутствии Дарнлея королева невыносимо глупеет, готова выполнять любую его прихоть, вплоть до совершенно неприличной. Рэндолф писал в Лондон:
«Она во всем покорна его воле, он вертит ею как хочет».
Из спальни, где Генри был полным хозяином млевшей в его руках Марии, их отношения выплескивались наружу. Не в силах скрывать свою бурную страсть, королева держала супруга за руку, не спускала с него глаз, демонстрируя всем, как любит и ценит дорогого Дарнлея. Окружающим становилось не по себе, когда они видели, как умная, уверенная в себе женщина, еще вчера с пистолетом в руках доказывавшая свое право на самостоятельное правление безо всяких надсмотрщиков, становилась совершенно покорной от одного прикосновения этого упитанного жеребчика.
Любившие Марию друзья были в отчаянье. Мэри Сетон, которой вовсе не нравились ни увлечение королевы этим хлыщом, ни сам Дарнлей, пыталась хоть немного сдержать ее, но только потеряла на время расположение высочайшей подруги.
Четыре Мэри собрались, чтобы обсудить эту беду. Это действительно была не проблема, а настоящая беда. Влюбившаяся в своего Дарнлея как кошка, королева была просто не в состоянии замечать, что становится объектом насмешек. Пока все держалось в пределах приличий, потому что саму королеву окружали понимающие ее люди, хотя многочисленные подарки и титулы, так щедро дарованные супругу, уже сделали шотландскую королеву притчей во языцех у многих дворов Европы. Позлословить над надменной девчонкой, совсем недавно смотревшей на всех свысока, не упустили возможности многие. Любая пикантная подробность, о которой сообщали из Эдинбурга, в слухах разрасталась до невероятных размеров. Люди – большие любители пнуть лежащего связанным льва…
– Наша Мэри совсем потеряла голову из-за этого Дарнлея! – возмущалась Ласти – Мэри Ливингстон.
– Да, надо его как-то…
– Что?!
– Удалить от королевы…
– Как можно удалить от королевы короля?!
– Мэри, ты каждый день рядом с ней, что происходит? Откуда взялся этот молодчик и зачем он ей?
Сетон в ответ рассмеялась:
– Что за вопрос? Зачем женщине муж? В спальне он, видно, силен, а наша Мэри просто истосковалась по мужской ласке.
– Кто бы мог подумать?! Надо было ей найти просто какого-нибудь бычка на ночь!
– Фи, Ласти, что за речи?!
– Ну вот ты видишь ее каждый день, скажи, он действительно так хорош? Что в нем, кроме красоты?
– Да какая там красота?! – возмутилась Флеминг, но от нее отмахнулись.
– Я не каждый день рядом, королева не слишком жалует тех, кто не смотрит на ее Дарнлея с таким же восторгом…
– Она его ревнует?
– Пока нет, он не дает повода…
– Девочки, я придумала! Я знаю, как показать Мэри, что ее муж дурак!
– Ты думаешь, от этого он перестанет быть ее мужем?
– Но она хотя бы перестанет смотреть ему в рот и лизать сапоги!
Грубо, но точно, сапоги, конечно, не лизались, но оставалось недолго. Неизвестно, успели ли что-то предпринять подруги, похоже, Дарнлей испортил все собственными руками…
Вот кому бы радоваться такому позору своей соперницы, так это английской королеве Елизавете! Блестящая возможность насладиться слухами и сплетнями о Марии, пустить свои и помочь уже ходившим превратиться в совсем пикантные… А Елизавета вдруг задумалась.
– Скажи, Кэтрин, я так же нелепо выгляжу, когда любуюсь Робертом?
Верная подруга и помощница во всем Кэтрин Эшли сокрушенно кивнула:
– Почти…
– Ой-ой…
«Вот-вот, а когда тебе говорили, не слушала», – мысленно укорила свою королеву Кэтрин.
Укорять было в чем. Елизавета не избежала своего «романа на виду». Если в кого-то влюбляется придворная девушка или дама, она может оказывать знаки внимания своему избраннику достаточно откровенно. Пока это не переходит границ приличия, никто возражать не станет, разве что те, кто и сам не прочь пофлиртовать с этим избранником. Иное дело королева, любое ее даже мимолетное увлечение разглядывается, как под лупой, любой взгляд, слово, вздох немилосердно обсуждаются. Особенно если королева не замужем, а предмет ее страсти женат!
Именно в такую ловушку много лет назад попалась Елизавета. Еще не будучи королевой (даже напротив, живя в изгнании), она влюбилась в друга детства Роберта Дадли. Кстати, они одновременно сидели в Тауэре во время правления старшей сестры Елизаветы Марии Тюдор и умудрились выйти оттуда живыми – Елизавета из-за того, что вина так и не была доказана, а Роберт из-за привлекательной внешности (Мария просто пожалела молодого красавчика). Как ни боролась Елизавета со своей страстью, поделать с собой ничего не могла; стоило Дадли появиться рядом, как разумная королева становилась глупой пустышкой. Брать себя в руки удавалось иногда с огромным трудом.
Роберту Дадли тоже были поднесены дорогие подарки, он даже стал графом Лестером. Именно своего дорогого Дадли, в которого тоже была влюблена, как кошка, Елизавета в качестве невообразимого дара предлагала в мужья Марии. Тогда его и посвятили в рыцари, даровав графский титул Лестера.
Теперь, слушая сплетни о своей шотландской родственнице, Елизавета словно смотрела на себя со стороны. Было от чего задуматься… Роберт Дадли остро почувствовал если не охлаждение к себе королевы, то явные ее попытки ввести свои чувства в жесткие рамки приличия. Хотя рассудочная Елизавета никогда за них и не выходила, но поедать глазами своего драгоценного Дадли, вызывая насмешки окружающих, тоже была вполне способна.
Сесил давно пришел к выводу, что женщина на троне все равно баба и бороться с этим невозможно!
Марии Стюарт судьба подарила все и сразу – внешность, ум, но главное, корону. Подарки сыпались как из рога изобилия, она привыкла к этому и воспринимала как должное. Быть первой, лучшей, быть на виду, блистать – это с пеленок, другого и не мыслилось. Мэри жила этим.
Иное дело Дарнлей, с детства державшийся матерью, что называется, в ежовых рукавицах и вдруг получивший одновременно все – волю, корону и великолепную женщину! Будь он поумней, сумел бы воспользоваться таким подарком судьбы, и последующей трагедии не случилось бы. Но в том-то и беда, что особой разумностью Генри Дарнлей не отличался, судьба щедро наградила его внешними данными и крепким здоровьем, забыв вложить в голову много ума, а мать больше озаботилась тем, что явно было, чем тем, что нужно было в ребенке развивать. Генри остался красивым балбесом.
Этот балбес, получив немыслимые дары Фортуны, мгновенно возомнил, что это ему за особые заслуги. Видя, что изумительная женщина просто пресмыкается перед ним за то, что он в спальне творит чудеса,
