но книготорговец понял, что обманывать не стоит, себе дороже, лучше честно все сделать и дальше продолжить знакомство. Усмехнулся:
– Этого на полгода вперед хватит.
Кажется, молодой человек обрадовался:
– Ну вот и хорошо. Только вы мне толковые книги пришлите, без этого… – Он кивнул на те, что остались сиротливо лежать в сторонке, так и не открытые.
– Вам, извиняюсь, солидной даме понравиться надо?
– Очень, – вздохнул молодой полковник. – И поскорее.
– Хорошо.
На том и порешили. Ланской тут же отправил слугу к приятелю с запиской о присылке книг и еще ста рублями за такую «работу». А на следующий день приехал сам. На столе высилась стопка фолиантов. Арсений, изгнанный из университета за безделье и прогулы, вздохнул, кивнув на книги:
– За поддержку, конечно, спасибо, но я такого читать не буду. Мне бы чего попроще. Может, обратно отправить или продать кому?
– Это не ты читать станешь, а я.
– Ты?! – вытаращил глаза приятель. – Никогда тебя за таким занятием не видел! Сашка, неужто государыня читать заставила?!
– Не заставила, сам не могу. Пень пнем рядом с ней, даже стыдно.
Когда вернулся в Царское Село, его встретил Тимоха с выпученными глазами:
– Вас государыня разыскивала, гневаться на отсутствие изволили!
Ланской помчался к Екатерине. Та действительно была не в духе:
– Где вы второй день отсутствуете? Вам надлежит быть всегда рядом и являться по первому зову!
– Виноват, Ваше Величество.
Перекусихина успела шепнуть, что государыня дважды за ним посылала и у нее болят зубы, оттого с утра не в настроении.
Зубы болели вторые сутки, потому и ночью Ланского в спальню не звали. Бедолага начал понимать, сколь непрочно его положение. Все мысли о самообразовании вмиг оказались забыты. Чем бы развеять монарший гнев?
– Где вы были, изволите сказать?
– У книготорговца Зотова.
– У кого?!
– Книги смотрел. Он мне новые прислал.
Несколько мгновений Екатерина во все глаза смотрела на любовника, потом чуть дернула головой:
– Куда прислал, сюда?
– Нет, к моему приятелю на Малой Морской, я оттуда забрал.
– Что за книги, глупости небось разные?
– Еще не видел, но просил не глупости.
Не сводя глаз с Ланского, Екатерина приказала:
– Велите принести.
Захар тут же распорядился, и стопка была доставлена из комнат Ланского в кабинет государыни.
Пока слуги бегали туда-сюда, она, немного смягчившись, поинтересовалась:
– А чего это тебе вздумалось к книготорговцу ходить, у меня книг мало?
– Не хотел вам надоедать, Ваше Величество.
– Читать любишь? – подозрительно поинтересовалась императрица.
Ланской вздохнул:
– Не приучен, но очень хочу учиться.
– Хм… для этого ни к чему к Зотову ходить, мог бы и меня попросить.
– Как же отвлекать вас от дела?
Топая ногами, примчался Тимоха. Он в дверь вошел едва не спиной, после ловкого поклона бухнул на столик перед креслами стопку книг и так же ловко удалился, повинуясь жесту хозяйки. Екатерина рассматривала фолианты, чуть покачивая головой, два отложила:
– Эти ни к чему, рано!
А остальные подвинула к Ланскому:
– Читай, пригодится. Только я тебе и другое дам, чтоб с дамами приятный разговор вести умел.
Ланской вспомнил те, что предлагал ему сначала Зотов, и снова покраснел.
– Да не красней! Не фривольные книжицы, поэтические. Нужно и приятности тоже учиться. Не все же рядом со мной стоять будешь да молча головой кивать! Ты, Саша, учись, я тебя не только ради постели к себе приблизила. Мне дурак не нужен, я душевного тепла и разума хочу. Заметила уже, что ум у тебя и скромность есть, только ум не развитый, а скромность отчасти излишняя. То, что не зазнался, ко мне попав, хорошо, но обходительности учиться надо, чтоб не стоять столбом. А для того нужно знать много, и стишки тоже.
Она поднялась, прошлась по кабинету и снова остановилась, жестом оставив его сидеть:
– Что за книги взялся, хвалю. А более всего, что не по весу или расцветке подбираешь, а по смыслу. Я тебе, Саша, чуть про Кирилла Григорьевича Разумовского расскажу. Когда его брат в фавор к государыне Елизавете Петровне вошел, сам Кирилл еще скотину в поле пас. Ко двору прямо с поля и забрали. Но он за два года сумел таковым стать, столькому научиться, что незазорно было и во главе Академии наук поставить! Конечно, за границей учился, потому языки быстро освоил, но ведь и помимо языков тоже немало всего. Уехал в Кенигсберг дурень дурнем, а вернулся кавалер и приятственный, и умный весьма. Вот с него пример бери, в детстве ничему обучен быть не мог, но сам все освоил, коли захотел… Сумей так же.
Подала руку для поцелуя, отпустила, велев захватить с собой и стопку, и долго глядела вслед.
Мария Саввишна вошла, как всегда, едва слышно.
– Что, матушка, как зубы?
– А? Я, Маша, про зубы и забыла, столь меня Саша удивил. Учиться хочет! Знаешь, где был?
– Знаю. Он к книготорговцу в Петербург ездил.
– Да, читать хочет.
– А он и читает.
– А ты откуда знаешь?
– Сама книги давала. Да только я все те, что проще. Мои все перечел, вот и отправился за новыми.
– Как мыслишь, понравиться хочет?
– Не без того, государыня, да не столько понравиться, сколько соответствовать. Понимает же, что глуп с тобой, матушка, рядом, вот и тянется. Это же хорошо, что не бездельничает, а учится.
– Хорошо. Что свою библиотеку собирает, то умница, а книготорговцу я сама список составлю, велишь отнести и денег дать, чтоб не какие попало книги присылал.
Список она написала с удовольствием в тот же день, ничего не подозревавший Ланской исправно получал книги строго направленного смысла. Причем фолианты доставлялись уже прямо к нему, чтоб не тратил драгоценного времени на поездки в Петербург. Учеба началась.
Екатерина, отправив обширную записку книготорговцу, долго сидела, глядя, как ветер качает ветки деревьев за окном, а по стеклам бьет надоевший дождь. Такого фаворита у нее еще не было. Все любовники либо были уже образованы сами, хотя иногда и весьма сумбурно, как Потемкин, либо, как фавориты на день, не желали ничего знать, считая, что с них хватит и умения в постели. Корсаков так вовсе опозорился с книгами, принявшись покупать по размеру. Все они желали власти, кто больше, кто меньше, власти над ней и над Россией тоже. Орлов и особенно Потемкин ее получили, Потемкина Екатерина вообще считала своим детищем, и детищем очень толковым.
Но теперь у нее было нечто необычное. Словно чистый лист бумаги, не испорченный и готовый принять все, что напишет. Екатерина почувствовала даже волнение. Она могла образовать Ланского, но не потому, что так желала сама, а потому, что он желал образоваться. И от нее зависело, что из молодого человека получится.
