посмеивались: ишь как старается хоть напоследок насладиться роскошью! Перед смертью не надышишься. Завтра тебя, царица, увезут в оковах, там не будут давать столько изысканных блюд, придется привыкать к черствому хлебу. И от золота отвыкать тоже.
Уже вечерело, когда во дворец вдруг пришел старик с корзиной, полной спелых смокв.
– Царица просила принести, поесть в последний раз.
Если бы не это «последний раз», может, и не пропустили бы, отобрали корзину или заставили пересыпать. Но старик почти горестно поинтересовался:
– А верно, что нашу царицу завтра отвезут в Рим и там убьют?
– Про убьют не знаю, а что отвезут – правда, – ответил охранник, выбирая сверху две самые крупные смоквы. Было заметно, как испугался старик, охранники решили, что боится быть наказанным царицей:
– Да не бойся, хватит и твоей царице! Ладно, неси уж, а то трясешься, точно тебя самого смерть поджидает.
Хохот провожал старика едва не до самых дверей.
Обратно он вернулся быстро.
– А чего ж ты у царицы на ужин не остался?
Тот пожал плечами:
– Отдал смоквы и ушел…
Клеопатра сидела на малом троне в полном царском облачении и в урее с коброй, поднявшейся в стойку. Это было опасно, но она надеялась, что до утра не побеспокоят.
Когда старик передал корзинку, царица вдруг попросила Хармиону принести писчие принадлежности. Письмо писала сама, передала его охраннику с просьбой отнести Октавиану. Тот удивился, но глаза Клеопатры смотрели строго, римлянин подчинился. Сам не понес, передал центуриону, а тот действительно отправился к Октавиану, гадая, что может просить у консула опальная царица. Свидания, что ли? Вон как вырядилась, прямо как для торжественного приема.
Центурион наслышан о ее фокусах, говорят, царица могла очаровывать любого мужчину, оказавшегося рядом, недаром даже Цезарь поддался ее обаянию, а уж о сошедшем с ума Марке Антонии и говорить нечего.
Нет, внешне Клеопатра вовсе центуриону не нравилась, так себе. Стройная, конечно, но он любил высоких и крепких женщин, а эта маленькая. Глаза синие, но близко посажены, нос и вовсе крючковат. Голос вот глубокий, грудной… Но, топая к комнатам Октавиана, центурион все равно убеждал себя, что увлекаться такой женщиной не стоило.
Консул посланию удивился, но печать сломал сразу, а только глянув на содержание, метнулся к двери с криком:
– Удержать!
Чего удержать? – поразился центурион, – словно царица могла улететь.
Вместе с консулом к покоям Клеопатры, топая ногами, мчались несколько человек. Тяжелая дверь оказалась заперта. Пока искали, чем выбить дверь, время шло…
Отправив гонца с письмом, Клеопатра распорядилась закрыть дверь и подать корзинку.
– Змеи любят смокву… – Она чуть улыбнулась. – Спасибо, Петубаст.
Царица вынула из прически большую шпильку, осторожно отвернула ее головку, убедилась, что оттуда вытаскивается булавка, пропитанная ядом, и вздохнула:
– Пора…
Служанка чуть встряхнула корзину, которую осторожно держала в руках. Что-то зашуршало, и между плодами смоквы показалась голова змеи.
Кобра! Самая благородная из змей, царская… Она никогда не ужалит исподтишка, обязательно встанет в стойку, предупреждая: я здесь, я готова к броску, берегись!
Клеопатра, не сводя глаз с раздувшегося капюшона и раздвоенного язычка, напомнила Хармионе:
– Потом себя булавкой… Если хочешь…
Та сглотнула, также наблюдая за змеей. Смотрела и Ирада.
Клеопатра видела маленькие глазки-бусины и покачивающуюся темную полосу на желтой шее кобры. Сама кобра, казалось, наблюдала за уреем царицы. Живая змея смотрела на змею золотую.
– Ну, помоги мне!
А по коридорам к ее комнате уже топало множество ног – посланные Октавианом люди пытались опередить задумавшую умереть Клеопатру.
Когда дверь была выбита, мертвая, но прекрасная царица сидела, склонив голову набок, у ее ног лежала Ирада, а едва живая Хармиона поправляла на голове своей любимицы царственный урей…
Никто не обратил внимания на черную с желтым капюшоном змею, которая легко скользнула через окно прочь из дворца. Она свое дело сделала. Остался только след на песке, но его быстро затоптали множество ног, сгладил ветер…
Царица Египта Клеопатра, последняя из Птолемеев, предпочла смерть позору в Риме. Династия Птолемеев больше не существовала.
Клеопатру похоронили согласно ее просьбе, высказанной в тот самом последнем письме Октавиану – рядом с Марком Антонием, которого она так любила и ненавидела тоже, жить с которым ни врозь, ни вместе не получалось.
Октавиан вдруг вспомнил визит странного жреца и его не менее странный совет и потребовал найти среди сокровищ умершей царицы большой алмаз.
Камень нашли, он действительно был удивительным – огромный, желтоватый, в форме сердца и очень похожий на змеиный глаз, на глаз кобры… Рука не поднималась отдать такую роскошь кому-то, но Октавиан справился с собой.
Никто не одобрил похода Октавиана в гробницу Александра Великого и уж тем более требование вскрыть саркофаг, чтобы добраться до мумии. Никогда потревоженная мумия не прощала своих обидчиков.
Но Октавиан был настойчив. Он не удержался и потрогал у мумии Великого Александра нос, да, видно, потрогал не слишком аккуратно – нос… отломился! В ужас пришли все присутствующие. Так обращаться с прахом Великого?!
Однако главное, зачем приходил в гробницу, Октавиан все же сделал. Огромный желтоватый алмаз, так похожий на змеиный глаз, лег на грудь мумии того, кто когда-то вывез его из Индии.
Октавиан не заметил, что в самом углу гробницы стоит тот самый жрец, вдруг возникающий ниоткуда и исчезающий никуда. Проследив, что консул положил камень на мумию, жрец довольно кивнул:
– Молодец. Этот станет Великим.
В тот же день Петубаст отправился обратно в Мемфис, он торопился, потому что знал, что дни его сочтены, он выполнил то, ради чего жил. Клеопатра умерла достойно – от укуса царской кобры, что дарило ей бессмертие. Не меньше достойной смерти своей подопечной Петубаст радовался и тому, что удалось надолго спрятать проклятый алмаз.
Жрец едва успел добраться до Мемфиса, его силы тоже были на исходе. Никому, даже жрецам, не дано безнаказанно вот так вмешиваться в ход жизни на Земле. Прервалась не только династия Птолемеев, но и династия жрецов храма Птаха в Мемфисе.
Но если Египет больше не знал фараонов и царей, то храм остался.
А Петубаст оказался прав, прошло время, и страшное землетрясение опустило на морское дно часть Александрии, в том числе и гробницу Антония и Клеопатры. Утеряна и гробница Великого покорителя Индии Александра Македонского. Никто не знает, где его мумия и где тот самый камень из храма Змей. Правда, называют его почему-то не Змеиным, а алмазом Клеопатры по имени последней владелицы, последней царицы Великого Египта.
