сами и схиму-то надели наживы ради! – Голос царя начал звенеть, его всегда задевало то, что монахи говорят одно, а делают другое. – В монастырях хмельное варят, мирянам про блуд твердят, а сами с монахинями открыто живут, по городам да весям милостыню собирают, не довольствуясь тем, что люди сами дают!
Царь начал опасный разговор. Сильвестр хотя и обличал священников во многих грехах, но совсем не хотел, чтобы тем сейчас занимался Иван. Он снова перевел речь на Артемия.
– Артемий столько лет жил в скиту в Порфирьевой пустыни, от мирских соблазнов удалившись…
Иван усмехнулся:
– А чего ж вернулся?
– Многие ученики появились. Я ему предложил в Корнильевский монастырь в Вологде игуменом.
– И?..
– Отказался.
– Монастырь мал?
– Да нет же! – досадовал на царскую непонятливость Сильвестр. – Он супротив монастырских богатств открыто выступает!
Священник еще долго рассказывал о достоинствах старца. Постепенно недоверчивая усмешка Ивана сменилась откровенным интересом. Повелел вызвать Артемия в Москву.
Старец твердил о мерзостях, творимых в монастырях. Иван ужаснулся: как же это можно?! Монастырь на то и монастырь, чтобы от людской мерзости бежать. Артемий качал головой:
– Нет, государь. Слишком многие уходят от мира только на словах. Сколько бояр да князей в монастырях иноками, а живут как прежде жили, разгульно, вольно… Женские монастыри от мужских не отделены, с монахами мальчики-послушники в одних кельях… К чему такое приведет? О вере ли они думают?
– Так чего же не гонят игумены своих нерадивых монахов прочь? Тех же бояр, какие иноки только по одежде?
Артемий вздыхал в ответ:
– Да ведь монастыри на их пожертвования живут. Придет такой боярин, за собой принесет обители земли, деревни да людишек, игумен и рад.
Иван щурил глаза:
– А ежели не станет монастырь брать тех пожертвований, так жить на что? Монахов на что содержать будет?
Артемий в ответ мотал головой:
– В скитах черное духовенство жить должно, в скитах! Только там души от мирских соблазнов оградить можно! А иначе как с того же боярина потребовать, ежели он дар обители большой принес? Обогатит монастырь, вот и чувствует себя хозяином!
Иван надолго задумался, потом все же спросил:
– Неужто нет таких обителей, чтобы сами свое хозяйство держали, чтобы не только на дары надеялись?
– Почему нет? Есть и такие. Вон в Соловецкой обители как Филипп игуменом стал, так и хозяйство на лад пошло…
– Это Федька Колычев, что ли?
– Да, бывший боярин Федор Колычев, что Филиппом крещен в монастыре. Трудом своим живут иноки.
И снова царь не верил:
– Да только ли трудом?
– Нет, конечно. И дары принимают, но ведь и солью торг ведут, и пашню пашут, и многие мастерские завел игумен. Соловецкой братии спать подолгу некогда.
– И на землю людишек работать не пускает, все сами пашут?
– Пускает, вестимо, но не обирает до нитки. Разумно обитель держит игумен Филипп, у него поучиться есть чему.
– А монахи не ропщут? – Глаза Ивана лукаво блеснули. – Куда как легче просто службу нести, чем так- то?
– А кто ропщет, того там не держат! – отрезал Артемий. – Игумену Филиппу бездельники не нужны!
Долго рассказывал царю о Соловецком игумене Филиппе старец Артемий, многое запомнил из его речей Иван. Под конец беседы спросил:
– А если бы ты стал игуменом большой обители, смог бы вот так же?
Тот покачал головой:
– Так только далече от Москвы можно… На Соловки просто так не идут, только по велению души…
За многими делами государь совсем забыл о своей бабке Анне Глинской. Зато она не забыла. Не только внука, как же о нем забудешь, государь ведь, но и заветного ларца. И однажды за невнимание Ивана решила… отомстить необычным способом – подарить ему ларец вместе с Софьей!
Иван сначала даже не понял, о чем идет речь, потом долго смеялся над словами бабки, чем ее окончательно обидел. Но, увидев возникшую ниоткуда Софью, смеяться прекратил, стал серьезен.
– За такое можно и на костер попасть…
Анна поняла, что другого раза не будет и отступать уже некуда.
– Ну так отправь меня на костер! – Глаза Глинской с вызовом уставились в лицо внука.
Тот смутился, но всего на мгновение. В голове мелькнула совсем другая мысль, не касающаяся бабки.
– Ты знаешь тайну моего рождения?! – Его глаза не мигая буравили Софью. Но ту не испугать, да и что мог сделать этот мальчишка с той, что умела появляться и исчезать ниоткуда? Так думала Анна Глинская и ошибалась. Молодой царь истово верил, а потому был под защитой православной церкви. Это позже немало святителей станут даже проклинать его, пролившего столько русской крови, а тогда государь еще не был так грешен…
– Знаю, – спокойно смотрела на государя старуха. В ее руке появился большой ключ. – Хочешь знать?
Несколько мгновений, пока Иван стоял в молчаливом напряжении, принимая решение, показались Анне часами, но Иван вдруг резко повернулся и выбежал вон, бросив на ходу:
– Нет!
Больше разговоров о Софье и ларце у Анны с внуком не было долго. Только через несколько лет он поинтересовался:
– А ларец тот где?
Глинская устало махнула рукой, она была слишком стара, чтобы думать о всяких там ларцах:
– Там…
– А… ключ? – подозрительно сощурил глаза Иван.
– У Софьи.
Государь ничего больше не спросил, он даже не поинтересовался, кто такая Софья, откуда берется и как ее найти.
В первые годы правления Ивана интересовали совсем другие дела.
Долгие беседы с митрополитом Макарием и со старцем Артемием все больше приводили Ивана к мысли о церковном переустройстве. Оказалось, что менять нужно не только царство, но и церковные законы в нем. Царь размышлял и свои размышления старался записывать. Когда таких заметок набралось уже немало, вдруг отправился к митрополиту:
– Собирай Собор, владыка.
Макарий и сам понимал, что пора взяться за церковное устройство, потому согласился.
И вот в феврале 1551 года в Грановитую палату дворца съехались высшие духовные чины. Царь сидел на престоле, слушая, как дьяки зачитывают подготовленные им вопросы, и исподлобья разглядывал епископов. Кроме митрополита Макария, в Москве собрались епископы: Новгородский Феодосий, Ростовский Никандр, Суздальский Трифон, Смоленский Гурий, Рязанский Кассиан, Тверской Акакий, Коломенский Феодосий, Сарский Савва, Пермский Киприан. Напряженно вслушиваясь, сидели и другие священники. Не все были готовы отвечать на заданные от имени царя вопросы, многие осторожно
