– Да, говорю, никуда эти сволочи не денутся. Какой сегодня день?
– Чего какой?
Откликнулась сообразившая раньше Любава, она вообще стала временами опережать сестру в соображалке:
– Дарья-грязница, березозол начинается.
Я попыталась тоже включить мозговой центр. Березозол это апрель, получалось, сегодня 1 апреля? Рука сама потянулась к рупору, татары вздрогнули от моего крика:
– С первым апреля, товарищи! Чтоб вам сдохнуть!
– А ты чего сказала? Это по-каковски? – Лушка не сунуть свой любопытный нос, конечно, не смогла.
Пришлось врать:
– По-татарски.
Сестрица засомневалась:
– А про сдохнуть тоже?
– Это по-русски.
– А давай я тоже выучу и буду им так орать?
– Тогда уж ори другое.
Я вспомнила, как в детской сказке про Буратино куклы оскорбляли Карабаса-Барабаса, и усмехнулась, жестокий Карабас не очень-то их испугался, разве что душу отвели. Так и мы. Но Лушку все же гадостям про Батыя научила. В результате ночами окрестности оглашали вопли моих сестриц:
– Бату-хан – ухэ (разбойник)! Субедей – грязный одноглазый верблюд!
Как Лушка ни старалась, переорать нашу голосистую Любаву ей не удавалось, пришлось смириться с ролью советчицы и наставницы. Бедная Любава после каждого выкрика получала порцию жесточайшей критики:
– Чего ты так тихо? Так и я могу. Давай громче, кричи с выражением!
Что такое «с выражением», Лушка не знала, но услышала это от меня и применяла активно. Любава решила пожаловаться мне:
– Я не могу больше с выражением, не получается. И так ору во все горло.
– Любава, с выражением – это значит с чувством, не просто громко, а…
Мне пришлось долго объяснять, что это такое. Невольно вспомнился случай, когда я еще в Москве умудрилась в присутствии иностранцев употребить слова «закрома Родины». Мы потом полчаса втолковывали этим самым иностранцам, что закрома это не элеваторы, а нечто обтекаемое и бездонное, куда все проваливается с концами. Надо следить за собой, а то придется долго разъяснять той же Лушке, что значит «провалиться с концами». Вообще, я на многие выражения теперь смотрела под другим углом, столько нелепостей выявилось… Вот еще одно: смотреть на выражения да еще и под углом.
У сестрицы слуховая память исключительная, услышанное единожды воспроизводит лучше записывающего устройства. За следующие пару дней Лушка поздравляла татар с первым апреля раз двадцать. На недоуменные вопросы гордо отвечала, что это пожелание сдохнуть по-татарски. Когда Скилица, бывший у отца толмачом, осторожно поинтересовался, с чего это она так решила, Лушка столь уверенно заявила, мол, Настя сказала, что Скилица явно засомневался в своих познаниях монгольского языка. Мой авторитет оказался настолько высок, что «с первым апреля» по отношению к осаждавшим город стало любимым ругательством козлян.
Но пока мы развлекались с рупором, татары окончательно сомкнули кольцо блокады вокруг Козельска, даже на другой берег Жиздры перебрались, сволочи. Лушка этому факту почему-то обрадовалась.
– Чего же тут хорошего?
– А лед скоро пойдет и подтопит все вокруг! И до самой Клютомы все в воде будет!
Отец подтвердил:
– Снега много, вода большая придет.
Глава 3
Бату-хан выехал на верхнюю точку небольшой горы и разглядывал открывающийся внизу пейзаж. Снег в долине уже заметно просел, передвигаться по нему становилось с каждым днем труднее, лед на реках тоже не выдерживал копыт многих лошадей, первые еще как-то проходили, а последние все чаще проваливались. Для осадных машин и тяжелой конницы приходилось строить переправы, теряя драгоценное время. Урусы ушли в леса, гоняться за каждым отдельно сложно, ряды рабов стремительно таяли, как таяли и запасы еды не только для лошадей, но и для самих воинов. Грабить больше некого и нечего. Смешно, но в этих лесах можно запросто погибнуть, покорив половину мира.
Бату не раз уже задумывался, не ошибся ли Субедей, посоветовав идти на урусов зимой? И сам себе отвечал: нет, не ошибся, потому что летом среди сплошного леса соседний тумен не найдешь. Ошиблись только в одном: урусы не позволили одолеть их стремительно. Только первые города, явно не готовые к нападению такой силы, держались недолго, зато после Елисани пришлось встать, чтобы вылавливать Еупата с его горсткой людей… Потом был Торжок, у которого снова застряли на две недели.
Но сейчас мысли Батыя были не о том. Перед ним на снежной равнине извивалась неширокая река, на другом берегу которой на высоком холме стояла крепость. Сердце почему-то кольнуло: очередной Торжок! Пройти мимо или осадить?
По знаку приблизился кебтеул, на вопрос склонился до земли и тут же исчез. Хан продолжал оглядывать окрестности. Город стоял на взгорке исключительно удобно и явно имел два уровня стен. Берег речки со стороны города поднимался почти отвесно, нечего даже думать, чтобы штурмовать. Если сейчас скажут, что и с юга так же, то лучше пройти мимо.
Так и есть, прибежавший разведчик на вопрос ответил утвердительно: с юга еще хуже. Город стоит словно на острове, с трех сторон реки, с четвертой вырыт глубокий ров. Хан, не поворачивая головы, сделал знак, чтобы нукер удалился. Такую крепость быстро не возьмешь, да и нужна ли она? Однако предстояло дождаться Кадана и Бури, но главное – войску позарез было нужно зерно, много зерна! Отощавшие кони скоро начнут просто падать и умирать. Теперь предстояло решить, уходить ли в степь, не дожидаясь царевичей, или попытаться все же взять этот город, чтобы получить корм здесь.
К хану приблизился кебтеул, сказал, что у разведчиков есть новости. Судя по голосу, новости были не так уж плохи, Бату-хан кивнул:
– Зови.
Оказалось, в стороне остался еще один город, тоже небольшой, но укрепленный куда хуже того, что виднелся вдали. Важно то, что местный житель под пытками рассказал, что в городе много зерна, обычно за ним приезжают купцы с севера, а в этом году никого не было, все запасы целы.
– Как называют эти города сами урусы?
– Тот, что остался позади, Серене-секе. А этот, – воин кивнул вперед на видневшиеся вдали крепостные стены, – Козелле-секе.
Бату решил подождать Бури и Кадана с их туменами, и пока взять города. Пусть с этим Козелле-секе повозится Субедей, ему давно пора показать себя, а с тем, что проще, расправится он сам.
Но это оказались не все новости, разведка утверждала, что именно в Козелле-секе скрылся эмир Урман! Хан усмехнулся: тогда Субедею тем более стоило взять этот город и лично казнить проклятого эмира, разняв его тело на многие куски. Взять город трудно, слишком хорошо стоит и построен, а окружить его несложно. Если в том, что они проскочили стороной, действительно много зерна, то в этом эмира Урмана с его людьми можно просто заставить жрать своих коней! Хотя урусы не едят конины, об этом хан уже слышал. Тем хуже для них, потому что, оставив всего один тумен, можно вынудить проклятых урусов либо сдаться, либо сдохнуть от голода. Бату понимал, что скорее будет второе, но судьбы урусов его не беспокоили. Хан уже принял решение – осаждать оба города, не жалея ни своих людей, ни тех, кто за стенами!
Субедей, подошедший к Козельску сразу после Бату-хана, отнесся к необходимости брать этот город внешне спокойно, ничем не выдав бушевавшие внутри мысли. Он лишь склонил в знак согласия голову. Поручить брать эту крепость, да еще и дать на это несколько дней можно было из двух соображений: либо чтобы погубить полководца, либо чтобы вознести его на недосягаемую для врагов высоту. Субедей смотрел в непроницаемое лицо своего воспитанника и пытался понять, что же тот задумал. Но приказ обладателя Золотой пайцзы не выполнить невозможно, даже если тот отдан сгоряча, не имеет
