визжать?
– Какого Соловья?
– А настоящего. Атаман банду свою к нам привел, вместе биться будем. Огромный такой, точно Соловей-разбойник. Только вот не знаю, сумеет ли так орать, как ты орала…
– Зря смеешься, татары-то испугались.
– А я не смеюсь, я тоже испугался. Думал, сейчас опять кобыла понесет, и ты опять все забудешь. Хорошо, что Слава умнее твоей Зорьки оказалась…
Так в нашей дружине появилась новая сотня – разбойная. Но, надо сказать, воевали они лихо, раздавался немыслимой силы свист (зря Вятич сомневался в их голосовых способностях), и на татар налетала банда с такими зверскими рожами, что пугались даже не привыкшие к сантиментам татарские кони.
Атаману, видно, сказали, что я умею визжать и орать черт-те что, он подошел, с интересом спросил. Я только плечами пожала:
– Это с перепугу один раз получилось.
– Жаль, а то мы бы вместе орали, у вражин лошади пугаются.
Слышавший разговор дружинник рассмеялся:
– Да лошадей они с Вятичем волчьим воем две ночи изводили.
Атаман даже по бокам себя хлопнул:
– От оно как! А я-то думаю, с чего волки со всей округи к нам собрались? Ваша придумка? Вот молодцы! А чего ж перестали?
– Опасно стало, татары тоже не дураки.
– Опасно, это да… Только татары все одно – дураки, если к нам пришли, значит, дураки. Ты еще молод, мало что в жизни видел, а я вот многое… Ничего, и этих побьем.
– Их очень много, на каждого из нас по сотне будет.
– А хоть бы и по сотне, все одно – побьем!
«Хорошо бы», – мысленно вздохнула я, но разубеждать огромного атамана не стала. Это хорошо, когда человек, да еще и такой, верит, что может справиться с сотней. Хотя с сотней татар этот мог точно.
Я вместо визга или свиста снова попробовала воинственный крик индейцев. Мы так орали в детстве, кричишь как можно громче что-то вроде «а-а-а…» или «и-и-и…», это кому что лучше дается, и одновременно бьешь по губам пальцами руки или ладонью. Звук получается вибрирующий, если приноровиться, то очень громко и непонятно.
Но атаманом с его бандой наше пополнение не закончилось, вслед за татями пришли и мужики из окрестных весей, видно, решившие, что если уж разбойники за оружие против врага взялись, то им и вовсе негоже по лесным заимкам отсиживаться. Мужики пришли тоже очень похожие на бандитов, заросшие бородами по самые глаза, крепкие, коренастые, с рогатинами, большими ножами, с охотничьими луками, но, главное, они были на лыжах, пусть примитивных, зато широких и удобных. По лесу бегали легко, между кустов крутились, как зайцы, и стреляли белке в глаз, не целясь. А силища в луках и руках была такая, что лося навылет, а уж про татарских лошадей и говорить нечего.
Оказалось, это племя меря, к лесу привыкшее, знавшее в округе каждую кочку. Они тоже подивились нашей придумке с волчьим воем, поцокали языками, послушали рассказы про наши бои, но лошадей бить отказались.
– У татар лица защищены?
– Нет, мало у кого.
– Значит, в глаз бить будем, как белок, только сильнее.
Стрелы у них страшные, с наконечниками в виде набора лезвий, с кучей зазубрин, такое фиг вынешь из раны. Жаль только, что этих стрел мало, все же не готовились к большой войне, забрали все охотничьи, а больше ковать некогда.
Я тихонько злилась, ведь говорить о подходе татар начали задолго даже до меня, за это время можно было тех же мужиков с их стрелами-срезнями вооружить так, чтобы один тысячу выбивал! Но князья только на себя полагались или вон на молитвы епископа рязанского, который первым драпанул, оставив паству подыхать под татарскими мечами!
Чуть позже я услышала, как Андрей смеялся:
– Ну у тебя, Евпатий Львович, и дружина…
Наша дружина действительно была уникальной. Часть ее составляла конница самого Евпатия Коловрата, часть привел от князя Романа Ингваревича Андрей, кроме того, были просто прибившиеся вроде нас с Вятичем, банда разбойников и мужики со всех окрестных деревень и лесов. Но бились все на равных, никто никого не подводил и не трусил. Конечно, не все умели и меч в руках крепко держать, зато силушкой мужиков Господь не обидел, а уж желанием уничтожить вражин они даже не горели, а полыхали!
Глава 3
В любом походе едва ли не главное – не позволить застать себя врасплох. Хорошо показать свою силу, но важно еще и знать силы противника и не допустить, чтобы он оказался хитрее или быстрее. Понимая, что слишком растянувшийся по льду реки обоз может стать легкой добычей урусов, Батый распорядился подождать, пока подтянутся задние. Хану очень не нравилась необходимость двигаться не широкой лавой, как можно сделать в степи, а узкой змеей, зажатой берегами чужой реки. Да, она широка, но это все равно полоса между двух берегов. Здесь не подгонишь отстающих, не заставишь ехать рядом нужных, здесь все ограничено, потому ползли медленно, когда хотелось спешить, а еще и пришлось останавливаться.
Ставка Батыя почти вольно расположилась на льду реки, правда, костры разожгли все-таки на берегу, боясь, что горячие угли подтопят лед. Постепенно к кострам подтянулись и воины, а поскольку воин всегда держит рядом лошадь, на берегах оказалось все войско. Это неудобно, в случае неожиданного нападения свои тьмы будет трудно собрать, но вокруг выставлена хорошая охрана, волков приказано бить, не жалея стрел, прямо на подходе на звук, потому отдыхали спокойно.
Царевичи второй день пьянствовали. Разведка доносила, что урусы впереди далеко, можно отдыхать. Хотя, что они делали в остальное время, разве не то же самое? За места на берегу чуть не вспыхнула ссора, даже тяжелое похмелье, лень и похоть не смогли остудить их честолюбия, потому за каждую кочку на берегу поближе к ханскому шатру бились, словно она вообще последняя.
Войско пока обходилось припасами, взятыми в Елисани. Богатый город оказался, но это ненадолго. А что делать дальше? Движение огромного войска так распугало живность вокруг, что только волков и видно. Эти серые разбойники не давали покоя всю ночь, выли, правда, не рядом, а позади, но там тоже есть за что бояться, там обозы с дорогими вещами.
Царевича Гуюка сильно мутило, как и всех, кто был с ним за одним пиршественным столом вчера. Сначала даже решил казнить готовивших еду, подозревая в нарочной порче, но потом передумал. Во рту точно лошадь нагадила, и правый бок болел скорее от большого количества выпитого и съеденного. Так праздновали взятие Елисани, что темники, будучи не в состоянии держаться в седлах, ехали в открытых возках, время от времени переваливаясь через край, чтобы выплеснуть наружу содержимое желудка. Даже холодный ветер не помогал освежиться. Казалось, есть еще целую луну не смогут, но стоило от костров запахнуть похлебкой и мясом, как рот наполнился слюной и нутро потребовало своего.
К царевичу пришел дядя – младший сын Чингисхана хан Кюлькан. Ему тоже было дурно, но следом за ханом охранник-кебтеул нес большой сосуд с каким-то питьем.
– Что это? – покосился на принесенное Гуюк, с трудом подавив желание вытошнить еще раз.
– Урусы могут выпить сколько угодно, но их не мутит после этого. Мне раздобыли урусское питье. Надо попробовать.
– Вот еще! Отравимся.
– Нет, мои кебтеулы вчера пили, живы. Но голова не болит и нутро не рвет. Я тоже попробовал, вкусно.
Гуюк покосился на Кюлькана. Мало ли что, все же опасно пить чужеродную гадость… Но попробовал. Кебтеул по его знаку нацедил из деревянного сосуда немного в пиалу. Да… вкус у напитка был совсем не похож на привычный кумыс и даже на прозрачные красные напитки, что купцы привозили издалека. Гуюк рыгнул и кивнул кебтеулу, чтобы налил полную. Постепенно подтянулись и еще несколько царевичей,
