невозможно предвидеть, заранее рассчитать и быть готовым к встрече с ними. А ведь в этом и состоит романтика — оказаться в незнакомом и непознанном еще на практике мире, да еще в новых, неизведанных до того условиях и обстоятельствах.
К этой неизведанности прибавьте положительные результаты ваших действий, приятные ожидаемые итоги и сопутствующие им эмоции — и романтика налицо. Разве можно сравнить романтику туризма или профессии моряка, когда пополняются впечатления и знания новых мест, народов, исторических и художественных памятников, однако, без конкретного результата, как в разведке, который к тому же так жизненно необходим твоему народу. В чем-то наша разведывательная романтика сопоставима с романтикой первых географических открытий или научной творческой деятельности, когда достигаются прорывы к новому. Но, в моем понимании, разведка охватывает значительно больший диапазон человеческой деятельности, соприкасается с огромным многообразием человеческих характеров, неисчислимым количеством ситуаций, от простейших до самых сложных и запутанных до невозможности.
Распутывание их, разгадка возникающих загадок, нахождение неожиданного, порою единственного решения — вот в чем я нахожу романтику разведывательной работы, которая не оставляет меня и сейчас, когда я уже отошел от оперативной деятельности, но остаюсь в ее сфере хотя бы в этих моих воспоминаниях.
В основе своей наше занятие сурово и, как правило, довольно редко сопровождается положительными эмоциями. Оно требует тебя всего, поглощает все твое время и все твои способности, мыслительные и физические. Поэтому, наверно, и говорят многие наши разведчики о романтике, когда вспоминают о былом, для осмысления которого не хватало времени. Однако это никак не может исключить романтику из факторов, сопутствующих работе разведчика, особенно активного, постоянно ищущего нового, достигающего положительных результатов. И конечно же, оптимистически настроенного, строящего свою жизнь на реалистической основе разумного оптимизма.
Разведка имеет возможность реализации поставленных перед ней задач в постоянном поиске. Но ее поиск ни в коем случае не является стихийным, он подчинен четко сформулированным для нее заданием. Но практическое решение задач многоообразно и часто оказывается неожиданным. Поиск путей к этому ложится на плечи разведчиков, зависит от каждого бойца разведывательного фронта. От оперативного сотрудника — офицера разведывательной службы, в недалеком прошлом КГБ СССР, а теперь внешней разведки Российской Федерации.
Об одном разительном примере такого поиска и его успешной реализации хочу поведать читателю. Речь пойдет об операции ТФП в диспетчерский центр военного ведомства США в Европе.
Когда я впервые соприкоснулся с таким видом разведывательной деятельности, как добыча секретной информации путем тайного проникновения в тщательно укрываемые, специально защищенные контейнеры, вализы или упаковки, находящиеся под постоянным контролем, я был поражен. Естественно, я многое знал о возможностях проникновения и изъятия содержимого из любых сейфов и других хранилищ ценностей. Но то были взломы или проникновения, следы которых были явными и практически неустранимыми. Хозяева таких похищенных ценностей или документов сразу же узнавали о свершившемся, а полицейские и сыскные службы включались в активный розыск преступников.
Тут же, во внешней разведке, основным принципом и категорическим требованием было такое проникновение, о факте которого никто, кроме совершивших его, не должен ни знать, ни догадываться. В этом состоит главное отличие разведывательного проникновения от всех прочих видов изъятий чужой собственности.
Второй особенностью ТФП является то, что проникновение совершается, как правило, не в личную собственность, а в государственную, хотя иногда и находящуюся временно в распоряжении отдельных лиц: охранников, курьеров, перевозчиков.
Как я уже отмечал на примере операции с японской дипломатической почтой, меня в те годы моей профессиональной юности поражало многое. Как сотрудники спецотдела НКВД вскрывали, казалось бы, совершенно не поддающиеся вскрытию, сложно опечатанные и прошитые тонкими шелковыми нитями пакеты; как копировали разнообразные подписи и тексты на новых упаковках, которыми заменялись поврежденные при вскрытии; как умело и с ювелирной точностью раскрывались самые замысловатые запоры и замки, развязывались и распутывались узлы на вализах, один вид которых создавал уверенность, что проникнуть в них никому, кто не уполномочен на это, трудно, а без оставления следов — невозможно.
Но вот я знакомился с копиями совершенно секретных документов японского правительства или МИД Японии, касавшихся японо-американских отношений, и понимал, откуда эти копии добыты. И добыли их так, что хозяева так и не узнали о вскрытии их дипломатических вализ нашей спецслужбой.
Но это был только один вид проникновения. Позже мне довелось узнать о том, как не только на нашей территории, а и за границей, в условиях постоянной угрозы быть замеченными местными спецслужбами наши разведчики совершали дерзкие по замыслу, необыкновенные по исполнению и немыслимые по сложности операции ТФП в самые сверхсекретные хранилища важнейших документов иностранных государств.
Одним из таких выдающихся разведывательных подвигов и было проникновение в начале 60-х годов во Франции в диспетчерский центр американской армии. Эта операция кратко описана мною в мемуарах (Павлов В. Г. Операция «Снег». М., 1996). Но тогда, рассказывая о своей разведывательной карьере, я привел эту операцию наряду с другими разнообразными делами внешней разведки, с которыми мне пришлось сталкиваться, либо лично участвовать, не анализируя детальное развитие этой сложнейшей акции, обеспечившей советской внешней разведке доступ к самым важнейшим в тот период «холодной войны» материалам американских вооруженных сил.
Поэтому сейчас, рассматривая узкую тему о ТФП, изложу более подробно все стадии осуществления этой операции, выскажу свои оценки, суждения.
Дело это начиналось весьма прозаически, совершенно для разведки обыденно.
Прежде чем перейти к описанию самой операции, приведшей к замечательному финалу, кратко об одном обстоятельстве моего знакомства с этой операцией, которой я лично не занимался. Оговариваюсь, что излагать эту удивительную историю буду частично на основе того, что мне лично стало известно в силу моего должностного положения во внешней разведке, частично на основе рассказов нашего резидента в Париже Лазарева А. И., главным образом, по материалам западных источников и публиковавшимся сообщениям о судебном процессе в США над агентом-участником исполнения замысла нашей службы. Поскольку эта операция как одна из самых засекреченных во внешней разведке была мне в момент начала ее осуществления неизвестна, мое соприкосновение с нею произошло в начале 1963 года в силу, можно сказать, стечения обстоятельств.
В один из обычных дней начальник ПГУ (внешней разведки) генерал Сахаровский А. М. пригласил меня к себе и поручил исполнять его обязанности во время его недельного отсутствия. Уже более двух лет я был одним из его заместителей. Он неоднократно оставлял по очереди своих заместителей с такими поручениями на время его отпуска, командировки либо кратковременной болезни. Для меня это было не в новинку, так как я уже несколько раз оставался на короткое время за него. На этот раз Александр Михайлович особо подчеркнул, что в его отсутствие из парижской резидентуры может поступить почта с очень важными материалами особой секретности. Их нужно сразу же обработать, доложить председателю КГБ для подписи и направить в адрес только первого лица в государстве, то есть на имя лично Хрущева Н. С. Обработку этой почты нужно было поручить только тем нескольким лицам, которые этим уже занимались, в том числе лично начальнику информационной службы и двум переводчикам с английского языка.
Действительно, через несколько дней после отъезда начальника ПГУ, кажется, в конце февраля 1963 года, на мой стол легла толстая пачка документов на английском языке и перевод их на русский, вместе с препроводительной запиской на двух-трех листах на имя Хрущева Н. С. Мне надлежало завизировать эту записку, удостоверяя тем самым правильность изложенного в ней.
Взглянув на первый же документ, я был изумлен: мобилизационный план американского главного командования на случай подготовки и начала военных действий Запада против стран Варшавского Договора. В документе излагалось распределение задач и целей атомных ударов по базам, промышленным центрам и крупным городам Советского Союза и его союзников по ОВД. Определялись средства и подразделения американских ядерных сил в Европе, военные корабли и подводные лодки флота США, цели и объекты
