ничего резкого, срывающегося. Все обычно. Словно буднично. Это была глыба, нутро которой не колыхнули в отчаянии никакие ветра производственных неурядиц и оплошностей. Ничто не должно отражаться на деле, пока человек горит, разошелся в охотку. Спокойствием бригадира жила вся бригада. Хотя, у самого Юлиана Ивановича на душе кошки скребли. Я удивился, как же этот молчун руководит бригадой? Рабочие понимают его по взгляду, по движению рук, по кивку. И выполняют распоряжения быстро, с подчеркнутой, порой ребячливой, прыткостью: Юлиан Иванович сказал, Юлиан Иванович велел, Юлиан Иванович… А когда мысль его не могут поймать налету, промешкают секунду-другую, он сам бежит к месту «затора», берется за лом, гаечный ключ, и тогда любо-дорого поглядеть: развернет плечи, раззадорится, заиграет силушкой, только поспевай за ним. Все хорошие душевные чувства поднимаются, как на дрожжах. А где чувства, там и силы необъятные! Поднажмем, Юлиан Иванович, все вместе: раз, два — взяли!
Во время обеденного перерыва я спросил групкомсорга Раиса Арсланова: видать, уважаете бригадира? Ответил: само собой! А за что, если не секрет? Как за что? За все! Ну, во-первых, знает дело до тонкостей. Больше любого мастера или даже прораба. Во-вторых — требовательный! Любит, чтобы все было подогнано аккуратно, тщательно. Очень требовательный. Дальше — справедливый и добрый. Но есть еще, пожалуй, самое главное качество, с которого и начинается уважение — никогда не кричит на рабочих!
Бригада расположилась тогда на берегу Инзера. В тени деревьев. Рядом с мостом. Развернули свертки с едой. Поглядывали на реку, на горы, на мост. Река была здесь пошире. Имела разную цветовую окраску. У противоположного берега, где несся стремительный поток, она была светло-зеленой с блестками, пеной, завитками. Посредине тянулась галечная коса. Вода прозрачна, серебриста, вся в игре камней и света. У этого берега — заливчик. Вода зеленая, с голубым отсветом от неба. Течение ровное, круговое. Дно не просвечивает. Значит, глубоко, по грудь, во всяком случае. Заливчик, видать, теплый, настоенный на солнце. День-то распалился. Жара томила, на сон тянула. Да и устали ребята. Эх, искупаться бы!
Спросили Юлиана Ивановича — как? Он ничего не сказал. Разделся до трусов. Осторожно вошел в воду. Никто не последовал за ним. Юлиан Иванович начал бродить по заливчику — вдоль и поперек. Словно что-то искал на дне. Вначале я не понял, что он там делает. Что потерял? В некоторых местах вода, на самом деле, по грудь была, а ближе к мосту — по шейку. Весь заливчик избороздил бригадир. Остановился. Все смотрели на него. Сейчас что-то скажет. Убедившись, видимо, что дно вполне подходящее, без коряг и острых камней, Залесский повернулся лицом к берегу, где сидели его хлопцы, и едва заметно кивнул — заходите! И окунулся сам.
Больше трех месяцев мост держал трассу. Вот уже зима. Бригада с добрым настроем едет, наконец, к мосту, не зная, что ее ждет. Трех с лишним месяцев оказалось недостаточно, чтобы измерить расстояние от конца рельсов до моста. Трудно будет рабочим понять такой «недочет». Гнев, недоумение придется гасить в спокойствии Юлиана Ивановича, как раскаленную проволоку в воде.
Перед пуском магистрали в борьбу вступила газета «Советская Башкирия». Был создан контрольный пост. Начался обстрел нерадивых и ошибающихся: «На тяговой подстанции в Инзере обнаружен «клад» — 23 ящика с контактными пластинками для аккумуляторных батарей, из-за которых больше чем на месяц был «заморожен» монтаж тяговой подстанции в Карламане. О существовании этого «клада» в Инзере зам. управляющего трестом «Трансэлектромонтаж» В.Г. Назаренко, видимо, даже не подозревал, иначе как можно объяснить то, что начальником производственного отдела треста Л.Д. Родосельским по этому поводу заказчику направлен целый ворох срочных телеграмм? Заказчик вынужден был выслать в Карламан вместо «затерявшихся» контактных пластин готовые аккумуляторы…» И еще: «Не менее остро стоит вопрос о строительстве линии электропередач автоблокировки на 138-м километре дороги. В этом месте Инзер прижимает трассу к склону горы. Первоначальное проектное решение оказалось неприемлемым. Рассматривались различные варианты установки опор, но всякий раз они не удовлетворяли одну из сторон — то трест «Уфимтрансстрой», то «Трансэлектромонтаж», то заказчика. В результате вопрос «повис», а провода электропередач не висят — опоры лежат на земле…» И строителям доставалось: «…на ряде станций обнаружилось, что стрелочные переводы закреплены не так, как положено. Бракоделы из строителей вместо того, чтобы ввинчивать болты на стрелках, вбивали их в шпалы кувалдами. Повинны в этом, в частности, мастер СМП-826 В. Парфенов и бригадир Н. Ильясов. Всегда они были на хорошем счету, а вот на тебе — подготовили потенциальную аварию на разъезде Азово…»
Вел борьбу штаб. Накануне Володя прислал мне письмо. Я его прочитал, когда выступал по телевидению в передаче писательского поста о трассе: «Министерству транспортного строительства СССР, начальнику главка, начальнику управления «Магнитогорскстройпуть», начальнику СМП-157, секретарю партийной организации СМП-157… Из-за невыполнения приказов двух министерств сорван срок сдачи под монтаж тяговой подстанции в Юше. Штаб Всесоюзной ударной комсомольской стройки железной дороги Белорецк — Чишмы просит Вас помочь в решении вопроса и ускорить монтаж тяговой подстанции. Виновных просим наказать. О принятых мерах сообщите в штаб ВУКС. В. Филимонов».
Смело закрутил вопрос Володя. Ждет ответа. Зная, что многим такая «закрутка» не понравится. Да и тон письма. И требование «наказать», «сообщить о принятых мерах». Володя как в воду глядел. Чуть позже один из руководителей управления «Магнитогерскстройпуть» назвал Филимонова «бездельником». Володя давно конфликтовал с ним. Во-первых, мало заботился тот о быте строителей. Во-вторых, не пошел навстречу прекрасному плану создания на трассе агитпоезда силами студентов. Студенты приготовили лекции, выступления агитколлективов, должны были состояться встречи со знатными строителями, ветеранами гражданской войны, участниками рейда Блюхера. Маршрут — от Белорецка до Инзера. С остановками на разъездах, станциях, примыкающих к глухим селам и деревушкам. Белорецкая сторона, к стыду штаба, идею эту не приняла. Вернее, не смогла пробить стену равнодушия в управлении строительства и в душе того «деятельного» руководителя. Зато идею приняла — Карламанская сторона. Руководители треста «Уфим-трансстрой» выделили специальный вагон. Разработали график движения от села к селу, от станции до станции. Мероприятие это было знаменательным для всей трассы, ибо агитпоезд побывал в отдаленных деревнях, провел большую воспитательную работу на трассе… Гордость. А рядышком — стыд. И обида. Тоже своеобразное колесо, в котором Филимонов крутился, как белка.
Не все люди одинаковы. И руководители тоже. Комсомольскую активность, авторитет комсомольских вожаков некоторые из них воспринимают болезненно. Понимая однако — полезное дело вершит комсомол: меньше пьянчуг, опозданий и прогулов. Люди заняты спортом, в агитбригадах, учатся, соревнуются и так далее. Но трудно иному совладать со своим характером. Попасть в такое психологическое противоречие? Ой, тяжело тебе будет, комсомольский вожак!
И Володя попал.
…Было это в поселке Юбилейном, что рядом с Белорецком. Штаб комсомольский находился в конторе головного строительного подразделения СМП-552.
Поезд процветал. И дела его, и сам начальник Иван Егорович Колтунов. В общем, не плохой руководитель. Знал свое дело. Говорили, что поставил поезд на ноги. И это справедливо. Был тверд, решителен. Депутатом избрали. Но горяч порой, вспыльчив и груб. Последнее качество зачастую прощали ему, потому что так уж повелось: дела идут в организации хорошо, остальное уже не существенно. Привыкли. Да ведь и не исправишь, если это в крови у человека. А если исправлять, то как? Тут нужна мощная педагогика. Кто за это возьмется? Да и стоит ли конфликт разжигать? И все чаще люди стали выходить из его кабинета красные. Виноват — ладно. А подчас и нет. Обидно. Он, Иван Егорович, симпатичный, обаятельный человек, способный и пошутить и посмеяться от души, иногда рубил с плеча. Он сказал — все! Кто-то мог подладиться под его стиль и характер. И он уважал за это. Кто-то не выдерживал, уходил из СМП. Порой даже опытный, очень нужный СМП работник. С комсомолом, однако, Колтунов вначале считался. Порой советовался, порой смотрел, как на детей. Порой снисходительно, порой свысока смотрел. Неохотно шел навстречу, когда нужно было провести какое-то мероприятие: лыжный поход, спортивное соревнование, вечер. Надо было отпускать на это деньги и людей освобождать временно от работы. А тут еще рейды «КП», а следовательно, и тычки в его адрес, и просьба (еще бы не хватало — требование!) принять меры. Все это отвлекало, раздражало. Хотя и было направлено на пользу общего дела. Сидел бы комсомол тихо и, как говорится, не рыпался, было бы все, может быть, хорошо.
Холодок полыхал белым пламенем между ними: Филимоновым и Колтуновым.
