смягчился: — Видите ли… если на перелет из одной звездной системы в другую с помощью современных технических средств тратится не очень много времени, ностальгия как сильное чувство просто не успевает созреть и окрепнуть.
— Верно, — пробормотал обезоруженный интротом.
— Поэтому, кстати сказать, большинство граждан Дигеи, несмотря на упомянутую вами ностальгию, проводят отпуск не на Земле, отнюдь.
— Да… у грагалов в этом смысле все наоборот.
— Занятно, не так ли?
— Загадочно, я бы даже сказал…
Лирий Голубь погрузился в раздумье, Кир-Кор отвернул кресло в сторону.
Дождь усилился, прозрачные стены выглядели волнистыми от воды. Вагон замедлил ход и внезапно пробил торец станционного павильона — взметнулись кверху мокрые черные крылья эластичных полотнищ погодной диафрагмы.
Белый перрон в ярко освещенном зале. Створки дверей вагона раздвинулись с музыкальным наигрышем. Никто не вошел. Некому было входить. На табло часов безлюдного перрона светились четыре нуля. Рядом с нулями камчатской полночи сияло название станции: «Сессиль-Кампанья». По рассказам местных жителей, этот шедевр импортной ономастики изначально никакого отношения к станции не имел; так назывался здешний фешенебельный ресторан, некогда «прославивший» отвратительными скандалами весь полуостров. Рассказывают, огненные буквы рекламы ночного курортного ресторана «Сессиль- Кампанья» были видны с большой высоты пассажирам стартующих и прибывающих иглолетов. В конце концов одиозное заведение было стерто с лица земли не то лавиной, не то катастрофическим селем. Там, рассказывают, было снесено буквально все. Даже название. Осталось только народное прозвище злополучного места: «Спаси, маманя». Годы спустя название ресторана «Сессиль-Кампанья» по совершенно необъяснимой причине унаследовала станция. А полушутливый топоним «Спаси, маманя» отчего-то приклеился к воздвигнутой на вершине соседней сопке метеорологической обсерватории, — у местных синоптиков уже иссякла потенция бороться с чуждым их тезаурусу прозвищем «спасимаманцы»…
Вагон пробил диафрагму противоположного торца и вылетел в расцвеченную огоньками темноту. Кир-Кор стал шарить глазами среди фиолетовых, синих и красных светосигналов на вершинах мокнущих под дождем сопок. Ему вдруг пришло в голову, что возможно, парфюмеру-синоптику Анастасии Медведевой доводилось бывать на легендарной этой метееобсерватории. Почему бы и нет?.. Он усмехнулся.
— Этого не было, — нарушил молчание Лирий Голубь.
— Что? — Кир-Кор вернулся в вагонное кресло издалека.
— На этой обсерватории Анастасия Медведева никогда не бывала.
«Земля расслабляет, — сделал вывод Кир-Кор. — Пси-защитная «шуба» незаметно сползает с расслабленного плеча».
— Я вижу, — проговорил он, потирая лоб, — вы интротом серьезный. Спокойно «берете» даже абстракции, имена…
— Нет, с именами у меня еще плохо, — признал интротом. — В данном случае я шел к догадке от образа.
— Интересно.
— Я должен, видимо, объясниться? Для меня вы — очень сильный и ясный источник пси-эланации. Псиманант на уровне Ледогорова, и даже чуть выше. Псиманантов сильнее вас двоих я не встречал. Необыкновенно четкие скульптурность, цветность, ароматия… Короче, ваша мысленная ретроспекция янъянского промежутка событий… хотя и пунктирная, беглая… позволила мне без труда узнать парфюмера- синоптика.
— То есть… вы с ней знакомы!
— Анастасия — моя двоюродная сестра.
Кир-Кор рассмеялся.
— Извините, это от неожиданности. Мир тесен, Анастасия права. Кстати, она, случаем, не…
— Нет, Кирилл Всеволодович. Среди ныне здравствующих представителей нашего рода я — единственный интротом. — Лирий Голубь натянуто улыбнулся: — Да и то, как видите, эта моя способность до сих пор не смогла помочь мне проникнуть в «отпускную» тайну грагалов.
— Никакой особой тайны здесь нет.
— Тем обиднее! Для меня она пока существует.
— Не сокрушайтесь. Я готов раскрыть ее перед вами. Вот только не знаю, насколько трепетно вы соблюдаете совет Ледогорова самостоятельно свежевать информационную дичь.
Считая свое сомнение существенным, Кир-Кор ждал ответной реакции собеседника. Лирий Голубь и ухом, как говорится, не повел. Лирий Голубь ровным голосом раздумчиво произнес довольно длинную фразу:
— Ледогоров не однажды высказывался при мне в том смысле, что грагалы, по сути, такие же люди, как и земляне, и что открывать для себя их внутренний мир лучше всего с позиции общечеловеческих ценностей.
— Куда бы нас ни бросила судьбина и счастие куда б ни повело, все те же мы, — охотно подхватил Кир-Кор. — Это слова Пушкина, юноша. Для меня Александр Сергеевич во многом крупный авторитет. Примерно, как для вас Агафон Виталианович.
— Ледогоров гений!..
— Вот видите! Мнения обоих гениев здесь убедительно совпадают.
— То есть ничто земное вам, грагалам, не чуждо!
— Человеческое, — мягко поправил Кир-Кор. — Это не совсем одно и то же.
— Мы с вами листья одного древа.
— Здесь есть нюансы… Если новастринская ветвь — это, фигурально выражаясь, царство птиц, то земная… гм…
— Договаривайте! Грех оставлять в неведении малых сих.
— О, если б это был единственный серьезный грех!..
— Опасаетесь оскорбить патриотические чувства землянина? Спасибо. Однако я, в силу моей невольной осведомленности, абсолютно точно знаю, что именно вы хотели сказать. Вы хотели сказать, что земная ветвь кишит ядовитыми гадами…
— …Произведенными на свет колоссальным разнообразием исторических мерзостей, — закончил Кир-Кор. — Эту фразу надо либо выговаривать полностью, либо…
— Этой фразой Сибур поразил меня год назад.
— Я так и понял.
— У меня тогда впервые забрезжила мысль: а какая, собственно, надобность побуждает вас, грагалов, покидать свой светозарный астрал и почти на полгода погружаться в опасные сумерки нашего царства рептилий?..
— Ну… во-первых, фигуральные выражения и аналогии не стоит воспринимать буквально, — заметил Кир-Кор, втайне досадуя на неуемную склонность Сибура эпатировать кого ни попадя. — Во-вторых, мои аналогии не всегда бывают удачными. И в-третьих, вы не корректны, когда закладываете отчуждающий смысл в местоимения «свой» и «нашего».
— Отчуждающий?..
— Да. Намеренно или нет, но тем самым вы отчуждаете грагалов от их материнской планеты.
— Простите, я вас не совсем…
— То обстоятельство, что некогда Мать-Земля… вернее, легитимная часть тогдашнего земного сообщества… отправила моих ни в чем не повинных предков в межзвездное изгнание, еще не повод считать нас сегодня просто гостями и регламентировать в пределах Солнечной Системы каждый наш шаг. Уж поскольку мы, грагалы, граждане Галактики, постольку мы, как и вы, очевидно, граждане околосолнечного пространства, то есть грасолы. Есть в этом логика?
— Но тогда с какой стати вы вообще соблюдаете предписанный — МАКОДом регламент?
— Из уважения к волеизъявлению предков. Демонстрируем лояльность к устоявшейся на Земле системе общественных отношений. Хотя и не считаем ее достаточно совершенной.
