— Ты одна здесь… в своей Гелиане?
— А Лима? Разве она не со мной?
— Я спрашиваю о тех, кто подобен тебе.
— Да, здесь я одна. Но теперь пришел ты, сын Земли. Я ждала тебя… Долго ждала.
И опять я поверил ей. Чувствую: она знает что-то, касающееся меня, пришельца из другого мира. И я не спрашиваю ни о чем, потому что не знаю, как велико расстояние, отделяющее ее от меня, но смутно догадываюсь, что оно огромно.
— Пойдем. Ты увидишь больше, чем видел.
И она повела меня за собой.
Перед нами с музыкальным звоном раздвигаются прозрачные лепестки лилий, пропуская в гулкие стеклянные залы без потолков и сводов. Я то и дело останавливаюсь, разглядывая сложные узоры световых рисунков, щупаю граненые формы диковинных предметов, которые видоизменяются от одного прикосновения, смотрю на свое собственное отражение, волшебно оживающее в перспективе, любуюсь трепетными веерами красных лучей. Странно, во всем этом буйстве жарких красок и ошеломляющем разнообразии форм почти нет симметрии в строгом понимании этого слова. Но в то же время я не могу не дивиться гармоничной соразмерности того, чего не в состоянии себе объяснить, и что, по-видимому, имеет какой-то скрытый смысл. Что же это такое? Волшебный сплав искусства и техники или что-то еще более сложное — новая ступень в развитии материи, недоступная моему пониманию?..
Хрустальные серпы звонко смыкаются за нами, роняя рубиновые искры. Быстроногая Лима, точно солнечный зайчик, убегает далеко вперед, теряясь в красноватом мареве. Неуклюжие торы вежливо уступают нам дорогу, посылая вслед рулоны оранжевой дымки. Время от времени матовые шарики улетают от нас, приближаются к тороидам, быстро наматывают спиральные витки по кольцу и возвращаются обратно. Какова их природа?.. Дорого бы я дал, чтобы узнать обо всем этом подробнее.
— О чем ты задумался, сын Земли?
— Мне не понятно, почему ты одна. Это меня удивляет.
Майя минуту размышляет над моими словами. Потом говорит:
— Мой мир большой, и нас в нем много. Гелиана — лишь маленькая часть моего мира… И здесь я одна. Так надо.
— Как называется мир, откуда ты пришла?
— Туанолла.
— Сколько солнц в этом мире?
— Много… Так много, что я не сумею сказать тебе, сколько. Значит — галактика. И, может быть, даже не наша…
— Ты прилетела сюда одна?
— Я говорила.
— На чем прилетела? Где твой корабль?
— Корабль для этого не нужен. Нет таких кораблей, которые могли бы достичь Туаноллы… Мы, Повелители Времени, проникаем в Пространство другими путями. Мне трудно объяснить так… несколькими словами. Да я и сама не знаю всего…
На эту тему Майя говорит не очень охотно: видимо, чувствует, что я почти ничего не пойму, и не желает лишний раз причинять мне боль. Но ее взгляд, улыбка и жесты полны обаяния и настолько непринужденны, что мне становится по-настоящему легко и весело с ней. Мне безразлично, кто я такой и откуда.
Мы уже не идем — скорее плывем в густо подсвеченной пурпуром среде. Так и кажется, будто эту дышащую светом среду можно черпать ладонями.
— Смотри! — восклицает Майя и действительно набирает пригоршни пурпурного сияния и щедрым жестом расплескивает вокруг.
Тотчас далеко вверх и в стороны от наших фигур волнами расходятся светлые контуры.
— Смотри! — повторяет она и зачем-то разводит руками.
И, словно повинуясь этому легкому взмаху, в прозрачно-слоистой глубине у нас под ногами возникают очаги пламенных вихрей. Неожиданно огненные волчки выплескиваются на поверхность яркими фонтанами. Феерическое извержение длится секунду. Затем полупогасшие, вдруг остекленевшие потоки странного вещества застывают в форме гигантских изогнутых сталактитов. Пляска красных спиралей…
Вероятно, все это время с моего лица не сходило выражение сосредоточенной заинтересованности. Да, каждое мгновение мои глаза находят здесь для себя новое, необычное… И меня радует то, что хозяйка Гелианы нисколько не стремится поразить пришельца из другого мира неиссякаемым разнообразием окружающей обстановки, — она просто предоставляет мне возможность осматривать все, что меня интересует. Она вся как бы лучится жизнерадостной энергией. Ей нравится смотреть на все вокруг моими глазами, восхищаться тем, чем восхищаюсь я. И я вдруг как-то по-новому увидел, что Майя поразительно юна и ошеломляюще красива…
Почему-то я уже не спрашиваю себя, насколько реально то, что я вижу. Все это слишком похоже на действительность, пусть пока необъяснимую, но это уже другой вопрос…
— Смотри и слушай!.. — говорит Майя.
Сталактиты, увитые красными спиралями, издают странные булькающие звуки. Между рядами перекрученных гигантов появляются цепочки фиолетовых торов — уменьшенные копии красных колец.
В открытом пространстве над нашими головами начинают скользить бледно-розовые и ярко-лиловые дуги. В какой-то миг они убыстряют скольжение и теперь все вместе представляют собой сетчатый купол. В центре купола вырастает что-то огромное, яркое, и моим глазам открывается волнующая картина: я вижу знакомое по нейтринным снимкам солнечное ядро… Так вот оно что! Значит, все, что я наблюдаю, — это техника космических пришельцев. Техника неведомого совершенства…
И мне становится обидно. Я брожу в здешнем мире, не понимая его устройства точно так же, как питекантроп не смог бы понять внутреннего устройства «Бизона». Я брожу среди приборов, конструкций необычного вида и не могу даже догадываться о их назначении. Удивляюсь странным формам загадочных сооружений, испытываю наивное восхищение игрой световых бликов и пятен, не зная сути того, что наблюдаю. Обидно… Теперь мне хорошо понятно нежелание Майи давать подробные объяснения. Да и вряд ли миолмам общения по силам такой «разговор». Сомнений нет: Повелителям Времени доступны вершины знаний, о которых нам, землянам, пока еще трудно судить…
Заметив, какое впечатление произвел на меня вид солнечного ядра, Майя спрашивает:
— Тебе не нравится это?
— Нет, почему же. Это, пожалуй, единственное, что я здесь понял.
Судя по всему, мои слова приятно удивили ее. Должно быть, ей подумалось, что я не такой уж безнадежный питекантроп.
— Я покажу тебе наше искусство, — оживляется она.
Мы выходим к зарослям гигантских шаровидных кактусов. Это, конечно, не кактусы, но я не знаю, как их назвать по-другому. Из ничего возникли похожие на цветы неглубокие мягкие чаши. Майя садится в одну из них, обхватывает руками колени. Я не умею сидеть так, как она, и остаюсь стоять рядом.
Колючки кактусов разрастаются в длину, смыкаясь между собой тончайшими пленками алых перепонок. Однажды мне приходилось наблюдать волшебную картину кристаллизации перенасыщенного раствора, но то, что сейчас происходит у меня на глазах, во сто крат более изумительно и грандиозно. Мы словно находимся в центре растущего кристалла и смотрим, как где-то в его прозрачно-алой толще возникает сложная архитектура вогнутых граней, пронизанная иглами колючих лучиков.
Мое внимание отвлекает нарастающий грохот. Грохот прокатился волной и замер. Заструились ручейки чистых, прозрачных созвучий, и я, осененный внезапным наитием, вдруг понял, что так зарождается Жизнь. Вслушиваясь в переливы мелодий, я каким-то внутренним зрением постигал картину Развития. Лавина грозных аккордов принесла ощущение Мрачной Борьбы… Откуда у меня такая острота и ясность восприятия?! Я впитывал в себя и понимал все, о чем говорили звуки, я словно читал раскрытую книгу, и мне казалось, будто я начинаю глазами различать музыкальные образы… Где-то далеко-далеко раздается волнующий рокот тамтамов. Рокот ближе и громче, ритм усложняется, обретая совершенство и форму. И я уже знаю, что это — начало Разумного. Тайна другого мира медленно распускает свой бутон…
