доверить половину нашей уникальной коллекции именно вам.
— Я советую вам не дать согласий, мистер Соболев, — раздался за моей спиной грубоватый мужской голос.
К нам подошел высокий широкоплечий человек в пижаме.
— Знакомьтесь, Соболев, — сказал Дуговский. — Мистер Болл — ваш будущий коллега по работе на станции «Д-1010».
— Очень рад, — сказал Болл, пожимая мне руку. — Прошу извинять мой костюм.
Дуговский жестом пригласил Болла сесть.
— Ну вот, — начал он, — теперь мы можем поговорить серьезно. Болл уже в курсе, и мои слова в основном будут обращены к вам, Соболев. Вы, конечно, знаете, что год назад при содействии многих технически развитых государств наш институт построил и опустил на дно три действующих ныне глубоководных станции: «Рубидий» в Тихом океане, «Ниобий» в Атлантическом и «Дейтерий-1010» здесь, в Индийском.
Разумеется, я это знал. Знал, что Международный институт океанологии занимается, в частности, изысканием экономически выгодных способов добычи редких элементов, растворенных в морской воде. Глубоководные станции по добыче рубидия, ниобия и тяжелой воды — первый практический результат этих исследований; работу станций программируют и контролируют фотонно-вычислительные устройства типа «Мурена-2». Знал, что со станциями установлена мезоскафная связь; раз в два месяца происходит смена наблюдательной группы, состоящей обычно из двух человек.
— Короче говоря, — подвел я итог длинным объяснениям Дуговского, — мне и мистеру Боллу надлежит сменить наблюдателей?
Дуговский ответил не сразу. Он как-то странно пожевал губами и минуту внимательно разглядывал меня. Болл сосредоточенно покусывал ноготь.
— Дело в том, что мезоскаф всплыл раньше назначенного срока, — наконец проговорил Дуговский и тихо добавил: — Собственно, менять вам некого. Кабина всплывшего мезоскафа оказалась пустой…
Я шагал по каюте и думал. Думать было о чем. Но что-то ужасно мешало. Должно быть, слишком короткое пространство для ходьбы: два шага туда, два — обратно. Что ответил бы я Дуговскому там, на «Таймыре», если бы знал все?.. Вероятно, то же самое — сейчас это уже не имеет значения. Коль скоро я оказался в центре событий, нужно думать о главном. А в чем оно, это главное?.. Во время двухчасовой беседы с Дуговским и Боллом я интуитивно почувствовал всю сложность обстановки. В самом деле: мы с совершенно серьезным видом обсуждали план действий, не имея ни малейшего представления о том, что произошло на станции. Как ни поверни, а задание Дуговского по сути дела — сплошной туман. «Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». Дуговский уверен, что оба наблюдателя — швейцарец Дюмон и серб Пашич — погибли. Откуда у него такая уверенность? Да, всплывший радиобуй-автомат как будто подтверждает эту версию: он, кроме позывных, не выбросил в эфир ни слова. Ладно. А мезоскаф? Мезоскаф вряд ли мог всплыть самостоятельно, его нужно было кому-то отправить… Неувязочка.
Я сел на койку и посмотрел на Болла. Он быстро отвел глаза и сделал вид, что читает. Толстый том в серой обложке открыт посредине. Достоевский, академическое издание…
Душно, хочется пить. В холодильнике салона, наверное, еще остался лимонад…
Я вышел из тесной каютки и побрел вдоль коридора. По обе стороны тускло мерцали дверные ручки. Проходя мимо двери с чернеющей эмблемой медицинской службы, я услышал негромкий стук. Вероятно, кого-то случайно заперли. Ничего, бывает. Поворачиваю ключ. На пороге странная фигура. Темноволосый мужчина с ярко-голубыми глазами — довольно редкое сочетание — с головы до пят закутан в простыню. Он что-то сказал по-французски. Я не понял.
— Прошу прощения, месье? — учтиво спросил я.
— О! Вы русский, я вижу?.. — он, кажется, удивился.
— Да, Игорь Соболев. Рад познакомиться.
Я подождал, полагая, что он назовет себя и объяснит эту не совсем обычную ситуацию. Но он молчал, глядя на меня в упор, я бы даже сказал, настороженно.
— Вы собираетесь туда?.. — он показал пальцем вниз.
Я кивнул. Он подступил ко мне так близко, что я невольно попятился.
— Я больше не хочу туда!.. Оставьте меня в покое, оставьте! — шептал он мне прямо в лицо, брызгая слюной.
Я ударил его по рукам. Но цепкие пальцы крепко держались за ворот моей рубахи.
Нас разнял человек в белом халате. Голубоглазый незнакомец исчез за дверью, а я остался в коридоре, ошеломленный, без воротника на рубахе.
— Вам здесь нечего было делать, — сказал врач.
Дверь захлопнулась. Мои объяснения его не интересовали.
Я вошел в салон и открыл холодильник. Запотевшая бутылка скользила в руках и долго не хотела откупориваться.
Прохладная шипучая влага щиплет язык. Пью большими глотками и все не могу напиться. Дуговский лгал. Жак Дюмон не погиб. Лучше бы он погиб… Может быть, и с Пашичем тоже такое же? Зачем скрывают от меня? Знает ли Болл? Н-да, ситуация…
Стемнело быстро. Над головой зажглись первые звезды. На западе в синевато-фиолетовой дали еще различима черта горизонта, на востоке — зловещий мрак. Говорят, надвигается ураган. Океан дышит спокойно, мирно. Пока. Через какие-нибудь полчаса он поднимет горы бушующих волн и заревет в диком, непонятном восторге. И души человеческие будут молить о спасении…
Левый борт «Колыбели» освещен прожекторами. Стрелы кранов держат на весу прозрачный шар мезоскафа. Кривыми саблями сверкают лопасти мезоскафных винтов. «Ви-ра-а!.. Майна!.. Еще май-на-а!.. — доносятся команды. Шар без всплеска опускается на темную воду. Дуговский, Болл и я, облокотись на поручни, следим, как доводят трап к открытому люку мезоскафа. Дуговский нервничает, поглядывает на часы.
— Успеть бы!.. — говорит и смотрит на восток. — Будет хороший шторм.
— Я вам совсем не очень завидую, — откликается Болл. Потом по-английски кричит кому-то на палубе: — Осторожней грузите! Это вам не бананы, черт побери! — И вдруг, сорвавшись с места, убегает туда, в ярко освещенную суету.
— Зачем вы скрыли от меня? — спрашиваю Дуговского.
— Что именно? — насторожился он.
— Болл знает?
Дуговский устало посмотрел на меня.
— Знает, — ответил он нехотя.
— Тогда зачем же от меня…
— Сколько неприятностей — Дуговский вздохнул. — Да, Дюмон всплыл на мезоскафе. Всплыл один, бросив на станции Пашича. Видимо, Пашич погиб, иначе он доложил бы обстановку при помощи радиобуя. Я говорил с Дюмоном. пытаясь выяснить хоть что-нибудь. Все напрасно. Он болен.
— О чем он бредит? — спросил я только для того, чтобы подавить в себе чувство неловкости.
— Так, разное… Но прежде всего — страх. Не знаю, что могло так подействовать на него. В минуты просветления, когда узнает меня, грозит пальцем и повторяет одно и то же: «Я больше не пойду туда!» Иногда разговаривает с воображаемой женщиной по имени… Вот забыл! Ну да это неважно. Ему кажется, будто она преследует его всюду, и он забивается в самый дальний угол каюты, дрожа и всхлипывая… Да, вспомнил: Лотта…
Я стремительно повернулся к Дуговскому. Он взглянул на меня с удивлением:
— Вы чем-то встревожены?
— Нет… ничего. Совпадение просто.
Насчет совпадения это я, пожалуй, напрасно. С досадой добавил:
— К вашим делам это не имеет никакого отношения.
— Ага… — растерянно произнес Дуговский. — Вероятно, вы жалеете сейчас, что покинули «Таймыр»?
