Он погладил мать по седым волосам, переглянулся с Настей и Катей, наклонился к уху старушки и прошептал:
— Всё хорошо, мам, нужно хоронить Аркашу… Это не по человечески такой скандал над телом устраивать.
— Пусть этот человек уйдёт, — жёстко произнесла Елизавета Сергеевна.
— Ну, мама! — в сердцах произнёс Андрей. Его глаза метались с гроба на Кима и обратно.
Наконец, Андрей решился на что-то и подошёл к Киму. Сказал тихо:
— Вы простите её. Она не в себе.
— Я прощаю, — кивнул Ким.
— Не могли бы вы…
— Я и сам собирался идти, — сказал Ким, — Только можно мне проститься с Аркашей? Вы не представляете, как близки мы были с ним… Вам этого не понять, Андрей Иванович.
— Хорошо, — кивнул Андрей.
Ким подошёл к гробу с телом, резко наклонился и чмокнул Аркашу в лоб!
— Сволочь! — заверещала Елизавета Сергеевна.
Андрей вместе с Анастасией схватили старушку, и удержали на месте. Елизавета Сергеевна сотрясалась в рыданиях:
— Неужели вы не видите? Это же демон, сошедший из ада.
Никто ничего не говорил. Все отводили глаза от Елизаветы Сергеевны, как от смертельно больного человека.
Андрей посмотрел в спину удаляющемуся Киму, повернулся к могильщикам и кивнул, чтобы те занялись делом, за которое им заплатили.
Могильщики сноровисто принялись заколачивать гроб.
Замерший под первым снегом кладбищенский лес свысока и безразлично разглядывал людей и вздрагивал от каждого стука молотка по могильному гвоздю. Могильщики взяли гроб на ремни и опустили в могилу, черневшую в земле, как дыра в десне после удаления гнилого зуба.
— Ты попросил у этого лысого человека прощения? — прошептала Анастасия Андрею на ухо. Андрей кивнул, и жена снова прошептала. — Молодец. Очень некрасиво получилось. Ты просто молодец.
Андрей снова кивнул и вместе с женой подошёл к могиле, чтобы бросить земли на гроб Аркаши.
Вечером после похорон брата Андрей лёг спать в зале на маленьком диванчике, укрывшись пледом. Он смотрел запись Нового года пятнадцатилетней давности. Как молоды они были, счастливы и полны надежд. Даже Аркашка. Вот ведь какой он был! Волосы чёрные, ни единой сединки. И живой он был тогда…
Как же они все напились в ту ночь…
В кадр старенькой камеры больше всех попадали Андрей и Аркаша. Братья дурачились, танцевали «маленьких лебедей», а под конец сразились на шампурах.
— Защищайтесь, сударь! — кричал Аркаша. Он отпустил тогда длинные усы. Они делали его похожим на знаменитого гасконца.
— Бумаги, сударь, бумаги! — хрипел, задыхаясь от смеха Андрей.
Позади них покатывалась со смеху Анастасия.
Андрей нажал кнопку на пульте. Смеющийся Аркаша, стаскивающий крупными белыми зубами мясо шашлыка с шампура, исчез с экрана телевизора так же, как исчез из жизни.
Андрей долго молился перед иконами Спасителя и святого Николая.
Брат уже где-то там наверху… Выше стратосферы…
Андрей задумался о собственной жизни.
Последние годы пролетели, как в ускоренной перемотке кассеты с названием «зрелые годы Андрея Трофимова»: Ура, мы купили дом! Теперь нам нужно строить гараж! Ура! Мы построили гараж, нам теперь необходима баня! Ура! У нас есть баня! Мы же совсем забыли, что мы ходим на очко во дворе. Ура! Теперь у нас есть тёплый туалет!
Что дальше?
Скоро они с Настей выдумают что-нибудь, ещё, потом ещё… Последует очередное «ура» самолюбия.
Возможно, они сделают в огороде бассейн. Андрей будет торчать там всё короткое лето. Олифить досочки, укладывать вокруг бассейна плиточку… На нём будут позитивные гавайские шорты. Андрей будет теребить волосы на груди, и спрашивать Анастасию глуповато: «А ведь хорошо, Настенька, да?»
На хрен бассейн!
Лучше они потратят деньги на туристическую поездку. В Грецию, на остров Крит или Испанию. Купят специально по этому случаю хороший фотоаппарат, чтобы горделиво таскать его на груди и щёлкать «чизы» друг дружки на фоне исторических достопримечательностей… Потом напечатают снимки на специально по этому поводу купленном принтере и заполнят ими пару тройку альбомов. Зимой они будут почти насильно усаживать гостей, и показывать им эти фотки.
Господи, откуда все эти мысли? Что это? Правда или нет? И если это правда, то почему всё так безнадёжно?
Что нужно делать, как заботиться о семье, о быте, чтобы не терять уважения к себе? Почему, если просто растишь детей и зарабатываешь деньги, чувствуешь себя ослом в упряжке?
Потому что есть другие цели… Есть другие силы… Неведомые тем, кто насильно усаживает гостей, чтобы те смотрели фотографии с отдыха.
Крестик болтался на груди. Андрей нащупал его. Сжал.
Андрей снова лёг на диван. Стоило закрыть глаза, и стоял перед глазами Аркашка — живой, весёлый, но вечно чего-то боящийся: «Андрюш, ну не полезу я туда. Я боюсь»
Детство. Братья стоят возле тёмного подвального окна. Оттуда выдувает могильную прохладу, провонявшую кошками и сырым тряпьём.
— Полезли! Всю жизнь бояться будешь! — Андрей уже наполовину залез в пропахшее сыростью подвальное царство.
— Пусть всю жизнь. Не полезу и всё тут, — Аркаша смотрит полными слёз глазами на брата.
— Чтоб тебя! — восклицает Андрей и вылезает из подвала. — Днём полезем.
— Днём полезу, — Аркаша радостно бежит вприпрыжку за старшим братом, — Андрюш, Андрюш, да подожди ты! А, правда, что если на земле кто-то умер, то на небе две звёзды сходятся вместе?
— Ага, правда, — передразнивает младшего Андрей, — Тогда бы на небе, знаешь, какая свистопляска началась!
Вот и сошлись Аркаша твои звезды на небе.
Если бы только брат верил в Иисуса. Пусть даже так, как я, — думал Андрей, — Пусть даже три раза в год посещая церковь, не соблюдая посты. Умильно лопая пасхальные куличи и толком не зная зачем православный люд красит куриные яйца. Хотя бы так. Просто молился бы и верил… Верил в вечную жизнь, которая невозможна, если ты самоубийца.
Но ведь Аркаша лишил себя жизни, чтобы искупить вину перед тобой, перед Настей? Зачем ты врёшь себе, что не понимаешь этого? — обвинял себя Андрей. — Это ты убил его! Ты дал ему от ворот поворот, когда он нуждался в помощи и пришёл к тебе. Ты прогнал его и в этот момент он решил убить себя.
Прости Господи, язык мой злой. Я, я во всё виноват и только я! Грешный безумный человек я, брата ведь своего сгубил: невниманием, холодностью лютой, отчуждением, оскорблением, не прощением…
Но и ты, Господи, прости и помилуй брата моего. Пошли Аркаше хотя бы сон. Пусть Аркаша спит. Не надо суда, не надо следствия. Не надо Господи, камень на шею ему вешать и бросать со скалы, не надо, Господи, скрежета зубов, не надо! Плевать, Господи, что он самоубийца, не держи на него зла за это.
Прости, как нас всех учил прощать, ладно?
Пусть Аркаша просто спит. Как после тяжёлой смены на заводе.
Андрей заснул и ему снился бородатый старик на облаке перед огромным экраном, где были миллиарды квадратиков — картинка в картинке. Старик на облаке подслеповато щурился, водя дистанционкой возле экрана. Пальцем он пытался что-то разобрать в мельтешении кубиков. Потом, махнув
