записал наш разговор на встроенный в телефоне диктофон. Вот и всё. В какой-то момент я подумал, что это должны услышать все.
— Сергей Владимирович — это монтаж, — сказал Андрей Крайневу. — Это говорю не я, а мой голос. Это неправда!
— У нас здесь не суд… — пожал плечами Крайнев.
— Отчего же, — Андрей смутился. — Я могу подать в суд за клевету…
— Андрей Иванович, скажите, Ким Борисович просил вас о помощи? — вкрадчиво спросил Крайнев.
Андрей ощущал себя под прицелом взглядов сослуживцев, как прожекторов.
— Да, он просил, но у меня выходной. У меня дела… — Андрей облизнул губы.
Разум отказывался понимать, почему рациональная причина звучала как жалкое оправдание собственной не профессиональности.
— Я слышал, — кивнул Крайнев. От его лица было сейчас хоть прикуривай.
Андрей подумал, что в таком состоянии он никогда не видел директора.
— Вы клеили обои. Да, Андрей Иванович?! — Крайнев покачал головой. — Пока наш завод по вашей вине лишался пятидесяти семи миллионов рублей, вы клеили обои?/!
— Да, чёрт вас дери! — Андрей понимал, что делает, пожалуй худшую ошибку. Он реагировал на «утку» уже как на собственные слова. — Да, я клеил обои. А потом мы ели пельмени!
— А ну, включите ещё, Ким Борисович. Мы не до конца дослушали… — попросил Крайнев.
— Пожалуйста, Сергей Владимирович, — ухмыльнулся Ким и нажал кнопку телефона.
— В гробу я видел «Завод стекла», когда у меня выходной!.. Я вам что, блин? Ломовая лошадь, без выходных работать? Катитесь к чёрту, Ким! И всем передайте! Когда я живу личной жизнью, ваш поганый «Завод стекла» мне абсолютно по боку…
— Ну, Андрей Иванович!.. Ну, удивили — прошептал Крайнев. Он качал головой с таким видом, будто ему и «Заводу стекла» только что объявили джихад.
Андрей произнёс про себя «Господи, помилуй мя грешного…»
От ярости, сковавшей его, это не помогло…
… Но пришло понимание, что Ким просто напросто произнёс за него все мысли, которые он держал в голове. Андрей нахмурился. Невыносимо было даже представить, что кто-то мог подслушать твои мысли, а потом вот так подло их озвучить и выдать за реальность.
Это нужно прекратить. Прямо сейчас…
— Трахал я ваш «Завод стекла» и мне это понравилось! — орал голос Андрея из динамика телефона Кима.
Рабочие побросали станки и подтянулись к курилке, чтобы послушать забавные речи Андрея Ивановича Трофимова.
Ким торжествующе улыбался. Он поднял телефон вверх, чтобы звук голоса Андрея был ещё отчётливей и громче.
Андрей разбежался, подпрыгнул и с торжествующим воплем, как прыгун с шестом, выхватил из рук Кима мобильник, приземлился на колено, ушибив его.
Вдруг произошло то, что Андрей мог бы назвать «эффект горячего телефона». Такой термин можно было вводить в оборот, потому что это случалось не первый раз. Так же как и дома в воскресенье, телефон в руке Андрея словно бы вспыхнул невидимым глазу огнём и опалил даже лицо!
Андрей зажмурился, резко вытянул руку и разжал пальцы.
Мобильник Кима вылетел из его рук, как камень из пращи Давида. Но не глаз Голиафа был впереди, а стена. Телефон Кима врезался в красный пожарный щит. Ошмётки микросхем разлетелись в разные стороны.
— Он был горячий, — прошептал Андрей, обернувшись и встретившись с полным бешенства взглядом Крайнева.
Работяги в курилке округлили рты и держали в руках сигареты, забыв от изумления затянуться.
Ким улыбался…
Через двадцать минут Андрей вышел из уборной, где умылся холодной водой, медленно поднялся по лестнице и вошёл в свой кабинет.
Он заметил бумагу на столе, взял её и прочитал:
— За грубое нарушение производственной дисциплины, приказываю, лишить заместителя начальника цеха логистики ООО «Завод стекла» Трофимова А.И премии в размере 100 %. Производственный директор Крайнев С. В…
На мобильник звонила Анастасия. Андрей сбросил звонок и снова перечитал приказ Крайнева.
Андрей положил голову на стол и закрыл глаза. Ему привиделся мёртвый Аркаша. Я предупреждал тебя, — шептал он окровавленными губами.
12
Порой люди понимают, что события в жизни подталкивают их к определённому выбору, действию. Андрей, оценив, происшедшее на «Заводе стекла» пришёл к выводу, что нужно было ходить в церковь. Вот таким парадоксальным образом, через строгий выговор, через позор перед коллективом он пришёл к этому заключению. Верить в Бога нужно с церковью! Усилия одиночки всегда будут усилиями одиночки.
Поэтому и вера моя была слаба, — думал Андрей, шагая от парковки к зданию храма.
Купола блестели золотом, как разглаженные ногтём золотинки из детства. Парочка прихожан била поклоны белокаменной. Андрей прошёл мимо них, думая, что ещё не настолько его жизнь поломала, чтобы кланяться кирпичам.
Андрей быстро перекрестился и вошёл внутрь церкви. В тёмном коридоре он достал мобильник и выключил звук.
Не к месту вспомнилось унижение на заводе, изумлённые лица подчинённых и торжествующая физиономия Кима.
Вот собака! — подумалось Андрею. Он немедленно пресёк гневливые, противные самому существованию Бога, мысли.
Чтобы настроиться на нужный духовный лад он взглянул на роспись на стенах. Сцены из Евангелия… Андрей прошёл дальше и не всегда понимая, что под ними написано на старославянском языке, остановился возле икон…
Святые старики напомнили ему древесные корни, которые вместо того чтобы расти вниз в землю, стали тянуться, аки подсолнухи, вверх.
Прихожане за редким исключением были сплошь старушки. Андрей почувствовал себя неуютно, как будто оказался в доме престарелых.
Инвалид с лицом святого тушил наполовину сгоревшие свечки и быстро скидывал их в тряпичный мешочек.
Андрей стал продвигаться в очереди кающихся, подходивших по одному к священнику, накрывавшему их головы краешком епатрахили, и шептавшим разрешение от грехов…
Господи, я грешник, — подумал Андрей вместо молитвы. — Я такой грешник, что никому здесь даже и не снилось. Мне кажется, что я не верю толком в Бога. Но я чувствую всегда, что не один. Что ты постоянно рядом. В смысле Господи, что ты и сын твой — Иисус. Я чувствую, Господи, что ты ездишь за мной, как режиссёр на этой штуке сверху и снимаешь динамичные сцены моей жизни. Господи, я, наверное, люблю тебя. Уж точно я не ненавижу тебя. Даже когда ты забрал брата, мать, этого мальчонку…
И прошу, Господи, когда я буду возле священника, ты тоже будь там и прости грехи мои, главный среди которых — гордыня непомерная, от которой помутился рассудок мой…
Андрей подошёл к седовласому, с впавшими щеками и пронзительным взглядом священнику.
Когда он шёл, то прикусил язык, и во рту теперь расплывался привкус крови…
Андрей облизнул губы, склонил голову и прошептал:
