— Автомат с клеймом «Лунной радуги», — отметил Никольский.
— Гермолюк можно не закрывать, — бросил Аганну Бакулин.
— Без атмосферы неуютно! — запротестовал пилот.
— Атмосфера?! — В голосе командира зазвучали веселые нотки. — Ну нет! Этого я не позволю!
— Орбита приветствует экипаж «Казаранга»! — вклинился кто-то. — Что у вас происходит?
— Голос Элдера, — коротко прокомментировал Купер.
— Бунт на борту, — ответил орбите Бакулин. Коротко доложил о результатах выхода на поверхность. Добавил: — Пилоту теперь неуютно без общего контура герметизации, требует атмосферу.
— Меф, — позвал Элдер, — зачем тебе понадобилось нюхать аммиак?!
— Ты о чем? — удивился пилот. — Какой аммиак?
— Который Мстислав притащил в кабину драккара на своих башмаках. Там кругом полно замерзшего аммиака. Если в кабине растает — не продохнешь от зловония.
— Ладно, Юс, он все уже понял… — подытожил Мстислав. — Как нам быть дальше?
— А ты чего бы хотел?
— Получить разрешение на разведку Кратера.
— Нет. И Асеев против. Бесспорно, Кратер интересен во всех отношениях, во ведь «Леопард» туда не садился. Или ты считаешь Эллингхаузера идиотом?
— Я считаю его гением. Так гениально исчезнуть…
— Когда заложим фугас, по сейсмограмме Ледовой Плеши узнаем о Кратере больше, чем дал бы ваш рискованный спуск в преисподнюю. Короче, разрешаю дойти до Кратера для видеозаписи. Но соваться в кальдеру не разрешаю. И ждите нас в южной зоне района А. Перед стартом «Циклона» еще раз поговорим. Салют!
— Салют. Меф, курс на кальдеру.
— Пойдем на моторах?
— Нет, ступоходами. Может, встретим что-нибудь интересное.
По дороге к центру Ледовой Плеши разведчиков сопровождало неиссякаемое разнообразие форм монументальных украшений из льда, но вряд ли Мстислав относил к понятию «интересное» именно это.
Чем ближе драккар подбирался к воронке Кратера — тем меньше было хаотических нагромождений крупных глыб, а больше наледей и участков, заваленных щебнеобразным крошевом. «Казарангу» стало легче передвигаться. Теперь все время казалось, что машина идет под уклон. Однако истинный уклон, когда он действительно начался, не преминул заявить о себе резким снижением освещенности льда, сгущением теней и наконец их полным слиянием с разлившимся до самого горизонта морем тьмы. Пилот остановил «Казаранга», и Никольский вздохнул с облегчением.
Освещенный солнцем, точно прожектором, противоположный склон Кратера отсюда выглядел как золоченая полоска далекой песчаной косы, приподнятой над гладью ночного моря, в мертвых водах которого не отражалось ничего. Ну абсолютно ничего не отражалось на неподвижной этой аспидно-черной поверхности… Далеко вправо и далеко влево линия береговой кромки чрезвычайно контрастно была обозначена цепочкой озаренных прожектором-солнцем верхушек ледяных куполов, ровно подрезанных снизу уровнем черной воды. Эффектно смотрелись фантасмагорические фигуры заледенелых фонтанов на материке, еще эффектнее — вдоль берега; но совершенно ошеломительно выглядели эти белоснежные и полупрозрачные «столбы», «колонны», «арфы», «эстакады» в непроницаемо-темных просторах мертвого моря. Как полузатопленные фрагменты каких-то руин. Или как полуобнаженные во время отлива фрагменты скелетов неведомых колоссальных существ. И надо было сделать над собой усилие, чтобы освободиться от гипнотической власти грандиозного миража и вместо ночного мертвого моря увидеть, вернее, почувствовать затемненную до полной невидимости пустоту планетарного провала…
Очевидно, застигнутые врасплох живописными чарами Оберона, разведчики долго вглядывались в декорированную светлыми колоссами тьму. Наконец Бакулин тихо спросил:
— Меф, ближе нельзя?
— Можно. С фарами. А надо ли? Там круто, могут быть осыпи.
— Черт бы побрал Элдера и его запреты!
— Мстислав, как ты думаешь… с какой стати возникла здесь эта веселенькая пропастишка?
— Кратер — мелочь. Бери шире. Спроси, с какой стати возникла здесь Ледовая Плешь.
— Взрыв упавшего астероида.
— Взрывом такой мощности Оберон развалило бы на куски… Но как бы там ни было, Меф, у нас из- под носа целый сегмент луны увели. Событие серьезное. Даже в масштабах Солнечной системы. А ты с уважением смотришь в какую-то яму.
— Тогда почему тебя тянет к этому Кратеру?
— Потому что здесь лет другого. Смотри, Меф, наш рейдер…
На правом траверзе среди звезд медленно опускалась к горизонту светлая черточка. Изображение на сфероэкране окрасилось в блекло-зеленый цвет и постепенно истаяло. Звук тоже угас. И опять будто кто-то стал лить прозрачную жидкость на прозрачный колпак — сверху вниз потекли сизые волны пульсирующего сияния.
— Это все? — спросил Гэлбрайт.
— Да, шеф, — ответил Купер. — Луна закончила трансляцию.
— У меня такое впечатление, — сказал Никольский, — что нам показали гораздо меньше половины главной видеозаписи десанта.
— Пожалуйста, Купер, сообщите нам результат хронометража.
— По сравнению с копией оригинал сократился, увы, на порядок.
— Ничего не понимаю!.. — изумился Никольский. — Куда могла исчезнуть остальная часть оригинала?
— Лаборанты седьмого хранилища тоже в недоумении, — тихо проговорил Гэлбрайт. — Они утверждают, что запись постепенно улетучивается с информационного кристалла. Как это происходит — никто не понимает.
— Причем, в хранилище страдает только оберонский оригинал, — добавил Купер.
— Пока! — резко подчеркнул Гэлбрайт.
— Хотите провести параллель между пропавшим куском Оберона и исчезающей информацией?… — Никольский задумался. — Адекватный процесс?…
— Может быть, следует немедленно удалить оберонские разведматериалы из хранилища? — предложил Купер. — До выяснения физических причин таинственного процесса. Как бы там другие разведматериалы не тронулись…
— Куда удалить?
— Подальше. Куда-нибудь в Дальнее Внеземелье.
— М-да-а… — протянул Никольский. — Но не в этом главное. В конце концов мы располагаем множеством копий. Гораздо больше меня волнует другое…
— Вот и меня тоже… — мрачно произнес Гэлбрайт. — Куда мы будем удалять побывавших на Обероне людей?…
9. ОТЧУЖДЕНИЕ
Нортон развернул элекар Берта на берегу канала, включил водитель-автомат, нажал кнопку «обратного хода» и выпрыгнул через борт. Все вокруг было тошнотворно желтым: небо, кусты и деревья, трава и вода. Вдобавок небо отливало глянцем, и этот неравномерный призрачный блеск делал небо похожим на повисший над головой океан ананасового желе… Нортон продрался сквозь придорожные кусты. Его покачивало. Сквозь просветы между деревьями блестела ядовито-желтая вода. Он лег на траву и уставился в небо. Летом такого он еще не испытывал. В апреле дьявольская желтизна мучила каждые три- четыре дня, но потом вдруг прекратилась, и, помнится, он с надеждой подумал, что это уже навсегда. С таким же успехом он мог бы надеяться, что вслед за апрелем наступит февраль.
