— Услышат — прикажут нам возвращаться.
— А по своей воле ты не думаешь возвращаться?
— Нет, — отрезал Бакулин.
— И можно узнать почему?
— Потому что Элдер пожалеет времени на подготовку «Казаранга» к основному десанту и, чего доброго, сочтет возможным обойтись в такой обстановке одним «Циклоном». Резервный «Циклон» Юс оставит на рейдере, можно не сомневаться… Короче, пока я имею право приказывать здесь, «Казаранг» отсюда наверх не уйдет.
— Совершенно Элдеру не доверяешь…
— Да. Элдер слишком доверяет Оберону.
— А как бы ты… на его месте?
— Я? «Казаранга» и двоих десантников — на Ледовую Плешь. Вполне достаточно, чтобы взорвать фугас и получить сейсмограмму этого региона.
— Остальных в Кратер?
— Нет. Для разведки Кратера — двоих на «Циклоне». Остальных на втором «Циклоне» для подстраховки разведчиков. Лучевой залп такой мощности «Циклонам» не страшен.
— Не страшен… Видеозапись была включена?
— Она и сейчас включена. А что?
Он не ответил. Пусть на борту «Лунной радуги» Мстислав собственными глазами увидит, что и как было.
— Залп сопровождался чем-нибудь необычным? — требовательно спросил командир.
— А сам залп считаешь делом обычным?
В шлемофоне возник слабый звук, очень похожий на приглушенный стон, и в зеркале было видно, как у Мстислава руки дернулись кверху. «Командир, видать, сильно ударился головой», — с тревогой подумал он. Квалифицированная помощь отодвигалась на неопределенное время — уговаривать Бакулина было делом бесполезным.
— Мы где находимся? — спросил командир.
— Там, где нам указано. В южной зоне района А. — Он поднялся из ложемента.
— Меф, ты куда?
— Надо выйти осмотреть машину.
— Разрешения на выход я тебе не давал.
— Ну так, значит, дашь.
— Нет, не дам. Изволь занять свое рабочее место и не покидай его до окончания десанта.
— Но немного размяться мне можно?!
— Можно. Включи электрогимнастику, массаж.
С досады он чуть не плюнул в маску гермошлема. Однако сел и сделал то, что советовал командир. По телу снизу вверх пошли волны электроуколов и непроизвольных мышечных сокращений.
— Если нужно, — добавил Бакулин, — я сам осмотрю драккар.
— Не нужно, — проговорил он. — Это я так…
Он не стал объяснять, что желание осмотреть машину снаружи возникло после того, как его удивило странное усиление блеска поверхности «Витязя». Подумал о командире с неудовольствием: «Голову ушиб, еле языком ворочает, а норовит все сам… Блюститель инструкций». Предложил:
— Ты пока подремал бы, что ли. Не беспокойся, я никуда не уйду — буду здесь тебя караулить.
— Я не беспокоюсь, карауль себя.
Мстислав надолго умолк. Может, действительно задремал.
Система электрогимнастики и пневмоэлектромассажа в этом волшебном «Шизеку» работала замечательно. Он шарил глазами в звездно-черном пространстве над головой и чувствовал, как разогретые мышцы словно бы обкатывались металлическими шарами. Сперва он заметил плывущую среди звезд искорку радиозонда «Эхо-РЛ». Следом прошла светлая черточка «Лунной радуги». Он выключил массаж и проводил ее взглядом до самого горизонта. Затем проследил заход искорки второго «Эхо-РЛ». Радиомост навели по всем правилам, но в шлемофоне стояла какая-то совершенно зловещая тишина. Никто не вызывал их на связь. Чтобы не потревожить предполагаемый сон командира, он тоже решил не брать на себя радиоинициативу.
Солнце далеким, но мощным прожектором светило в левый борт «Казаранга». Впереди светлел ровный язык наледи, иссеченный, словно траншеями, полосами длинных густо-темных теней. Наледь, перевалив «мостом» через крупную трещину, сбегала с дуговидной террасы застывшим потоком и терялась под завалами грязно-желтых и йодистых глыб; а дальше (и уже до самого горизонта) диковинные отдельности рельефа Ледовой Плеши сливались для глаза в мелкий узор на равнине цвета старого серебра, и никак не верилось, что где-то рядом на правом траверзе — всего только в трех километрах отсюда — распахнута колоссальная непроницаемо-черная пропасть. Он смотрел в звездно-черное небо над горизонтом, и опять откуда-то подкрадывался страх и сердце сжималось от невыразимо тоскливого ощущения глухого безлюдья. Одиночество на краю мира… Дремлющий или ушедший в себя, в свою боль командир почти не в счет. Это было очень странно: он видел неподвижный скафандр командира в зеркале и не ощущал присутствия человека. Словно скафандр был пуст. Должно быть, поэтому десантники редко работают парами. Чаще — втроем. А еще чаще — группой. Интересно, почему задерживается эта группа? Когда нет связи, начинает брать сомнение, что группа объявится здесь вообще.
А может быть, командир опять без сознания?
А вдруг Мстислав умирает?
А вдруг уже…
А вдруг, а вдруг, а вдруг, а вдруг… Стоп! Селенген Меф Аганн, прекрати панику. Какое дело тебе, селенгену, до этого землянина. Бакулин рожден в другом мире, развивался и рос на дне голубой, как мечта, тяжелой, но мягкой, как одеяло, густой и душистой, как мед, атмосферы. Ему, землянину, пели птицы и ветры, для него зеленели просторы величиной с континент, а ты, селенген, заплакал от страха, когда тебя за руку в первый раз подвели к шумным птичьим вольерам в украшенных широколистной растительностью и расширенных зеркалами госпитальных фойе. А потом, уже на Земле, при виде каждой летящей по воздуху пернатой твари ты целый год еще вздрагивал и рефлекторно втягивал голову в плечи, потому что летящая птица казалась тебе, селенгену, брошенным в твою сторону камнем. И до сих пор возникает смутное беспокойство, когда над тобой проносится стриж. Так какое дело тебе, селенгену, до этого землянина?… Ладно, не надо юлить перед самим собой и храбриться. Вдобавок и Оберон не твой мир, не твоя луна. Здесь с Бакулиным ты на равных. А кое в чем и в хвосте. Признайся, завидуешь ведь мужскому упрямству светлоглазого землянина, его умению, точнее, потребности быть неодолимо упрямым не столько ради себя, сколько ради своей тяжеловесной планеты. Куда с ним тягаться тебе, легковесному представителю небольшого, в чем-то ущербного племени селенгенов… Ты по возрасту, кажется, старше всех на борту «Лунной радуги», но в общении с каждым из них ощущаешь себя кем-то вроде юркого племянника- недомерка перед солидным дядюшкой-тяжеловесом. В лучшем случае — младшим братом перед старшим. Причин этому много, но основная в том, что селенгены острее, заинтересованнее, тоньше, пристрастнее анализируют свою кровную связь с материнским телом земного общества, и… пока не находят себе там достойного места. И что характерно, никто еще не удосужился помочь им найти его. Никто не пошел дальше слов: «Вы, селенгены, — дети космического человечества, первая космостадия в биографии могущественного гомо галактикуса». Понимай так: «Вы, селенгены, — птенцы галактических лебедей». Что это, бездумное шутовство или насмешка? Или успокоительная ложь для гадких утят, сознающих, что выше заурядных крякв им не подняться? Ведь каждому ясно: сам факт рождения не на Земле еще не повод для космических амбиций. Но, с другой стороны, все, что сопутствует этому факту, привносит острое (если не сказать — болезненное) своеобразие в психическую организацию селенгена.
Давайте посмотрим правде прямо в глаза: в Солнечной Системе вообще и на Земле в частности возникла и количественно вызревает новая психораса. Отбросив высокопарную словесную трескотню, признаем: новая психораса плохо вписывается в витрину достижений мирового прогресса. Пока неизвестно, какими будут селенгены в следующую космостадию своего существования, но сегодня очень ясно чувствуется: в сравнении с исконным землянином рожденный не на Земле — это если и не шаг назад на пути
