доводилось…
— Доводилось, — перебил Кир-Кор. — Вы сами отдаете ли себе отчет, насколько уникальна способность к интротомии среди землян вашего возраста?
— Настолько же, насколько она обычна среди грагалов, — блеснул находчивостью интротом.
«Мальчишка явно не глуп, но острит невпопад», — подумал Кир-Кор, прикрывшись «шубой» пси- непроницаемой защиты.
«Не реагируй, — посоветовал внутренний голос. — Юнец острит от избытка хорошего настроения. Просто он рад общению с тобой».
Кир-Кор поколебался, но «шубу» пси-защиты не снял. Интротом взглянул на собеседника глазами пойманного лемура:
— Я снова что-нибудь не то сказал?
— Вы чем-то обеспокоены? — осведомился Кир-Кор.
— Я внезапно вас потерял. То есть… похоже, вы свернули поле пси-эманации, наглухо закрыли свой псиконтур.
— Когда вы общались с Сибуром, он что, ни разу не пользовался пси-защитой?
— Пользовался, но…
— Это вас шокировало?
— Нет, но…
— А теперь, ювен, я позволю себе задать вам вопрос, ответ на который вы, по идее, должны были бы знать, но пока, очевидно, не знаете. А зря… Как вы думаете, почему все грагалы — практически все — предпочитают проводить свой отпуск на Земле?
— Хотелось бы знать. Однажды я задал этот вопрос Ледогорову…
— И что же он? Отмахнулся?
— Нет, — серьезно сказал интротом. — Агафон Виталианович объяснил, что в наших делах может возникнуть ряд деликатных вопросов, ответы на которые лучше находить самостоятельно.
— Здесь Ледогоров, наверное, прав. Дерзайте, юноша.
Тоннель кончился, и сквозь залитые дождем прозрачные стены вагона забрезжили вдали расплывчатые огни.
— Людям свойственно любить свою родину или прародину, — стал рассуждать вслух Лирий Голубь. — Граждане Дигеи наверняка испытывают ностальгию… Трудно не испытывать ностальгию в ином звездном мире, и в этом все дело!
— Грагалам тоже свойственна любовь к прародине, не стану этого отрицать, — согласился Кир- Кор. — Хотя они, как сие следует из названия нашей космоэтнической группы, не столько граждане Дигеи, сколько граждане Галактики вообще.
— Гм… Надо понимать, на опросительной мишени мой ответ в десятку не попал?
— Попал. В том смысле, что здесь ностальгия — дело десятое. — Кир-Кор взглянул на юношу, смягчился: — Видите ли… если на перелет из одного звездного мира в другой с помощью современных технических средств тратится не очень много времени, ностальгия как сильное чувство просто не успевает созреть и окрепнуть.
— Верно, — пробормотал обезоруженный интротом.
— Поэтому, кстати сказать, большинство граждан Дигеи, несмотря на упомянутую вами ностальгию, проводят отпуск не на Земле, отнюдь.
— Да… у грагалов в этом смысле все наоборот.
— Занятно, не так ли?
— Загадочно, я бы даже сказал…
Лирий Голубь погрузился в раздумья, Кир-Кор отвернул кресло в сторону.
Дождь усилился, прозрачные стены выглядели волнистыми от воды. Вагон замедлил ход и внезапно пробил торец станционного павильона — взметнулись кверху мокрые черные крылья эластичных полотнищ погодной диафрагмы.
Белый перрон в ярко освещенном зале. Створки дверей вагона раздвинулись с музыкальным наигрышем. Никто не вошел. Некому было входить. На табло часов безлюдного перрона светились четыре нуля. Рядом с нулями камчатской полночи сияло название станции: «Сессиль-Кампанья». По рассказам местных жителей, этот шедевр импортной ономастики изначально никакого отношения к станции не имел; так назывался здешний фешенебельный ресторан, некогда «прославивший» отвратительными скандалами весь полуостров. Рассказывают, огненные буквы рекламы ночного курортного ресторана «Сессиль- Кампанья» были видны с большой высоты пассажирам стартующих и прибывающих иглолетов. В конце концов одиозное заведение было стерто с лица земли не то лавиной, не то катастрофическим селем. Там, рассказывают, было снесено буквально все. Даже название. Осталось только народное прозвище злополучного места: «Спаси, маманя»: Годы спустя название ресторана «Сессиль-Кампанья» по совершенно необъяснимой причине унаследовала станция. А полушутливый топоним «Спаси, маманя» отчего-то приклеился к воздвигнутой на вершине соседней сопки метеорологической обсерватории — у местных синоптиков уже иссякла потенция бороться с чуждым их тезаурусу прозвищем «спасимаманцы»…
Вагон пробил диафрагму противоположного торца и вылетел в расцвеченную огоньками темноту. Кир-Кор стал шарить глазами среди фиолетовых, синих и красных светосигналов на вершинах мокнущих под дождем сопок. Ему вдруг пришло в голову, что, возможно, парфюмеру-синоптику Анастасии Медведевой доводилось бывать в этой легендарной метеообсерватории. Почему бы и нет?.. Он усмехнулся.
— Этого не было, — нарушил молчание Лирий Голубь.
— Что? — Кир-Кор вернулся в вагонное кресло издалека.
— В этой обсерватории Анастасия Медведева никогда не бывала.
«Земля расслабляет, — сделал вывод Кир-Кор. — Псизащитная „шуба“ незаметно сползает с расслабленного плеча».
— Я вижу, — проговорил он, потирая лоб, — вы интротом серьезный. Спокойно «берете» даже абстракции, имена…
— Нет, с именами у меня еще плохо, — признал интротом. — В данном случае я шел к догадке от образа.
— Интересно.
— Ничего особенного. Для меня вы — очень сильный и ясный источник псиманации. Псиманант на уровне Ледогорова и даже чуть выше. Псиманантов сильнее вас двоих я не встречал. Необыкновенно четкие образы, их скульптурность, цветность, ароматия… Короче, ваша мысленная ретроспективная пиктургия янъянского промежутка событий… хотя и пунктирная, беглая… позволила мне без труда узнать парфюмера-синоптика.
— То есть… вы с ней знакомы!
— Анастасия — моя двоюродная сестра.
Кир-Кор рассмеялся.
— Извините, ювен, это от неожиданности. Мир тесен, Анастасия права. Кстати, она, случаем, не…
— Нет, Кирилл Всеволодович. Среди ныне здравствующих представителей нашего рода я — единственный интротом. — Лирий Голубь натянуто улыбнулся. — Да и то, как видите, эта моя способность до сих пор не смогла помочь мне проникнуть в «отпускную» тайну грагалов.
— Никакой особой тайны здесь нет.
— Тем обиднее! Для меня она пока существует.
— Не сокрушайтесь. Я готов раскрыть ее перед вами. Вот только не знаю, насколько трепетно вы соблюдаете совет Ледогорова самостоятельно свежевать информационную дичь.
Считая свое сомнение существенным, Кир-Кор ждал ответной реакции собеседника. Лирий Голубь и ухом не повел. Лирий Голубь ровным голосом раздумчиво произнес довольно длинную фразу:
— Ледогоров не однажды высказывался при мне в том смысле, что грагалы, по сути, такие же люди, как и земляне, и что открывать для себя их внутренний мир лучше всего с позиций общечеловеческих ценностей.
— «Куда бы нас ни бросила судьбина и счастие куда б ни повело, все те же мы», — охотно подхватил
