политики натравливания деревенских низов на зажиточных крестьян. Одновременно с этим в городах разжигалась ненависть к «нэпманам» и к людям с «нечистым» социальным происхождением. В этом случае ненависть к капитализму коммунистической власти и враждебность широких трудящихся масс к частной собственности, к богатым совпали. Поэтому для многих слоев населения, в особенности «униженных и оскорбленных» в прошлом, коммунистическая власть действительно стала своей, народной властью.
Коллективизация и ликвидация кулачества как класса не могли быть проведены только назначенцами всех уровней и рабочими-двадцатипятитысячниками. Необходима была инициатива самих крестьянских масс. Основной опорой правящей партийной верхушки в проведении этих акций стала прежде всего крестьянская беднота. Фактов активного, а главное, инициативного участия беднейших слоев деревни в проведении политики ликвидации кулачества как класса предостаточно. Эта инициатива удивляла даже представителей власти. «Характерно, – говорил Калинин в марте 1930 г.,– что когда ездишь по местам и смотришь на это могучее антикулацкое движение, то невольно констатируешь, что органам власти в 95 случаях из 100 приходится в области раскулачивания играть сдерживающую роль»[1077] 79.
Информационные сводки ОГПУ и материалы информационно-статистических секторов краевых и областных партийных органов содержат многочисленные сведения о том, как экспроприация кулацких хозяйств превращалась в торги, в которых участвовали середняки, бедняки, местные служащие, партийный и комсомольский актив, о том, как «стаскивали пальто у встретившейся на улице дочери кулака», «везли по деревне старую, еще горящую железную печку», «отобрали последние панталоны», «забрали варившееся в печи кушанье»[1078]80 и т.д. и т.п.
Политика власти способствовала появлению разнообразных форм соучастия крестьян в раскулачивании и проведении хлебозаготовок. Эта тема заслуживает специального рассмотрения. В контексте данного изложения придется ограничиться несколькими характерными примерами. Так, при Верхне-Назаровском райисполкоме Западно-Сибирского края действовала специально созданная из местных крестьян районная «пятерка» по выселению кулаков, которая по своему усмотрению определяла как кандидатов в кулаки, так и их последующую судьбу. На одном только заседании 11 мая 1931 г. решение «признать явно кулацкими» было принято в отношении 67 человек, 12 мая – 4, 13 мая – еще 10 человек; а 24 октября 1931 г. «тройка» по хлебозаготовкам в этом же районе приняла постановление о решительных репрессивных мерах воздействия на кулацко-зажиточные хозяйства путем кратного обложения и привлечения к уголовной ответственности[1079]81.
Популярностью пользовалась такая форма соучастия колхозников в действиях власти, как актив органов юстиции, организованный в группы содействия прокуратуре и производственно-товарищеские суды на предприятиях, в совхозах, МТС и колхозах, которые рассматривались властью как «один из важных приводных ремней партии»[1080]82. В справке о судебно-карательной политике по делам, связанным с хлебоуборкой и хлебосдачей 1934 г., подготовленной краевым прокурором Западной Сибири И.И. Барковым по итогам хлебозаготовительной кампании, особо отмечалась как раз роль групп содействия прокуратуре, благодаря действию которых за укрытие скота было осуждено около 400 человек[1081]83.
О том, насколько безграмотными были представления о законности простых советских людей, свидетельствуют их добавления, предложенные для внесения в проект сталинской Конституции во время кампании ее обсуждения осенью 1936 г. – «дать право местным властям преступников арестовывать на месте совершения преступления, брать их под стражу без санкции прокурора и органов юстиции НКВД»; «предоставить возможность арестовывать преступников начальнику РО НКВД и председателю сельского Совета»; «разрешить трудящимся задерживать преступников на месте преступления без санкции судебно- следственных органов»; «сельские советы депутатов трудящихся имеют право ареста преступников с последующей передачей задержанных органам надзора и следствия» [1082]84.
Именно на таком правовом поле и давало свои плоды каждодневное нагнетание «сверху» обстановки ненависти, поощрявшей «умение распознавать врага партии, как бы хорошо он не был замаскирован». Газеты 1930-х гг. пестрели призывами «Расстрелять взбесившихся собак!», «Ни одного врага народа не оставим на Советской земле!», «Смерть предателям и изменникам Родины!», «Учиться распознавать врагов так, как распознают их наши чекисты!»
Особенно широкий отклик среди трудящихся масс вызывали показательные процессы над их бывшими начальниками. Такие процессы повсеместно проводились в 1937 г. и почти обо всех писали центральные и местные газеты. В одной только Новосибирской области и только в четвертом квартале 1937 г. состоялся 21 показательный процесс над «вредителями и саботажниками в сельском и элеваторном хозяйстве». Был осужден 131 человек, из них 32 расстреляны[1083]85. Строки из письма первого секретаря Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Эйхе Сталину отражали общую ситуацию того времени: «Судебные приговоры над врагами народа – вредителями сельского хозяйства встречены единодушным одобрением широчайших масс рабочих, колхозников и служащих. На многочисленных собраниях и митингах трудящиеся единодушно требуют выкорчевать до конца троцкистско-бухаринских бандитов, шпионов, вредителей и диверсантов»[1084]86.
Используя такого рода факты, многие современные историки, политологи, литературные критики, которые основываются в своих трудах на концепции исторического детерминизма, объясняют все случившееся в стране не столько ничем не прикрытым насилием со стороны власти, сколько «интенциями масс», требовавших усиления репрессий. По их мнению, массы не только безусловно одобряли и приветствовали репрессии, но, оказывается, что власть еще и периодически «запаздывала», «не поспевала» за все теми же пресловутыми «интенциями» толпы, «принуждавшей» ее еще больше раскручивать маховик репрессий. Оказывается, что партия «вынуждена» была, чуть ли не помимо своей воли, идти навстречу «интересам и пожеланиям народа». Из рассуждений такого рода логически следует вывод о том, что народ сам, добровольно, если использовать известную метафору Ч. Айтматова, надел себе на голову кусок верблюжьей кожи, которая, стягиваясь постепенно под палящими лучами солнца (вспомним «солнце Сталинской Конституции»), лишила жертву исторической памяти, превратив ее в манкурта – идеальный и послушный объект манипуляций[1085]87.
Однако вина народа здесь все-таки вторична, хотя, говоря словами К. Маркса, «нации, как и женщине, не прощается минута оплошности, когда первый встречный авантюрист может совершить над ней насилие»[1086]88. Главное – это преступление сталинской власти, которой в полной мере удалось использовать худшие настроения и черты народа для решения своих собственных задач.
Особого разговора заслуживает развязанная «сверху» инициатива работников карательных органов. Известно, что в годы Большого террора численность репрессированных в несколько раз превышала спущенные из Центра так называемые лимиты на репрессии. Изощренные пытки на допросах, массовые расстрелы, издевательства в лагерях были делом рук не оккупантов, творивших насилие на чужой для них земле, а своих же соотечественников.
Власть настолько умело манипулировала этими настроениями и действиями, что и оформляла свои решения как требования народа. Только один характерный факт: в день суда над военными в республики, края и области СССР была отправлена телеграмма: «Национальным ЦК, крайкомам, обкомам. В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими ЦК предлагает вам организовать митинги рабочих, а где возможно, и крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, т.е. двенадцатого июня. 11.06.1937 г. Секретарь ЦК Сталин»[1087]89. В 23 часа 35 минут 11 июня председатель суда В.В. Ульрих огласил приговор о расстреле всех восьми осужденных. Приговор был приведен в исполнение 12 июня 1937 г.
Сделав народ соучастником массовых убийств, сталинская власть не изменила свою политику по отношению к нему. Это только на словах Сталин призывал «прислушиваться к голосу маленьких людей»[1088]90. В реальности же, что убедительно доказано последними исследованиями, в предвоенный период положение народа из-за увеличившегося бремени военных расходов серьезно ухудшилось. Власть и здесь соблюдала свои приоритеты. Постановлением СНК СССР и ЦК
