широкой и т.п. скупки хлеба в зерне или муке, в значительных количествах с целью его сокрытия или невыпуска на рынок частными лицами, мельниками, торговцами, скупщиками...»[651]37. Многоточие в тексте циркуляра предполагало расширение круга лиц, действия которых могли квалифицироваться по 107-й статье Уголовного кодекса.
Продолжение к циркуляру от 13 января 1928 г. было подсказано сибирскому руководству телеграммой Сталина, отправленной из Москвы 14 января, в день его отъезда в Сибирь. Если в циркуляре Заковского и Леонидова кулаки еще не были названы в ряду тех, по отношению к кому допускалось применение 107-й статьи, то в телеграмме Сталина, наоборот, спекулянт и кулак были поставлены рядом как дезорганизаторы рынка и политики цен и оба названы врагами Советской власти. «...Многие из коммунистов думают, – говорилось в телеграмме, – что нельзя трогать скупщика и кулака, так как это может отпугнуть от нас середняка. Это самая гнилая мысль из всех гнилых мыслей, имеющихся в головах некоторых коммунистов... Чтобы восстановить нашу политику цен и добиться серьезного перелома, надо сейчас же ударить по скупщику и кулаку, надо арестовывать спекулянтов, кулаков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен... спекулянт и кулак есть враг Советской власти»[652]38.
Телеграмму Сталина в Сибкрайкоме ВКП(б) получили 15 января и тотчас созвали совещание хлебной «тройки» и бюро крайкома. В день приезда Сталина, 17 января бюро Сибкрайкома приняло новое постановление, в котором речь шла уже о «выделении в главных хлебозаготовительных районах нескольких (4–10) заведомо явно кулацких хозяйств, злостных, враждебных Соввласти, располагающих большими запасами хлеба, составленными в известной мере путем скупки, эксплуатации машин, укрытия объектов обложения и проч., привлечь к ответственности как злостных спекулянтов мясом, хлебом и прочими предметами [с] конфискацией хлеба». А далее следовал чисто демагогический прием власти о том, что «выбор хозяйств должен совершаться с большой осторожностью, с учетом всех моментов, дабы середняками эта мера не была учтена как направленная против всего крестьянства или его значительной части, или пересмотру нэпа». Даже задушив нэп, коммунистическая власть продолжала клясться его именем. Действия власти против кулака в начале 1928 г. были не чем иным, как прямым наступлением на нэп. «Список (кулаков. – И.П.), – говорилось в постановлении, – должен составляться руководством уполномоченного округа и секретарем райкома под их ответственностью. Мероприятие проводится силами ГПУ на основе директив ОГПУ». В конце текста имелось весьма характерное для коммунистической власти дополнение: «Указания районам [по] проведению меры даются исключительно через ответственных надежных лиц со строжайшим соблюдением условий конспирации...»[653] 39.
Это постановление бюро Сибкрайкома фактически предварило действия Сталина в Сибири. Ему оставалось только дать «добро». Выступая на пленуме Сибкрайкома (3–7 марта 1928 г.), Сырцов оставил по этому поводу очень важное для Истории свидетельство. Вот оно: «Мы на свой страх и риск дали директиву о репрессиях против кулака в каждом хлебозаготовительном районе. Моя поездка в Барнаул, Рубцовку показала, что и ряд местных работников к этому склоняется. И мы дали директиву ОК (окружным комитетам. – И.П.), считая, что ее нельзя задерживать, хотя уже знали, что едет тов. Сталин. ...Я считаю, что решающим благоприятным условием для Сибирской организации было то, что в руководящем центре – в бюро Крайкома – мы обеспечили полное единство действий на основе единства взглядов. Это обеспечило то, что неизбежные уклоны и ошибки были сведены к минимуму. Не было допущено разброда, неизбежного, если бы наш центр был менее идейно и организационно сплочен.
Такое мероприятие, как необходимость удара по кулаку, было ясно для нас с самого начала. Имея цифры и учтя целый ряд фактов саботажа кулаков, мы считали необходимым поставить вопрос о том – каким образом мы можем сдвинуть это дело. ...Отношение Сталина к этой директиве показало, что существо нашей линии совпало с линией ЦК»[654]40.
18 января 1928 г. на заседании бюро Сибкрайкома ВКП(б) выступил Сталин. »Ломать» ему никого не пришлось. Единственный человек, который отважился на возражение, был председатель правления Сибкрайсельбанка С. Загуменный. По сути, он тоже был не против репрессий по отношению к кулаку, но поддерживал репрессии только против кулаков, спекулирующих хлебом. Сталин же требовал применять 107 -ю статью Уголовного кодекса к кулаку гораздо шире – не за спекуляцию, а за невыпуск хлеба на рынок, за несдачу хлеба.
В основу постановления бюро Сибкрайкома от 18 января было положено предыдущее, от 17 января, на что есть прямая ссылка в тексте. Сталину принадлежит дополнение о том, что репрессии проводятся от имени прокуратуры и далее прямо следовало указание – «поручить краевой прокуратуре в газетах и специальных листовках опубликовать от своего имени (выделено мною. – И.П.) извещение о ст. ст. 107 и 105 и о порядке и условиях их применения»[655]41. Это дополнение – конкретный пример действия сформировавшегося к этому времени механизма сталинской власти. Запрятанная внутри партийных структур эта власть, как правило, действовала не от своего имени, а через своих исполнителей.
Постановления следовали одно за другим, нагнетая и обостряя и без того взрывоопасную обстановку в деревне. 20 января 1928 г. на места был отправлен еще один циркуляр за подписями Заковского, Леонидова и председателя Сибкрайсуда Кожевникова с указанием «возбудить уголовное преследование также в отношении держателей особо крупных запасов хлеба, исключительно из числа кулаков, как скупающих хлеб, так и не выпускающих имеющиеся у них хлебные излишки на рынок». Предписывалось провести показательные процессы, «главным образом в тех районах, где имеются большие запасы хлеба или где наблюдается хлебная спекуляция. Конкретно дела, подлежащие рассмотрению в судебном порядке, определяются особой тройкой по хлебозаготовкам с участием уполномоченного по хлебозаготовкам, а где таких троек нет, по согласованию с секретарем райкома ВКП(б).
...Как общее правило, слушать дела без участия обвинения и защиты, допуская таковые только лишь в случае необходимости устройства по решению тройки широкого показательного процесса.
...Ни в коем случае не допускать оправдательных или условных приговоров. Арест должен обязательно сопровождаться конфискацией всех излишков хлеба, мяса и промтоваров...»[656]42.
Постановление об уголовном преследовании «в каждом из основных хлебозаготовительных районов нескольких кулаков (4–10), располагающих большими запасами хлеба...» – это уже начало массового террора, террора по разнарядке, который в 1930-е гг. станет «операцией», организованной во всесоюзном масштабе с обязательными лимитами на репрессии. Всего несколько лет отделяло это постановление Сибкрайкома ВКП(б) от постановления Политбюро «Об антисоветских элементах» от 2 июля 1937 г., на основании которого местным секретарям и руководителям управлений НКВД предписывалось «взять на учет всех возвратившихся (из мест спецпоселений. – И.П.) на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы, были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД...» [657]43.
Надо думать, что Сталин был удовлетворен заседанием бюро Сибкрайкома 18 января 1928 г. и последующими действиями сибирских властей. «Работники готовы разбиться в лепешку для того, чтобы выправить положение, – сообщал Сталин в шифротелеграмме из Новосибирска в ЦК С. Косиору. И в другой шифротелеграмме: «...здешние партработники взялись за дело с большим рвением и работают по совести, как истые большевики...»[658]44.
Итак, первое, по Сталину, условие – «...крепкая власть» для наступления на крестьянство – в Сибири имелось. Необходимо было также наличие второго условия – «готовности масс поддержать...»
«Операция по кулакам», как называлась кампания против крестьянства в официальных документах, означала не что иное, как развязывание гражданской войны в деревне. Как известно, в мае 1918 г. также «сверху» декретом Совнаркома о продовольственной диктатуре (декрет СНК от 9 мая, декрет ВЦИК и СНК от 13 мая) была развязана беспощадная террористическая война против крестьянской и иной буржуазии, удерживающей у себя излишки хлеба[659]45. В конце 1928 г. Сырцов, говоря о возросшем сопротивлении крестьянства политике власти, признал, что «это и есть реакция кулачества на наше наступление»[660]46. Но для того, чтобы предпринимать такую провокацию «сверху», необходимо было иметь уверенность в том, что почва для
