«Овладеть большевизмом – это не просто быть политически грамотным человеком. Бывает и противник грамотный человек. Следовательно, здесь дело идет о глубоком понимании политических процессов, об умении разглядеть подспудные настроения, о понимании законов классовой борьбы, о понимании наших задач, требующих умения преодолеть трудности, стоящие на своем пути, быть всегда твердым, уверенным, радостно, энергично работающим большевиком»[997]114. Если перевести слова Л. Кагановича со сталинского языка на нормальный, то это будет выглядеть так: «...В тридцатых годах к власти двинулось на место 'правых' бухаринцев и 'левых загибщиков' новое, послеоктябрьское поколение большевиков – аппаратчики ЦК (Маленков, Хрущев, Щербаков, Михайлов, Суслов, Пономаренко, Патоличев, Козлов), «красные директора» предприятий (Булганин, Первухин, Малышев, Тевосян, Сабуров, Ефремов), чекисты (Берия, Багиров, Круглов, Абакумов, Меркулов, Серов), 'академики' и 'красные профессора' (Мехлис, Юдин, Митин, Панкратова), сталинские 'дипломаты' (Громыко, Малик, Смирнов, Зорин, Семенов)... Это новое поколение, свободное от прошлых 'ошибок' и уклонов, без амбиции и без своеволия, исполнительное и преданное, действующее и не рассуждающее, а главное – выросшее тут же на глазах самого Сталина с 'коллективной биографией' – было способно на все, кроме одного – самостоятельного мышления» (выделено мною. – И.П.)[998]115 Именно такие кадры – абсолютно верноподданные – и были нужны Сталину для решения следующих задач.
Подводя итоги рассмотрения механизма сталинской власти, следует еще раз подчеркнуть, что Сталин не был изобретателем этой системы и ее единственным автором. В российских исторических традициях управления и в особенностях большевистской партии уже имелись практически все элементы этого механизма: и назначенство, и секретность, и бутафория власти (со времен «великого князя всея Руси» Симеона Бекбулатовича), и даже конспиративность, которая практиковалась в бандах, в террористических и «экспроприаторских» группах большевиков и эсеров. Сталин не был и единственным инициатором создания такого механизма – осуществлением политики «диктатуры партии» в 1922 – 1923 гг. занимались все тогдашние лидеры партии и работники Секретариата ЦК. Сталину оставалось только способствовать созданию этого механизма и искусно им управлять.
Однако, помимо субъективных способностей, существовали объективные условия появления такого механизма власти. В первую очередь, это: 1) российские традиции взаимоотношения власти и общества, 2) ленинская партия как основа сталинской, 3) «социалистическая», а фактически этатистская революция, в результате которой партия-государство захватила все средства производства общества, 4) техника начала XX в. – электричество, телеграф, телефон. Еще одним объективным, хотя и нематериальным фактором формирования сталинского механизма власти, явилась деморализация российского общества в результате Первой мировой войны, революции и гражданской войны. Искусство Сталина в формировании этого механизма в конечном счете заключалось в том, что он его выпестовал, так как именно такой механизм власти в наибольшей мере соответствовал как его натуре, так и реализации его целей.
Глава V
РЕПРЕССИИ КАК СПОСОБ ДЕЙСТВИЯ СТАЛИНСКОЙ ВЛАСТИ
Жернова нашей революции работают хорошо{5}
1. РАСКРУЧИВАНИЕ СИСТЕМЫ МАССОВОГО НАСИЛИЯ
К настоящему времени издано большое количество разнообразной литературы о репрессиях: воспоминания, документальные публикации, исследовательские работы. Однако после того, как произошло определенное насыщение фактами в этой области, стал особенно ощущаться недостаток концептуального объяснения. Даже документальные публикации при всей их неоспоримой важности не проясняют смысла репрессий, происходивших в 1930-е гг. Найти ответ в официальных документах власти невозможно, потому что она не только не раскрывала мотивов принятия решений, а, наоборот, тщательно маскировала подлинную подоплеку своих действий. В «традиционном-неменяющемся», по выражению М.К. Мамардашвили, российском обществе власть решала свои собственные задачи – «власть ради власти, сама себя обслуживающая и воспроизводящая, а не ”civil service” (общественная служба)»[999]1. Тайный механизм действия сталинской власти способствовал развитию гигантского отчуждения этой власти от народа. Однако такое отчуждение в российском обществе дало обратный эффект – несмотря на огромные лишения и гибель миллионов людей, в обществе отчетливо наблюдалась сакрализация власти. Именно так, как верно заметил историк В.П. Булдаков, «осуществляется утверждение незыблемости властного начала на психологическом уровне», а «всякий человек власти, на совести которого тысячи жертв (в случае со Сталиным – миллионы – И.П.), автоматически перемещается из мира уголовного в сферу исторического величия»[1000]2.
Еще во времена Сталина родилось представление о том, что он не знает о творящемся беззаконии, что все это дело рук местных начальников и прежде всего органов НКВД, которые якобы вышли из-под контроля партийных органов. Сталин не только намеренно поддерживал это представление, но и способствовал его укреплению. В литературе уже не раз говорилось о демонстративном возвеличивании личности наркома внутренних дел Н.И. Ежова и его ведомства в 1937–1938 гг. – он получил все возможные награды и звания, занимал сразу несколько ключевых постов (секретарь ЦК, председатель КПК, нарком внутренних дел, с октября 1937 г. кандидат в члены Политбюро). Именем Ежова назывались города, предприятия, колхозы[1001]3. Такими целенаправленными манипуляциями вокруг фигуры Ежова в сознании народа укреплялась уверенность в его персональной ответственности за все происходящее в стране.
Не случайно, опять-таки по прямому указанию Сталина, был проведен январский 1938 г. пленум ЦК, который принял постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков»[1002]4. Решение этого пленума было широко распропагандировано, в то время как об утвержденном Политбюро через десять дней после пленума, 31 января 1938 г., предложении НКВД о дополнительных разнарядках на репрессии знали лишь те, кому оно было адресовано для исполнения[1003]5. Сталин не только сознательно дезориентировал современников, но и по-своему запутывал будущих историков, когда демонстративно отсутствовал в декабре 1937 г. на торжественном собрании, посвященном 20-летию органов ВЧК – ОГПУ – НКВД, на котором Ежов был «героем дня». Намеренно инициировалось также постановление СНК и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», утвержденное Политбюро 17 ноября 1938 г., когда основная цель массовых репрессий была достигнута. Вслед за этим постановлением в сталинских традициях последовала отставка Ежова – сначала он был перемещен на второстепенную должность наркома водного транспорта, а затем арестован и 4 февраля 1940 г. расстрелян. В результате сталинской пропаганды в сознании народа надолго закрепилось понятие «ежовщина», с которым связывалось объяснение репрессий 1937-1938 гг.
Однако человека, живущего в начале XXI в., вряд ли удовлетворят и более современные объяснения: что репрессии были осуществлением злой воли Сталина, уничтожавшего своих политических противников с целью укрепления режима личной власти, или результатом его патологической подозрительности, или что репрессии – неотъемлемая часть жестокого политического режима. Недостаточен также вывод о том, что «для поддержания всякой авторитарной политической системы, равно как и всякой системы административно-директивного хозяйствования, нужна... своего рода 'подсистема страха'»
