чем низкие ноты работы подневольной, забот о забытом, любви сквозь зевоту. Потому я пою и люблю во второй октаве — мне вторую октаву кузнечики певчие ставили, педагог по вокалу возился со средним регистром — не стоит, и звучок ниже среднего, благо, что чисто, потому что мне слух развивали летучие мыши — через тысячу стен телефонный звонок услышу, через тыщу сугробов — шаги. Что касается духа — ничего, кроме голоса. И ничего, кроме слуха. А когда обломилось все то, что подвластно обломам, — нагота стала домом родным. Единственным домом. Кто-кто в теремочке живет? Кто-кто в невысоком живет? Живет в теремочке эмбрион. Тебе он прислал поклон. Le ventre Единственной клеткой, единственной буковкой Е, ее червячком-головастиком, пущенным в плаванье единственной ночью в холщовом алькове, в томле — нье ты началась. Первый месяц в единственной гавани ты тихо сидела. Личинка, почти без лица. Вторая луна, продолжая утробное таинство, прибавила буковку Л, что сложила отца и маму под то одеяло, поставив знак равенства. И третья луна повернулась к планете анфас. И скрыли ее облака, токсикозом гонимы. На лике личинки прорезался маленький глаз и рядом другой, и красивое И между ними. Затем — полнолунье четвертое. Литерой З забилось сердечко на дне акушеркиной трубки. И папа поставил в известность подруг и друзей. И мама оставила моду на узкие юбки. Под пятой луной — вокализ на слова 'Ааа'. Утроба колдует, глухая к советам досужим, в утробе — ЕЛИЗА. 'Элиза! Конечно, она! — вскричал ультразвук, — в головном прилеганьи к тому же!' И дальше пошло как по маслу — и В вам, и Е, и ручки, и ножки, и много локтей и коленок, которые били ключом, да не по голове, и землетряслись перекрытия маминых стенок. Осталось нам ТА, пара месяцев, отпуск-декрет, последние приготовления — ногти, ресницы — и из тьмы появилась на свет, и Елизавета из тьмы появилась на свет!.. А мне оставалось одно — родив, возродиться. Le sain О эрогенная зона, закрытая для критики бюстгальтером (обхват — 72, полнота третья), собой закрывающая амбразуру твоего одиночества, о чудо барочного выпукло-плавного зодчества, живая картинка дыханья и сбоев в дыхании, когда ты играешь со мною в одно касание, o sain, o mamelle, o tetin… Дышу пока, душа не забудет пришествия молока. Молоко приходит из-под мышек, вламываясь, будто в дверь ногой, и, напуганная, грудь не дышит, и танцуют плечи слово 'ой'. Темен путь молочных рек грунтовых. О иконописная тоска — половодье возле сердца!.. Снова вытолкнута пробочка соска. L`esprit Линия судьбы моей — линия от пупка и ниже сангиной прочерченная создателем моим, чтобы не ошибиться в симметрии соцветий-яичников и других элементов премудрой моей утробы. Проследив ее вниз по лобку, доберешься до центра вещества моего… Погоди, я теряю дар речи…
