Саша подошла к Герде, погладила ее, утешая, и тоже заплакала. Солнце обнял и Сашу. И обе поверили, что он один сможет защитить их обеих, помочь и сделать так, чтобы дурной сон стал дурным сном.
– Я что-нибудь придумаю, – твердо сказал Солнце.
– Правда? – подняла заплаканные глаза Герда.
– Иди домой и жди, – распорядился Солнце.
– Чего ждать?! – высвободилась из его рук Герда.
– Не чего, а кого. Хуана и ребят.
– Что ты собираешься делать? – шмыгнула носом Герда, вытерла мокрые от слез щеки.
Солнце молча улыбнулся и спросил Сашу как ни в чем не бывало:
– Составишь мне компанию?
Саша и Герда озадаченно переглянулись, и Саша молча кивнула.
Кореец стоял у окошка кассы, тщетно пытаясь обаять кассиршу:
– Девушка, милая моя, а может быть, все-таки поближе к Москве есть какой-то билетик?
Кассирша отвечала через громкоговоритель, и ее голос разносился по автобусной станции:
– Я же вам объясняю, мужчина! Нету билетов!
На ее крик оглянулся дядечка, загружающий корзины с фруктами в автобус.
Удрученный Кореец отошел от кассы. Навстречу ему шла импозантная дама с высокой прической – та самая, из поезда. В руках у нее болезненно желтел букет встрепанных хризантем. Кореец узнал даму, кивнул вежливо, даже немного заискивающе. Дама холодно улыбнулась одними губами. Поравнявшись с Корейцем, она оступилась и уронила букет.
– Извините, – почему-то сказал Кореец и наклонился поднять цветы. В ту же секунду на площадь автовокзала выехала номенклатурная «Волга» с патриархальными занавесочками на окнах, а с другой стороны появился кагэбэшник, ехавший в поезде, по виду – обычный отдыхающий с газеткой в руке. Так что, когда Кореец поднял букет и подал даме, «Волга» была рядом с ним. Дверцы машины распахнулись, кагэбэшник отшвырнул газету, его коллега выскочил из машины. Вдвоем молниеносным движением они скрутили руки Корейца и запихнули его в автомобиль.
«Волга» взревела, дымнула выхлопными газами и уехала с площади. Занавесочки на заднем окне бурно заколыхались.
Дядечка, грузивший фрукты, оторопело посмотрел вслед «Волге», но, поймав на себе строгий взгляд дамы-кагэбэшницы, поспешно залез в автобус.
Дама деловито поправила костюм и невозмутимо удалилась с площади.
А в машине Кореец бился в стальных руках кагэбэшников:
– Что вы себе позволяете?! Вы не имеете права!
Жестокий и четкий удар кагэбэшника заставил его замолчать. Голова Корейца безжизненно поникла.
Солнце и Саша ехали в кабине грузовика, тяжело взбирающегося по горному серпантину. Саша разглядывала многочисленных моргающих красоток на панели машины. Бравый водитель в майке- тельняшке не умолкал:
– Вот говорят: сфинксы, сфинксы!
– Какие сфинксы? – удивилась Саша.
– Египетские, – пояснил водитель. – Видал я ваших сфинксов, когда Асуанскую плотину строили. Ничего особенного. Кстати, будем знакомы. Березкин, троеборец.
Не отрывая взгляда от дороги, он протянул Солнцу руку для пожатия.
– Очень приятно, – ответил Солнце. – Осинкин. Биатлонист.
Саша хихикнула, а водитель продолжил:
– Да! А стенку когда в Берлине строили для защиты от капитализма! Ох, выпивали! Кирпичик за кирпичиком, полтинничек за полтинничком!
Водитель покосился на Сашу и счел нужным оправдаться:
– Но редко. В исключительных случаях. А в Индии, когда электростанцию строили...
Из приемника доносилось задушевное «Ромашки спрятались, поникли лютики...». Водитель расплылся в умиленной улыбке, стал вдохновенно подпевать.
Солнце легонько подул Саше в шею. Она улыбнулась, потерла шею рукой, ласково заглянув ему в глаза.
Грузовик подпрыгнул на кочке. Эфир зашипел и вдруг заговорил знакомым уже хриплым голосом:
– А-я опять с вами, бразерс энд систерс! Стречайте, Баба Беда! А-сейчас слушаем психоделического бога всех времен и народов Джима Моррисона!
Послышались вступительные аккорды. Водитель сплюнул с досадой:
– Какую песню испортили! Хулиганье!
Он стал крутить ручку приемника, но «Ромашки» не возвращались. Водитель сердито выключил радио и снова ушел в воспоминания:
– Вот вы говорите...
Но Солнце решительно прервал:
– Ни в коем случае!
– Что ни в коем случае? – растерялся водитель.
– А что я говорю? – невозмутимо спросил Солнце.
Водитель покачал головой, снова включил приемник. Пел Моррисон.
Саша озиралась в фойе номенклатурного Дома отдыха – с росписью по потолку, красными коврами и пальмами в кадках. Она вопросительно посмотрела на Солнце, спросила тихонько:
– А что мы здесь делаем?
Но Солнце, как всегда, только загадочно улыбался.
Портье – строгая, внушительных размеров дама с пергидрольной «халой» на голове – подозрительно смерила их взглядом.
– К кому? – грозно преградила она дорогу к лестнице.
– Адмирал Карелин в каком номере остановился? – спросил Солнце.
Саша исподтишка изумленно глянула на Солнце.
Портье, не отвечая и не спуская глаз с Солнца, подняла трубку внутреннего телефона:
– Алексей Иванович, тут к вам молодежь... Нет, не курсанты... В джинсах... Слушаюсь.
Положив трубку, портье расплылась в наиумильнейшей улыбке и гостеприимно взмахнула рукой:
– Проходите, пожалуйста! Второй этаж, третий номер. Может, кофейку принести?..
Дверь номера открылась, и крепкий, с чуть поседевшими висками видный мужчина в адмиральской форме без кителя бросился к Солнцу:
– Как ты меня нашел?
– В газете прочитал, – спокойно сказал Солнце.
– Ну, проходите, проходите! – Адмирал мельком глянул на Сашу, но она догадалась, что, очевидно, он ее и не заметил толком. Не она была важна ему – только Солнце.
Вошли в номер. Саша несмело присела на краешек стула. На спинке висел адмиральский китель.
Глянув на Сашу, Солнце вышел на балкон. Адмирал поспешил за ним.
– Ты... Ты образумился наконец? – пытаясь совместить радость, которая рождалась сама, и строгость, которую он считал нужным выразить, бормотал адмирал. – Я так рад, что ты все-таки пришел...
Солнце перебил его:
– Папа, мне нужна твоя помощь.
– Да-да, я понимаю, – закивал адмирал. – Мы можем прямо завтра вылететь к профессору Немчинову...
– Я не о том, – снова перебил Солнце. – Мои друзья попали в беду. Если ты поручишься, их отпустят.
Отец пристально вгляделся в лицо Солнца:
– Ты же никогда ни о чем не просишь меня!
Солнце усмехнулся:
– Надо же когда-то начинать.
