приятный, знакомый каждому сталкеру звук реальной работы Нобелевской премии. Затем отвинтил крышку фляги со спиртом. Следовало, конечно, заняться раной, но она не кровоточила и почти не болела. Док по опыту знал — рана подождет, а от соблазна поесть после трехдневной голодовки удержаться не мог.
— Что ж, еще раз спасибо тебе, Хомяк, спасибо за все, что ты для меня сделал, и царствие тебе небесное. — Он сделал большой обжигающий глоток. Щедрая слеза оросила глаза и дыхание перехватило, но то было приятное ощущение. Док выхватил из-за левого голенища старорежимного кирзового сапога алюминиевую ложку и жадно врубился в горячую тушенку.
Невероятно, но он совсем забыл о химере. А она безмятежно почивала в своем углу. Док знал, что она спит. Желтые пятна глаз потухли, черная масса в углу словно застыла. Ни намека на дыхание или храп.
«Эх, скотина, всадить бы тебе гранату из подствольника в бочину», — совершенно незлобиво подумал он. Странно, но сейчас он не испытывал к твари никаких чувств: ни злобы, ни ненависти, ни благодарности. Ничего. А вот долгожданное ощущение покоя вдруг пришло. Сладкое и томное, словно в колыбельке под ласковой рукой любящей и нежной мамы.
«Нужно перевязать рану. — Док стряхнул оцепенение. — Потом уж поспим».
Он расстегнул молнию комбинезона, осторожно вытянул из бронированной кевларовой скорлупы раненую руку. Лезвием распорол снизу доверху рукав хб-рубахи. Осмотрел рану. Как и предполагал, ничего серьезного. Кость не задета, пуля прошла в сантиметре от плечевой артерии. Это главное. Если бы повредило плечевую артерию, он бы сюда не дошел. Даже если бы наложил жгут и дошел, что дальше? Наложить зажим на артерию и ждать, пока рука отвалится? Лучше пулю в висок или вот… химера. Крови из мелких сосудов натекло, конечно, с литр, может, больше. Но это не летальная кровопотеря. Ранение сквозное. А если бы не сквозное? Ерунда.
Это только в дебильных боевиках главное — достать пулю, и проблема решена. В жизни и в реальной полевой хирургии все по-другому. Страшна не сама пуля, а разрушения, которые она наносит на своем пути. А пуля — дура. Угнездилась в тканях — ну и пусть себе сидит. Попытка достать такую дуру приносит подчас больше вреда, чем сама пуля. К тому же в тканях, где застряла пуля, не развивается нагноение. Так что с раной можно вообще ничего не делать. Но все-таки…
Док достал из аптечки пакет с губкой. Эта универсальная губка и кровь останавливала, и обезболивала, и микробов убивала. И при этом сама растворялась. Стиснув зубы, он зондом запихнул ее в раневой канал. Так спокойнее. Потом аккуратно протер рану и всю руку салфеткой со спиртом, сунул обратно в рукав комбинезона, застегнул молнию. Еще раз приложился к горлышку фляги, запил спирт водой и безмятежно улегся на правый бок. «Темно, тепло, и мухи не кусают», — подумал напоследок и провалился в черную бездну блаженного сна без сновидений.
Своды зала терялись в голубоватой вышине. Почти небо — только искусственное небо, без облаков, которые так причудливо и необъяснимо трансформируются, ежеминутно и ежесекундно превращаясь в лица и фигуры. Лица и фигуры людей, животных…
Может, и правда, что облака — это души. Души, мгновение назад навсегда отлетевшие в бесконечное небо, и теперь с недосягаемой и несоразмерной для человеческого разума вышины беспристрастно созерцают дела и греховные делишки люда земного. Созерцают… наблюдают… осуждают… одобряют… Но никак не могут вмешаться в процесс по причине своей эфемерности и небесного происхождения.
Понятно, что и тучи, мрачные и грозные, словно Божье предупреждение, в этом небе не собирались. Самое обидное — непонятно, для кого обидное, — что никогда и никто в этом искусственном небе не зажигал звезд. Значит, не нужно это никому. И правда, существа, которые собрались под сводами искусственного неба, не нуждались ни в звездах, ни в облаках и тучах. Может, оттого что ни один ученый не взял бы на себя смелость достоверно определить происхождение этих существ. Земное ли, космическое? Впрочем, земное, точно земное. Космос не может существовать без звезд.
Семь контролеров, одинаковых, словно однояйцовые близнецы, расселись полукругом на идеально квадратных плитах черного мрамора. У каждого в ногах возлежала химера — семь абсолютно черных химер, страшных в своем безмолвном покое и неподвижности. Безмолвствовали и контролеры. И никакому обычному, земному человеку — если бы он мог наблюдать собрание странного конклава — и в голову не пришло бы, что самые ужасные порождения Зоны спорят. Ибо не дано смертному услышать язык, на котором общались избранные. Да и никакой прибор его бы не уловил. Между тем спор шел яростный и непримиримый. И мысли, словно клинки шпаг, скрещивались, переплетались, отскакивали, вновь атаковали, устремляя острие свое в невидимого противника.
— Я не верю, что человек может решить проблему Зоны, — человеческий разум слишком слаб.
— Но кто, кроме человека, в состоянии ее решить?
— Разве мы, контролеры, сами не можем разобраться?
— Нет, скажем откровенно, не можем.
— Но почему ты выбрал именно этого человека?
— Я сканировал его разум. Он незаурядный человек, он может справиться…
— Да, ты прав, я тоже читала его мысли: он сильный человек, он может справиться…
— Тебя, химера, пока никто не спрашивал.
— А я не собираюсь ждать, пока меня спросят. Я имею здесь право слова — как и каждая из нас, химер.
— Лично я против того, чтобы человек вмешивался в наши дела.
— А как, скажи на милость, ты собираешься остановить войну, которую люди ведут против нас?
— Они всегда любили войну, и всегда кто-то побеждал, а кто-то проигрывал.
— Да, но сейчас они воюют с нами, и я не хочу проигрывать.
— Я тоже не хочу.
— И мы ничего не можем противопоставить их бронированным машинам и самолетам.
— Неужели мы настолько слабы, что готовы сдаться и вверить наши судьбы жалкому человечишке?
— Мы не слабы, и мы победим — разумом.
— И потом, мы не вверяем судьбы человеку. Мы просто используем человека и сами будем им управлять.
— Если не зомбировать его разум, управлять этим человеком будет трудно.
— Химера права. Но если мы превратим его в зомби, он не сможет выполнить возложенную на него миссию.
— Что же ты предлагаешь?
— Мы будем направлять человека и помогать ему.
— Согласен.
— А я — нет.
— Будем решать большинством…
— Решено: мы используем человека. Химера будет помогать ему и станет посредником между нами и человеком. Как там его зовут?
— Док.
ГЛАВА 4
— Что ж, пора и честь знать. — Док поднял тяжелый рюкзак, перекинул его за спину, поерзал, притираясь к ноше. — Я ухожу.
«Уходи», — совершенно явственно услышал он в своей голове, словно химера произнесла слова вслух, а дальше, «на кочуме», размыто и неясно: «Если сможешь».
Поразительно, но за двое суток пребывания в логове химеры между ними наладилась телепатическая связь. Вернее, подобие ее — обрывки мыслей, слов, призрачных и далеких, химеричных, как и сама химера. Как и почему? Док не знал. Пока не задумывался над сутью явления. Собственно, эти двое суток он только и делал, что ел, пил и спал. Ел, пил и спал. На большее, даже на мысли, силенок не хватало.
Химера не мешала этому приятному, если честно, времяпрепровождению. Приятному потому, что за
