которым беседовали блюстители порядка.
– Ай-ай-ай! Я и не подозревала, что вы занимаетесь политикой.
– Мы? Политикой? – удивился Мануэль.
– Кто же еще? Вы ведь преследуете врагов режима, которые ведут пропаганду среди мертвецов.
– Ну и женщина! Ничего от нее не скроешь! – воскликнул дон Лотарио.
– Так, значит, Мануэль, и среди мертвецов есть антифранкисты!.. Опять едут эти горлопаны из жандармерии.
Мимо кондитерской проехала жандармская машина, из которой доносились настойчивые призывы:
«Всех, кто пятнадцатого числа сего месяца видел после шести часов вечера Антонио Барандиарана, просим сообщить об этом инспектору общего полицейского корпуса, который находится в полицейском участке в здании аюнтамиенто…»
И тут же из мегафона вырвалось: «Осторожнее, черт подери! Ты меня обожжешь!»
– Так тебе и надо, – сказала Росио, – нечего курить в машине… Ладно, пойду займусь своими делами. А ты, Мануэль, не вешай носа… Скоро этот недоумок губернатор слетит со своего поста и мы справим по нему тризну века.
– Иди, иди. С каждым днем у тебя все меньше юмора и все больше тела.
– Что касается юмора, возможно, но тела…
– Как жаль, Мануэль, что с годами мы так сдаем.
Плиний посмотрел на Росио.
– Да, вы правы, бедняжка сильно располнела.
– Годы берут свое, Мануэль.
– А ведь мы знали ее стройной красавицей… Юмора у нее и сейчас хоть отбавляй.
– К тому же она всегда относилась к нам не хуже, чем к собственным родителям.
Они обменялись взглядами и, закурив сигареты, принялись окуривать друг друга, так как стояли лицом к лицу, облокотившись на узкий столик.
В эту минуту в кондитерскую вошел инспектор Мансилья и оглядел помещение. Вид у него был весьма озабоченный.
– А вот и наш друг Мансилья, Мануэль.
– Явился с утра пораньше.
– С тех пор как им стали платить надбавку к жалованью, они из кожи лезут вон, проявляя свое рвение.
– Что это вы так рано, Мансилья?
– Мне ничего другого не оставалось. Дело приобретает общенациональный характер. Из Мадрида сообщили, что сегодня во всех утренних газетах и по радио объявлено о похищении дона Антонио.
– Похищении?
– Скорее всего его похитили… Он ведь из правых.
– И на него заявила свои права ГРАПО?[13]
– Не исключено, дон Лотарио.
– Лучше бы нас не видели здесь вместе, Мансилья.
– Какая разница, Мануэль! В одной из газет уже было официально заявлено, что вы занимаетесь расследованием вместе с нами, как «крупный специалист в в этой области и превосходный знаток жителей Томельосо».
– Неужели? Вот как они заговорили! Кстати, кто-нибудь уже приходил к вам в аюнтамиенто из тех, кто видел дона Антонино в тот вечер?
– Пока всего двое или трое, но они не сообщили ничего нового. Надеюсь, сегодня число свидетелей приумножится. Я попросил Малесу записывать самым тщательным образом все показания. Может, нам удастся потом что-нибудь почерпнуть из них.
– Поскольку сегодня утром я не намерен покидать своего кабинета, я ему помогу.
– Было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы помогли капралу.
Мансилья настоял на том, что расплатится за всех, и они втроем направились к выходу.
– Привет сеньору Мануэлю и всей честной компании! – крикнула им вдогонку кондитерша.
Дону Лотарио нужно было идти к себе в ветеринарную лечебницу. Прощаясь на площади с инспектором и комиссаром, он знаком дал понять Мануэлю, что позвонит нотариусу по телефону.
Едва Мансилья и Плиний переступили порог кабинета, как явился Малеса с показаниями очевидцев. Плиний просмотрел записи: доктора видели либо в казино, либо прогуливающимся с нотариусом по площади, либо выходящим из дома больного, у которого он был с визитом.
Плиний передал записи инспектору, и Мансилья прочел их без особой охоты.
Зазвонил телефон, Мануэль снял трубку, минуту послушал и передал ее Мансилье.
