совершенно не нравилось Ортмару.
Ганцвар был человеком до мозга костей, типичным представителем своей расы, высокомерным и подлым. Но он хорошо платил, поэтому Ортмар не смог позволить себе отказать ему, когда Ганцвар дал первое поручение.
Ортмар очень хорошо помнил тот день. Это было вскоре после выпуска из школы Ануила, когда стало известно, что далеко не все ученики, которых обучают кузнечному делу, работают в кузне. Далеко на востоке люди открыли богатые залежи руды, начали их разрабатывать и ковать собственное оружие — жалкое подобие, по качеству ни в коей мере не сопоставимое с остротой и качеством клинков карликов. Но кого это волновало? Меч есть меч. А кто его делал, в те неспокойные времена не интересовало никого, и если он был не так остер и прекрасен, как лезвие, сделанное карликами, то этот недостаток с лихвой компенсировался низкой ценой. Снабжать оружием нужно было целые армии, и стоимость при этом была важнее качества сплава и изящества, с которым меч рассекал плоть и кости.
Поэтому Ортмару не оставалось ничего иного, кроме как порвать с фамильной традицией, бросить кузнечное ремесло и заняться другой профессией. На протяжении нескольких месяцев он подвизался наемником в одной из восточных армий, а потом свел знакомство с Мурилом Ганцваром. Купец из приграничного горда Сундарила предложил поработать на него: нужно было перевезти на восток через Острые горы несколько бочонков эльфийского нектара, странным образом очутившиеся в руках Ганцвара, — конечно же, не привлекая при этом внимания эльфов. Из-за бедности Ортмар фон Бут согласился, и, используя свои знания о тайных тропах и штольнях своего народа, он выполнил поручение и получил хорошие деньги — лучшие, чем плата наемника, и почти такие же хорошие, как заработок кузнеца.
С тех пор Ортмар стал заниматься контрабандой, не только для Ганцвара, но и для всякого, кто готов был заплатить за услуги соответствующую цену. Дела шли хорошо. В такие времена, когда каждый думает только о себе, когда кровавые сражения становятся нормой и мир готов рухнуть, люди, казалось, испытывали особую потребность в контрабандных товарах — будь то эльфийские напитки с юга, черный лотос с востока или оружие, которым можно изрубить в капусту друг друга и всех соседей. Когда-то эльфы бдительно следили за тем, чтобы никто не занимался запрещенным товаром, подняли пошлину и контролировали все границы. Но с тех пор как этот мир перестал быть им интересен, остальные народы принялись творить что хотели — и для дела Ортмара это было выгодно.
Угрызения совести карлик перестал испытывать давным-давно. В конце-концов, он не единственный представитель своего народа, который зарабатывает на жизнь контрабандой. Если не он, то кто-нибудь другой. Если люди, орки, карлики и гномы берут друг друга за глотку и разбивают друг другу головы, то виноват в этом не Ортмар. Просто он оказался достаточно хитер, чтобы извлекать из этого пользу для себя. За один только прошлый месяц он заработал больше, чем за весь прошлый год. Если так пойдет и дальше, то скоро можно будет попрощаться с контрабандой и вернуться в родные края. При условии, что он и впредь будет осторожен и бдителен…
Внезапно предводителя контрабандистов отвлекли от размышлений. Он вдруг остановился, огляделся и понял вверх правую руку, сжимавшую секиру. Караван повозок остановился.
— Что случилось, Ортмар? — поинтересовался Талин, его доверенное лицо и заместитель (насколько контрабандисты вообще могут кому-либо доверять).
— Не знаю. — Ортмар выплюнул жвачку; то, что половина при этом застряла у него в бороде, его не волновало. — На миг мне показалось, будто я что-то почуял.
— Что же?
— Плесень. Гниль. — Глаза Ортмара блеснули. — Я почуял вонь орков.
— Орков? — Одно упоминание о заклятых врагах карликов заставило Талина схватиться за короткий меч. — Где они?
— Хотел бы я знать. — Ортмар поднял фонарь и осветил штольню. — Здесь их быть не может, иначе мы давно бы их обнаружили.
— Вероятно, ты ошибся, — осторожно заметил Талин. — Ты устал и вымотался, Ортмар, так же, как и мы все. Долгий марш вверх по Ледяной реке подточил твои силы.
— Возможно, — кивнул Ортмар. — Хотя на долю секунды я был совершенно уверен…
Он еще раз оглядел запряженные быками повозки, доверху нагруженные оружием, предназначенным для северного народа. Затем сделал знак продолжать путь. Щелкнули кнуты погонщиков, быки налегли на упряжь, и тяжелые повозки снова пришли в движение. Ортмар фон Бут наморщил свой нос, похожий на картофелину, когда повозки прокатились мимо него, но на этот раз не почуял ничего подозрительного. Единственное, что уловил его чувствительный нос, — это вонь бычьего помета и терпкий, кисловатый запах подземелья.
Покачав головой, предводитель контрабандистов снова возглавил караван и двинулся вперед. Пересечь Северный вал всего за два дня было довольно трудно, но в целом выполнимо — если идти день и ночь. Здесь, внизу, было совершенно не важно, какое наверху время суток, сияет ли солнце или светит луна. Если постоянно тупо переставлять ноги, то карлики смогут пройти горы всего за два дня, а на утро третьего выйти в Белой пустыне.
До тех пор остановок не будет; люди Ортмара привыкли к долгим маршам, короткие ноги несли их даже во сне, если так было нужно. Всего их в банде насчитывалось два десятка и трое — карликов вроде Ортмара, которым нечего было терять: воины, бывшие камнетесы, кузнецы и архитекторы. Империя карликов приходила в упадок, их услуги больше никому не были нужны, а серебра и золота в горах почти не осталось. Поэтому представители искусного народа занимались тем, что подсказывал им здравый смысл: они сколачивали капитал из хаоса, царившего повсюду. О том, что сказали бы об их сегодняшнем ремесле славные предки, ни один из контрабандистов даже думать не хотел.
Они молча двигались по туннелю, пробитому в скалах невероятно много лет назад, когда мир был молод, а деяния — велики и славны. Они уверенно шагали вперед, подгоняя быков. Когда животные стали проявлять первые признаки усталости, Ортмар позволил им отдохнуть и дал немного сена. Потом отряд снова тронулся в путь, не обращая ни малейшего внимания на время, все дальше проникая в глубины мира.
По обычаю, когда карлики идут по заброшенным штольням, они поют песни — низкие голоса, монотонно тянущие в бороды речитативом о своих древних властителях и героях. Ортмару это казалось жестокой насмешкой, но он не запрещал своим людям петь. С давних пор карлики песнями прогоняли страх перед темнотой и глубиной, и Ортмар то и дело ловил себя на том, что вспоминает ту или иную строфу — как с песней о Грутине Проклятом, который в жадности своей копал слишком глубоко и встретился с орком:
