становилась все более изысканной и дорогой. К обеду следующего дня контрразведка доложила, что жилые помещения очищены от многочисленных радиоловушек, микрофонов и других аппаратов „длинноносых рабов“. С базы на северной части континента был вызван „Канопус“, чтобы доставить обстановку для проконсульства, в том числе множество различных бытовых роботов. Штат смотрителей, о котором упоминал Чмидд, составил пятьсот человек.
— И что мы будем с ними делать? — поинтересовался Эрскилл. — Существует определенный лимит на оплату обслуживающего персонала, мы не можем содержать пятьсот лишних слуг. Распорядитель, дюжина помощников, несколько операторов для роботов, когда мы их обучим, но пятьсот человек…
— Пусть Жорж этим займется, — предложил Треваньон. — Управление по раскрепощению для того и создано, чтобы находить занятие для освобожденных рабов? Просто увольте их и отправьте к Кажику.
Кажик быстро внес имена освобожденных в платежную ведомость своего управления. Он был занят сверх меры. В его ведении находились лучшие специалисты-математики, некоторые из них даже умели пользоваться логарифмической линейкой, но, как констатировали эксперты Эрскилла, ни один из них не мог подать дельной идеи. Кажик организовал также следственную службу и начал присоединять к ней частные охранные подразделения экс-Повелителей, преобразовывая их в силы полиции.
Работы в Астрагонии были остановлены. Михаилу Эчхафару выдали программу нормирования и очередности консервирования запасов плутония и ядерных изотопов. Он решил, что впредь ядерное сырье надо продавать, а не снабжать им бесплатно. Он просто узнал рыночную цену на Одине, перевел ее в стеллары и принял за основу. Это была базовая стоимость. Дополнительно цена могла включать взятки за очередность, комиссионные подчиненным и подкуп свободных распорядителей экс-Повелителей, приобретающих материалы. Последние могли не беспокоиться, так как никто из них об этом и не знал.
Заседание Совета было отложено до очередного праздника в честь середины года, продолжающегося восемь суток; оставшиеся триста пятьдесят составляли десять месяцев по тридцать пять дней. Граф Эрскилл был рад отсрочке. Он работал над конституцией Всенародного государства Адитья и очень мало преуспел.
— Это одна из самых продуманных, взвешенных и сбалансированных конституций, — докладывал Лэнзи Дежбренд. — Начнем с того, что за основу взята конституция Атона с заменой монархического права наследования на систему президентских выборов. Разумеется, в ней много пустых фраз, внесенных радикальными демократами Атона. Ни Чмидпу, ни Хоужету, ни другим рабам-распорядителям она не нравится.
— Хлопните себя по губам и пять раз повторите: „свободные граждане“!
— Чудак-человек! — возразил Лэнзи Треваньону, игнорируя субординацию. — Когда я вижу раба, я знаю, что это раб. Раб остается рабом, есть у него ожерелье или нет. Пусть он не носит его на шее, в душе он раб. Нужно не меньше трех поколений, чтобы стереть эту отметину.
— Я чувствую, что граф Эрскилл… — начал Треваньон, — чем еще занимается наш проконсул?
— Боюсь, он пытается разработать схему для комплексной национализации сельского хозяйства, фабрик, транспортной системы — в общем, всей системы производства и распределения.
— Пусть он не пытается делать это самостоятельно, вы поняли?! — Треваньон заметил резкость своих слов и сменил тон. — Он не должен делать этого, пользуясь авторитетом Империи и силой десантников. Во всяком случае, пока я здесь. А когда мы вернемся на Один, я думаю, Вэнн Шатрек нас поддержит.
— Верно, Всенародное государство должны создавать сами адитьянцы. Чмидд, Хоужет, Жаннар — все этого хотят. Эрскилл стремится действовать законно и легально. Значит, ему придется ждать праздника в честь середины года, когда состоится заседание Совета и сможет утвердить конституцию. К тому времени он ее напишет.
Вэнн Шатрек выслал пару истребителей, чтобы исследовать спутники Адитьи. Их было два. Внешний, Адитья-Ба, представлял собой глыбу горной породы замысловатой формы, миль пятьдесят в диаметре. Он был едва заметен невооруженным взглядом. Внутренний, Адитья-Алиф, имел почти восемьсот миль в диаметре. Когда-то здесь находились база и судоверфь. Спутник был заброшен, когда под гнетом системы рабовладения на Адитье угасла экономика. Основные сооружения сохранились. Выглядели они скверно, но подлежали ремонту. Шатрек отправил всех специалистов „Мицара“, кого только смог освободить, ремонтировать судоверфь и раскапывать подземный город, чтобы сателлит можно было опять использовать как базу для кораблей. Он решил, что отправит „Ирму“ на Один с докладом об аннексии Адитьи, предложением использовать Адитью-Алиф в качестве постоянной имперской военной базы и просьбой о дополнительных силах десантников.
Князь Треваньон передал собственное сообщение. Описывая ситуацию на только что занятой планете, он не делал ничего, чтобы скрасить проблемы, стоящие перед проконсулом.
„Граф Эрскилл, — закончил он, — делает все возможное в обстоятельствах, от которых я намеренно уклоняюсь. Полагаю, юношеский идеализм весьма ценен в искусстве управления, если только он не приведет к эксцессам.
Мне известно, что коммодор Шатрек, которому тоже приходится разрешать весьма сложные проблемы, просит прислать дополнительные силы десантников. Считаю эту просьбу достаточно обоснованной и рекомендую выслать их поскорей. Я знаком также с его рекомендацией о создании постоянной военной базы на одном из спутников этой планеты и безоговорочно поддерживаю данный проект. Наиболее благотворно это повлияет на местное правительство. В дальнейшем я бы рекомендовал коммодора Шатрека на пост главнокомандующего Адитьи с соответствующими полномочиями. Он давно это заслужил“.
Эрскилл был удивлен, что Треваньон не вернулся на Один на истребителе, и откровенно волновался. О чем и сказал во время предобеденного коктейля.
— Я знаю, моя работа здесь закончилась в тот момент, когда Совет проголосовал за признание руководящей роли Империи, — ответил Треваньон. — Тем не менее решил остаться до праздника. На заседании Совет проголосует за вашу конституцию, и я буду рад возможности сообщить об этом премьер- министру. Кстати, как она продвигается?
— Пока только грубые наброски. Я не слишком беспокоюсь о ней, главные энтузиасты — граждане Хоужет, Чмидд, Жаннар и другие, ведь, кроме всего прочего, им по ней жить. Сословие Повелителей будет представлено в общем порядке. Свободные граждане будут избирать представителей в региональные избирательные органы, те, в свою очередь, — в центральные. Центральный Совет изберет верховные законодательные органы. В их функции войдет не только законотворчество, но и избрание председателя верховного Совета, который назначит руководителей управлений, а те выберут себе подчиненных.
Мне это не нравится. Недостаточно демократично. Голосование должно быть прямым. Но что делать, — недовольно добавил он, — им нужно время, чтобы научиться демократии. — Граф впервые высказал и признал этот факт. — Это будет конституционный орган с полномочиями на пять лет, потом они составят новую конституцию.
— А как с Советом Повелителей? Не думаете же вы, что они проголосуют за то, чтобы их выбросили за борт?
— В этой конституции мы защищаем Совет Повелителей, но он уже не имеет большой силы. Через пять лет мы избавимся от него окончательно. Вы ведь не собираетесь этому противодействовать? Не посоветуете бывшим Повелителям голосовать против, когда придет время?
— Конечно, нет. Я думаю, что ваша конституция — то есть Чмидда и Хоужета — строго говоря, политическое бедствие. Но она обеспечит некоторую стабильность. А это единственное, что имеет значение с имперской точки зрения. Государственный деятель Империи должен всегда остерегаться проявления симпатий к местным фракциям и интересам. И мне кажется, нет планеты, на которой я был бы более защищен от подобных искушений. Если господа Повелители хотят голосовать за то, чтобы им перерезали глотки, — мое им полное на то благословение!
Если бы он желал закончить все это театральным жестом, ему следовало бы послать за водой и умыть руки. Образно говоря, он так и сделал. Впоследствии князь наблюдал за адитьянскими событиями как зритель за надоедливым и глупым шоу — раз уж не на что больше смотреть. И мечтал о возможности вернуться на Один.
Премьер-министр между тем имел право на полный и беспристрастный доклад графа Эрскилла с этого
